В ноябре 2004 года Институт Европы РАН совместно с Институтом стратегических оценок и анализа и Международным Центром Черноморских исследований (Афины) провели международную конференцию, посвященную проблемам Средиземноморско-Черноморского региона.
     В первой части рассматривались политические и социально-экономические проблемы государств Юго-Восточной Европы и Южного Кавказа. Особое внимание было уделено проблемам сотрудничества в сфере обеспечения безопасности, этнополитическим конфликтам как фактору нестабильности на южных рубежах России и Европы.
     Во второй части обсуждались перспективы активизации сотрудничества стран, входящих в Организацию Черноморского экономического сотрудничество (О ЧЭС).
В работе конференции приняли участие видные российские и зарубежные ученые, представители посольств, МИД РФ.
     Ниже в сокращенном виде публикуется стенограмма конференции.

Часть I
ЮГО-ВОСТОЧНАЯ ЕВРОПА И ЮЖНЫЙ КАВКАЗ

Н. П. Шмелев, академик РАН, директор Института Европы.
Сегодня трудно придумать более острую, более актуальную и более необходимую для обсуждения тему, чем тема нашей встречи. В Средиземноморско-Черноморском регионе пересекаются все крупнейшие проблемы современности - как негативные, так и позитивные.
Если суждено сбыться пророчеству С. Хантингтона о грядущем столкновении цивилизаций, то это произойдет в этом регионе. Если суждено миру преодолеть эти трудности, а пути преодоления различны, в том числе и проект "Большого Ближнего Востока", то это тоже начнется отсюда. Если суждено осуществиться европейским амбициям, то старая, мудрая Европа со своей склонностью к компромиссам и попыткам утихомирить любые конфликты методами экономического и культурного влияния попытается осуществить их также в этом регионе.
Пока еще не известно, сумеет ли Европейское сообщество "переварить" 10 новых членов, а там на очереди взрывоопасные Балканы и такой по-своему цельный организм, как Турция. И если учесть еще амбиции некоторых постсоветских государств, то центробежные силы изнутри могут развалить Европейское сообщество, начиная именно с этого региона.
Если суждено осуществиться новым столкновениям и подрыву антитеррористической коалиции, то это произойдет из-за столкновений интересов России, Соединенных Штатов и, с моей точки зрения, излишне амбициозных устремлений Евросоюза именно в регионе Кавказа и Каспия.

В. А. Гусейнов, директор Института стратегических оценок и анализа, главный редактор журнала "Вестник аналитики".
Процессы, которые происходят на Ближнем и Среднем Востоке, оказывают непосредственное влияние на стабильность и безопасность стран Средиземноморско-Черноморского региона (СЧР), являются для них источником многих угроз, поставщиком неприемлемых для цивилизованного мира радикальных течений и идеологий. Непосредственно затрагивает интересы стран СЧР и та политика, которая проводится на Ближнем и Среднем Востоке ведущими мировыми державами.
Не случайно на последнем саммите "восьмерки" (июнь 2004 года) одной из ключевых стала проблема т. н. Большого Ближнего Востока (ББВ), простирающегося от Пакистана до Марокко. Некоторые политологи включают в ББВ территории Балкан (бывшей Югославии), Центральной Азии и Закавказья. Такой подход подкрепляется и реальной политикой, проводимой в регионе США и их союзниками. Все это лишний раз подтверждает тесную связь процессов в ББВ и СЧР и обоснованность методологического подхода к их совместному анализу.
СЧР отводится неоднозначная роль в политике США: некоторые страны региона рассматриваются как объекты модернизации (государства Южного Кавказа и образовавшиеся на территории бывшей СФРЮ), нуждающиеся в демократических преобразованиях, как испытательный полигон для отработки методов такой модернизации, которые могли бы быть применены в странах ББВ, и как основной геополитический плацдарм, опорная территория, которая будет использоваться в интересах реализации планов в отношении ББВ. В последнем качестве играет роль стратегически важное расположение СЧР, тем более что политика демократических преобразований, проводимая Вашингтоном, зачастую опирается на военную силу.
Можно отметить следующие особенности ББВ, в наибольшей степени затрагивающие интересы стран СЧР, граничащего с ним.
Первое. Большой Ближний Восток, по своим геополитическим, геостратегическим, геоэкономическим и даже геокриминальным характеристикам, является сегодня тем регионом, где, без преувеличения, решаются судьбы мира. От исхода развернувшейся здесь борьбы зависит, по какому пути пойдет мировое развитие: либо оно выльется в "войну цивилизаций" - со всеми негативными для глобальной и региональной стабильности последствиями, либо все же удастся стабилизировать обстановку в этом регионе и помочь его модернизировать. Соответственно СЧР может стать либо фронтовой зоной, либо регионом сотрудничества, связующим звеном между Севером и Югом.
Второе. Большинство стран ББВ относятся к исламской цивилизации, которая, к сожалению, в силу целого ряда причин отстала от общемировых динамичных и все убыстряющихся процессов конца XIX, ХХ и начала XXI веков, что породило в этих странах многие проблемы. Эти проблемы особенно обострились в условиях глобализации, информационной и культурной экспансии США и других развитых стран.
Ислам широко распространен и в странах СЧР. Следовательно, все трудности, которые испытывают народы ББВ, не могут не затрагивать внешние и внутренние интересы соседних стран СЧР, включая Россию.
Третье. Трудноразрешаемые социальные, экономические, гуманитарные проблемы многих стран ББВ способствуют росту в этом регионе радикальных и экстремистских настроений, создают питательную почву для криминала, терроризма, этнической и религиозной ксенофобии и оказывают возрастающее давление на страны СЧР, увеличивают неконтролируемую миграцию, опасность социальной и политической нестабильности, межэтнических столкновений.
Четвертое. ББВ является основным рассадником терроризма - главной глобальной угрозы современного мира - и своего рода движителем дестабилизирующих процессов в других регионах мира, в том числе в СЧР и прилегающих областях (в том числе и на российском Северном Кавказе), где наблюдается повышенная активность международных террористических организаций, центры которых базируются в ближневосточных странах.
Пятое. Главным игроком в этом регионе являются США. ББВ становится основным центром приложения усилий Вашингтона по выстраиванию нового мирового порядка по собственным геополитическим лекалам, а его модернизация является для США главной внешнеполитической задачей ближайшей исторической перспективы. Цели модернизации, которые декларировались президентом Бушем на саммите "восьмерки", носят актуальный и даже благородный характер: изменить к лучшему облик этого проблемного региона, подорвать глобальную систему международного терроризма и интерпреступности, прежде всего наркобизнеса. Достижение этих целей - в интересах и Европы, и России, и всего мирового сообщества, и в их решении готовы принять участие все нормальные государства.
И все же инициатива США по реформированию ББВ встречена без большого энтузиазма как членами "восьмерки", так и арабским миром. Их опасения вызваны не только тем, что США начнут насаждать (порой принудительно) демократические ценности американского образца в чуждом им мире, не считаясь с его вековыми традициями, менталитетом народов, сложившимся социальным, культурным, религиозным укладом, пренебрегая мнением других членов мирового сообщества. Как союзники, так и противники Вашингтона хорошо понимают, что главным побудительным мотивом политики США в регионе ББВ является его энергоресурсный потенциал, прежде всего нефть. От ситуации на Ближнем Востоке зависят бесперебойные, стабильные и во всевозрастающих объемах поставки энергоресурсов мировым потребителям, главным из которых являются США.
По оценкам экспертов, к 2020 году в США потребление нефти возрастет на 33%, природного газа - на 50%, электричества - на 45%. В докладе комиссии под руководством вице-президента США Чейни (май 2001 года), которой было поручено определить условия надежной энергетической безопасности США и рекомендации которой были положены в основу новой энергетической стратегии страны, признавалось, что "США вступили в полосу энергетического кризиса". В докладе говорилось о пропасти, возникающей между разведанными запасами нефти на планете и неуемным потреблением США. Уже сегодня доля импортируемой нефти в суммарном ее потреблении в США составляет 55%. К 2020 году США будут импортировать 66% нефти. Поэтому, говорилось в докладе, следует сделать нефть "приоритетом внешней и торговой политики, …уделить особое внимание России, Центральной Азии, Каспию, странам Залива, а также Западной Африки". Как видно, идея модернизации Большого Ближнего Востока напрямую вытекает из доклада комиссии Чейни и из новой энергетической стратегии США.
В преддверии предсказываемого многими аналитиками истощения мировых запасов энергоресурсов монопольный контроль над регионом ББВ и его месторождениями нефти - надежная гарантия монополизма в будущем новом мировом порядке. Гарантия того, что Вашингтон сможет диктовать условия всему миру, в том числе основным конкурентам из числа промышленно развитых стран, притормаживать процессы роста Китая, Индии, которые могут стать их основными геополитическими конкурентами. Но такой контроль немыслим без стабилизации обстановки в регионе, без нейтрализации действующих здесь международных террористических организаций и без насаждения лояльных Вашингтону политических режимов в нефтедобывающих и транзитных государствах. Поэтому борьба с международным терроризмом в этом регионе является всего лишь средством достижения основной цели, которая лежит в сфере глобальной нефтяной политики Соединенных Штатов.
Что касается роли и места СЧР в планах Вашингтона по модернизации ББВ, то здесь надо обратить внимание на следующее.
Во-первых, развитие ситуации на Балканах впервые показало, в каком направлении и с использованием какого комплекса средств Соединенные Штаты стремятся закрепить свое лидерство на долгосрочную перспективу и перекроить в своих интересах мир. Их политика направлена на то, чтобы играть ключевую роль в наиболее важных регионах мира, к числу которых относятся и ББВ, и СЧР, и в конечном счете обеспечить себе главенствующую роль в очередном переделе мира и складывающемся новом мировом порядке.
Во-вторых, в СЧР (а конкретнее, на территории бывшей Югославии) впервые были апробированы планы модернизации и замены тех режимов, политика которых не отличалась лояльностью Вашингтону и не укладывалась в предначертанные рамки переустройства мира. И в целом эти планы можно признать в известной мере реализованными - в меньшей степени в Сербии (хотя бы из-за проблемы Косово), в большей - в Македонии. Именно на Балканах был создан прецедент более или менее успешной демократизации тоталитарных режимов.
Можно предположить что этот, пусть относительный, успех подвинул США на то, чтобы применить югославский опыт для модернизации ББВ и создать здесь аналогичный прецедент на примере одного из проблемных государств региона - Ирака. Первичная, военная фаза этих планов сложилась для США удачно. Но их последующее политическое воплощение фактически зашло в тупик. Как отмечалось в иностранных СМИ, "экспорт демократии, просматривавшийся в американских военных планах относительно Ирака, обернулся экспортом геополитической нестабильности". Иракский опыт сыграл, скорее, прямо противоположную, чем рассчитывали в Вашингтоне, роль в планах реформирования ББВ. Сегодня положение дел складывается так, что провал политики США в Ираке будет означать провал их планов по модернизации ББВ, ослабит их позиции в других регионах мира, включая СЧР.
В-третьих, особая роль в нефтяных, модернизационных и антитеррористических планах отводится государствам Южного Кавказа. Этот район, наряду с Центральной Азией, становится ареной борьбы за энергоресурсы Каспия. В этой борьбе участвуют не только ЕС и мировые державы - США, Россия, Китай. В нее вовлечены и региональные страны - Турция, Иран, Пакистан, Индия, Украина. Неоспорима и двоякая военно-стратегическая важность Южного Кавказа: как удобного плацдарма на случай силового воздействия на "строптивые" режимы ББВ и как форпоста по сдерживанию "российской экспансии" и влияния Москвы в южном направлении.
Но Южный Кавказ вместе с примыкающими к нему северокавказскими субъектами РФ пока является наиболее конфликтогенной зоной в пределах СЧР. Без улаживания этих конфликтов и стабилизации обстановки здесь государства Южного Кавказа не смогут выполнить предначертанные им энергетические и военно-стратегические функции. Думается, что именно с этим связана активизация действий США, Евросоюза и НАТО на Южном Кавказе.
В заключение хотелось бы отметить, что ББВ и СЧР связывает не только декларируемая и уже проводимая Вашингтоном политика модернизации. Еще более очевидна эта связь через призму нефтяных интересов США. Регион Средиземноморья и Причерноморья призван нести многофункциональную нагрузку: как транзитная территория для ближневосточных и каспийских ресурсов на мировые рынки и как важный геополитический и стратегический плацдарм, используемый для проведения политики в отношении ББВ. СЧР является также ключевым для Объединенной Европы, он может стать основным регионом сотрудничества между Севером и Югом, но может стать и фронтовой зоной между ними. СЧР является также ключевым в конкурентном соревновании основных глобальных центров силы, прежде всего США и Объединенной Европы, за Евразийский континент, его рынки сбыта.

М. Г. Делягин, научный руководитель Института проблем глобализации.
Представляется целесообразным вписать региональные проблемы в контекст глобализации.
Глобализация - это процесс формирования единого финансово-информационного пространства на базе новых, преимущественно компьютерных технологий. Однако это понимание парадоксальным образом маскирует практические последствия глобализации для экономики и политики.
Первым из этих последствий является ужесточение конкуренции, которое ведется всеми против всех и приводит, как ни парадоксально, к фрагментации, к еще более глубокому и жесткому разделению мира. При этом ценности, которые еще 15 лет назад на волне демократии казались нам универсальными, - ценности западного общества потребления - оказываются принципиально недоступными для огромной части человечества, в том числе и для населения многих стран в интересующем нас регионе. И люди в этих странах начинают отторгать эти ценности, понимая, что они недоступны не только для них, но и для их детей и внуков, как бы они ни старались. В результате во многих странах это ценностное отторжение ограничивает саму возможность развития демократии, потому что в них она автоматически приводит к власти фундаменталистов, радикалов, которые способны только нарушать некоторую мировую стабильность.
Второе следствие глобализации то, что главным занятием человечества, главным бизнесом становятся технологии формирования сознания. Если раньше человечество развивалось, видоизменяя в первую очередь окружающий мир, то теперь развитое человечество начинает менять свое собственное сознание. Это в известной мере революционное событие, последствия которого в полном объеме мы еще не понимаем, сталкивает нас, в частности, с резким падением эффективности традиционных систем управления, которые просто не приспособлены к новым условиям.
Есть еще два значимых последствия глобализации. Это рост агрессивности транснациональных корпораций, которые больше не сдерживаются противостоянием двух систем и которые превратили весь мир в арену для реализации своих интересов. И второе - рост влияния сетевых структур. С одной стороны - легкость коммуникаций, с другой - обезглавливание традиционных пирамидальных структур, например тех же самых террористических. Сегодняшний мир все в большей степени становится миром сетевых структур. И в сочетании с тем, что конкуренция становится цивилизационной, это создает условия утраты контроля за всем. Европа, например, не способна оценить экономический и политический потенциал собственной мусульманской диаспоры.
С точки зрения управления, мы обнаруживаем, что традиционная, пирамидальная система управления, которая существует во всех государствах и которая имитируется на международном уровне, оказывается полностью беспомощной против сетевых структур. Следовательно, мы живем сейчас в условиях качественных изменений, которые выглядят весьма пугающе. Ситуация усугубляется тем, что человечество впервые столкнулось с нехваткой ресурсов, оно увидело на горизонте нехватку нефти, и уже сейчас главное - это не зарабатывание прибылей для крупных корпораций, а контроль за теми или иными сферами развития, в том числе и за месторождениями нефти.
Для Средиземноморско-Черноморского региона это означает серьезные изменения. Для совершенно разных территорий, входящих в этот регион, достаточно остро стоит проблема интеграции, встраивания в уже существующие интеграционные центры.
Регион находится на периферии глобальных процессов, являясь объектом, а не субъектом глобального развития. Поэтому он вынужден встраиваться в те или иные процессы, центр которых находится вне его.
Понятно, что для Юго-Восточной Европы это в первую очередь проблема интеграции. Глобализация - это ужесточение конкуренции, которое непосильно для слабых. Поэтому естественным ответом на глобализацию являются региональная интеграция, создание щадящих условий, которые, с одной стороны, позволяют не только выживать, но и развиваться относительно слабым участникам мировой конкуренции, с другой - в рамках региональной интеграции они обогащают сильных, и, таким образом, это становится взаимовыгодным. Если не брать НАФТА, то единственный, полностью успешный проект - Евросоюз. Юго-Восточная Европа - это ближняя периферия Евросоюза.
Краткосрочные перспективы европейской интеграции в целом благоприятны - открываются новые рынки, идет процесс интеграции, и интеграция дает большой позитивный эффект. Что будет дальше? Совершенно ясно, что кормить новых членов Евросоюз не будет, а те страны, которые будут приближаться к нему, не являясь его членами в Юго-Восточной Европе, тем более получат от него существенно меньше помощи, чем будут получать нынешние его новые члены.
При этом возможности выхода на рынок Евросоюза ограничены, а возможности размещения производств, ориентированных на третьи страны, существенно меньше, чем в Восточной Европе. Некоторые сегодняшние конкурентные преимущества исчезнут, скажем, тот же Кипр утратил свое значение как финансовый центр для российского и в целом постсоветского бизнеса. Возможности этого региона как транзитной территории достаточно ограничены. И в перспективе проблемы экономического развития встанут перед странами Юго-Восточной Европы, даже как членов Евросоюза или его ближней периферии, достаточно остро. И пока видимой позитивной перспективы не видно.
Ситуация усугубляется тем, что в глобальной конкуренции выработалась четкая привычка бить по периферии, чтобы ослабить стратегического соперника. Ослабить - значит, бить по периферии, и мы сейчас говорим как раз о такой периферии: Юго-Восточная Европа - периферия Евросоюза, Кавказ - стратегическая периферия России.
Мы видели уже первый удар по периферии - это Косовская война, удар по дальней периферии Евросоюза для его ослабления, и в целом вся история Югославии мне представляется именно таким ударом. И результаты налицо. Развитие Евросоюза затормозилось, а для региона - это фрустрация ранее пассионарного сербского общества и пережигание его энергии, качественное обострение ранее существовавшей этнической напряженности без каких-либо перспектив решения конфликта. Созданы мусульманские государства в Европе, причем сильно склонные к экспансии. Возник новый мощный канал наркотрафика и новая специфическая организованная преступная группировка. Был сделан очевидный шаг к будущей дестабилизации Европы, потому что главная угроза для Европы не экономика, а этноконфессиональные конфликты, идущие с юга.
С другой стороны - Кавказ. Глобальное значение Закавказья - транзит нефти. И там сложилась традиционная ситуация "экономики трубы", связанная с разрушением остального социума, когда нужны только те, кто обслуживает трубу, а живы остальные или не живы - их личные проблемы. Россия от этого ужасно страдает, потому что она получила миллионы беженцев, получила сильнейшую этнокультурную дестабилизацию. И, строго говоря, на Северном Кавказе Россия уже получила свой собственный Карабах. Другие потенциальные конфликты переходят из стадии тлеющих (этот переход сейчас только идет, он еще не окончен) в состояние острых, когда что-либо решить уже будет нельзя. А сил для того, чтобы остановить эти конфликты, тоже нет.
Таким образом, мы видим две разных группы проблем, связанных с интеграцией. В Юго-Восточной Европе мы видим проблемы, связанные с региональной интеграцией просто потому, что масштабы этой интеграции, по-видимому, приближаются к пределу своих возможностей. Поэтому я думаю, что страны Юго-Восточной Европы в обозримом будущем не станут членами Евросоюза. И этот предел европейской интеграции - предел экономического развития региона.
Но эти проблемы - просто сказка и мечта по сравнению с теми, которые мы имеем на Северном и Южном Кавказе. Здесь мы сталкиваемся с проблемой отказа от интеграции, причем одностороннего отказа со стороны России, поскольку никто всерьез не рассматривает данные государства как самостоятельные субъекты. В этих обществах наблюдается социальная катастрофа, практически распад социума. И это - при практически открытых границах. Зона хаоса возникает и расширяется на всем постсоветском пространстве, в том числе и в Средней Азии, но наиболее болезненные сегодня для России точки - Закавказье и Северный Кавказ.
Мы имеем проблему хаоса, который можно погасить только интеграцией, для которой сегодня у российского общества просто нет сил. Можно говорить об элементах отсутствия таких сил - отсутствии денег, интеллекта, грамотного управления, политической воли и ответственных политиков - но все сводится к тому, что нет сил для интеграции этого региона. Соответственно там возникает хаос, потому что это - брошенный регион, и этот хаос расширяется на территорию России. Мы сегодня имеем зримую, наглядную экспансию хаоса, который дестабилизирует Россию значительно сильнее, чем югославская катастрофа дестабилизировала Евросоюз.
Таким образом, мы имеем, с одной стороны, проблемы более или менее успешной интеграции, с другой - проблемы катастрофического отказа от интеграции. Помимо предмета конфликта самой интеграции, есть только одно, что объединяет эти две проблемы: никто не знает, что с ними делать. И это - одно из проявлений той глобальной нестабильности, той качественной неопределенности всего глобального развития, о котором я говорил.

Л. Мурешан, исполнительный президент фонда "Eurisc" (Румыния).
Когда в конце XX века началось обсуждение возможностей и сложностей, имеющихся на территории, прилегающей к Черному морю, стало ясно, что важную роль в этом предстоит играть двум соседним регионам - Каспийскому и Средиземноморскому.
Более двух тысяч лет назад Понт Евксинский11 служил "коридором"
воителям и купцам, шедшим от Средиземного моря, чтобы открыть Кавказ и не только его. В настоящее время геополитическая ось Каспийское море - Черное море - Средиземное море разделяет две области с разнообразными ресурсами, средствами транспорта и переработкой продукции.
Область к югу от оси простирается от Алжира, Туниса, Ливии, Египта, Ближнего и Среднего Востока, Ирака, Ирана и Афганистана до Пакистана. Область к северу от этой оси включает в себя Россию, Казахстан, Украину, Азербайджан, Кавказ, Молдову, Болгарию, Грецию, Западные Балканы и Центральную Европу.
Особенность стран, расположенных к югу от оси, в том, что в их ВВП чрезмерно велика доля деятельности, связанная с нефтью (более 50%), а сами эти страны переживают хаос - уровень безработицы выше 20%, чрезмерный демографический рост, приводящий к тому, что доля людей, не достигших 25 лет, составляет более 55% всего населения, коррупция, удары исламистов, общее состояние пребывания в осаде.
Использование ядерных технологий, наличие химического и бактериологического оружия и ракет дальнего радиуса действия различны от района к району, но тем не менее остаются значительными как к северу, так и к югу от оси.
В начале 1997 года Федерико Ф. Пена перед своим назначением на пост министра энергетики перечислил первоочередные задачи Министерства энергетики, важнейшей из которых было усиление энергетической безопасности США. Подчеркивая необходимость выработки стратегии в этом отношении, Ф. Пена обозначил идею диверсификации источников нефти в таких районах, как Западное полушарие, Центральная Азия и Каспийское море.
В настоящее время Россия проявляет интерес не только к вопросу о возможных маршрутах транспортных нефте- и газопроводов, но и к новым энергоносителям. Споры среди различных российских групп влияния (а они уже заявили о себе в регионе) в данный момент, как представляется, решены в пользу той, что поддерживает президента Путина.
Допуск Турции к вхождению в Европейский союз способен изменить общий подход к проблемам энергетики и безопасности в регионе. Верх одержали многочисленные доводы в пользу принятия Турции, и у Турции хорошие шансы в ближайшие годы стать полноправным членом ЕС. Одновременно неоднократно высказывалось мнение, что приоритет для ЕС должно составлять не членство Турции, а членство России.
Прежде чем страны черноморского района будут подключены к основным энергетическим структурам, они должны также присоединиться к основным финансовым структурам. Точно так же, как энергетическая отрасль располагает главным рубильником, отрасль финансовая сосредоточивает в себе принятие решений.
Следует иметь в виду - энергетика и безопасность зависят от финансовой стабильности. Выработка стратегий использования нефтяных и газовых ресурсов должна, следовательно, идти рука об руку с поиском новых подходов к финансированию соответствующих проектов.
В идеале оба эти "рубильника" следует соединить или сосредоточить в одном месте, в противном случае принятие решений по нефтяным и газовым "играм" остается предприятием наивным и может привести к дефициту энергии и безопасности.
Возможные риски, таким образом, могут появиться не только в местах добычи и переработки или на транспортных маршрутах (как сухопутных, так и морских), но в той же мере и там, где оседают самые значительные суммы денег.
Украинский специалист Л. Поляков отмечал, что для Черноморского региона наиболее угрожающим является рост его значимости как транзитной территории. Транснациональные криминальные структуры активно занимаются контрабандой оружия, наркотиков, людей, будь то мигранты, молодые женщины или террористы-боевики.
В сфере энергетической безопасности в регионе можно ожидать следующих изменений.
В перспективе на конфигурацию транспортных сетей в черноморском регионе могут повлиять планы Вашингтона по строительству нефтепроводов в Ираке в направлении Турции и Израиля.
Создание международного консорциума по управлению сетями транспортировки природного газа из Украины под контролем России с участием "Рургаза" (Германия) и "Газ де Франс" (Франция) может означать российское верховенство в распоряжении энергетическими ресурсами региона.
Изменение первоначального направления нефтепровода Одесса -Броды и использование его для транспортировки российской нефти к Черному морю может полностью опрокинуть текущие планы транспортировки нефти в черноморско-каспийском регионе.
То, каким образом Соединенные Штаты справятся с послевоенным урегулированием в Ираке, также может повлиять на появление новой обособленной стратегии ЕС в отношении углеводородных транспортных сетей, прокладываемых в направлении и за счет объединенной Европы.
Румыния постепенно обретает потенциал превращения в одного из лидеров в отношении укрепления стабильности в этом регионе и за его пределами - на Кавказе, в Афганистане и Ираке.
Географическое положение Румынии (наряду с ее людскими и материальными ресурсами) позволяет стране утвердиться в роли связующего звена между новой Восточной Европой и Центральной Азией, Кавказом и Новым Ближним Востоком. Румыния обладает всем необходимым для того, чтобы стать региональным центром экономической деятельности.
В конце концов объединенная Европа осознала значение Черного моря и его потенциала для успешного регионального строительства и создания новой среды безопасности.
Мост, который предполагается навести между этим регионом и Европейским союзом, будет служить для осуществления проектов в таких областях, как энергетика, инфраструктурные магистрали, железные дороги и портовые сооружения, совершенствование важнейших инфраструктурных элементов энергетических систем в целом.
В то же время, с точки зрения Брюсселя, новые связи создадут обширную сеть с колоссальными возможностями сотрудничества между расширенной Европой, Средиземноморьем с первичным фокусом на Ближнем Востоке, Черном и Каспийском морях.
Однако до сих пор проекты, финансируемые ЕС, тяготели к специфическими вопросам энергетики. Отсутствие общей внешней политики в сфере безопасности имеет свою цену, которую приходится платить. Соединенные Штаты с выгодой для себя пользуются тем, что Европейский союз лишен стратегического видения возможностей черноморского региона, а потому уже более десятка лет играют там одну из главных ролей. Складывается впечатление, что в Европейском союзе до сих пор нет понимания того, что, начиная с 2007 года, когда Румыния с Болгарией станут членами ЕС, западное побережье Черного моря станет границей Союза.
Географическое, политическое, экономическое, культурное и религиозное разнообразие, равно как и различие систем, могут рассматриваться как препятствия для сотрудничества в Черноморском регионе. Однако и в прошлом и в настоящем такое разнообразие способно придать успешным совместным действиям отдельных стран региональную значимость.

П. Мило, экс-министр иностранных дел Албании.
После довольно продолжительного периода национальной розни, политического кризиса и социальных взрывов, сопровождавших распад коммунистических режимов, западнобалканский регион, как представляется, вступает в новый этап, который постепенно оставляет в прошлом дурное историческое представление о нем как о "пороховой бочке".
Факторы, способствующие такому благотворному развитию событий, можно сгруппировать в локальные, региональные и международные.
Одним из основных локальных факторов, определяющих характер нового этапа развития посткоммунистических стран на Западных Балканах, является то, что в них действуют демократически избранные правительства; предпринимаются серьезные попытки создать действенные демократические, политические, законодательные, юридические институты, здесь действуют и играют все более значимую роль гражданское общество и свободные, независимые средства массовой информации. После 1999 года, когда с балканской политической сцены сошли последние коммунистические и националистические диктаторы (Туджман, Милошевич), человеческие права и в особенности права национальных меньшинств стали наполняться новым содержанием.
Однако еще многое не завершено и еще многое предстоит сделать. Состояние экономики в балканских странах, особенно на Западных Балканах, все еще весьма далеко от уровня и конкурентных возможностей рыночной экономики других европейских стран. В некоторых из государств, таких как Босния и Герцеговина, Сербия и Черногория, Албания, Македония, многое еще предстоит реформировать, чтобы выйти на уровень других стран региона. Существуют такие негативные явления, как повальная коррупция, торговля запрещенными товарами, организованная преступность, которые стоят в ряду самых больших сложностей, с какими приходится сталкиваться западнобалканским странам. В своем реальном воплощении новым демократиям Балкан еще очень далеко до достижения европейских стандартов в проведении выборов, в соблюдении прав человека и уважении прав национальных меньшинств, в деятельности прессы и гражданского общества.
К числу существенных международных факторов, реально действующих на Балканах, можно отнести Европейский союз, США, Россию, ООН, НАТО, ОБСЕ, Контактную группу и др. Между ними происходит как соперничество, так и сотрудничество.
Страны Западных Балкан стремятся как можно скорее войти в евро-атлантические структуры. Они уже вовлечены в этот процесс, но на разных уровнях и с различными скоростями. Хорватия, самая передовая и развитая страна на Западных Балканах, стоит на пороге открытия переговоров о полноправном членстве в ЕС. Македония еще весной 2001 года подписала Соглашение по стабилизации и ассоциации и уже обратилась с просьбой о предоставлении статуса страны-участницы переговоров о предоставлении полноправного членства в ЕС. Албания завершает переговоры об участии в Соглашении по стабилизации и ассоциации. Сербия и Черногория, а также Босния и Герцеговина находятся в начальной стадии процесса.
Примерно такая же картина складывается и с вхождением западно-балканских стран в НАТО. Три страны, участницы "Адриатической хартии" - Албания, Хорватия и Македония, которые к тому же заручились поддержкой США, всегда были ближе к тому, чтобы войти в альянс в качестве полноправных членов.
Вхождение этих стран в евроатлантические структуры поможет развить и укрепить их стабильность и безопасность, обуздать или взять под контроль локальные националистические агрессивные силы.
Питательную среду для отсутствия стабильности и безопасности создают также бедность и низкие темпы развития. Значительной помощи Брюсселя (по прогнозам, только за период 2000-2006 годов эта помощь составит 5 млрд. евро) недостаточно, чтобы вывести регион из водоворота кризиса и открыть перед ним подлинные перспективы развития. Юго-Восточную Европу и особенно Западные Балканы ни в коем случае нельзя рассматривать как "третий мир" Европы: это ее неотъемлемая часть.
Создание важных коммуникационных коридоров, прокладка газо- и нефтепроводов в балканском регионе на основе общего участия и сбалансированных интересов стали бы громадным импульсом для развития региона, способствовали бы его естественной интеграции в транснациональную европейскую экономику.
Интеграция балканских стран в ЕС начинается с их региональной интеграции. Балканам нужен общий региональный рынок, который станет частью единого европейского рынка. Подписание Соглашения о свободной торговле между балканскими странами - важный шаг в этом направлении, но за ним должны последовать другие действия, снимающие национальные преграды.
Региональная интеграция - не только рыночная интеграция. Идея заключается в многосторонности, многомерности: экономической, политической, культурной, гуманитарной и т.п. Это означает свободное перемещение людей, создание такой системы, которая уже получила название "Балканский Шенген". У традиций, истории, культуры и балканского искусства общие черты и общие корни. А значит, познавая и культивируя их, можно существенно облегчить наведение тех духовных мостов, которые соединяют народы, способствуют развитию у них терпимости, желания совместного проживания, избавляют от ненависти и ксенофобии во взаимных отношениях.
В течение многих лет многочисленные региональные и международные, государственные и неправительственные организации способствуют экономическому и политическому сотрудничеству в регионе, защищают права национальных меньшинств, координируют деятельность по предотвращению конфликтов и напряженности между странами, укрепляют региональную безопасность и стабильность.
Такие организации, как Пакт стабильности, являющийся прямым инструментом ЕС для поощрения региональной интеграции, а также Процесс сотрудничества в Юго-Восточной Европе (SEECP) вносят выдающийся вклад в достижение этих целей.
То же можно сказать и об Организации Черноморского экономического сотрудничества (ОЧЭС), говоря о роли и достоинствах которой, мы подчеркиваем важный характер ее деятельности в регионе. В то же время необходимо придать ей новый динамизм и пересмотреть статусные цели. Только таким путем ОЧЭС сможет лучше соответствовать вызовам времени и способствовать не только развитию и сотрудничеству, но и безопасности, помогать борьбе с терроризмом всех оттенков и с негативными транснациональными явлениями.
Стабильность Юго-Восточной Европы и ее вхождение в европейские и евроатлантические структуры во многом будет зависеть еще и оттого, в каком направлении станут развиваться события в Косово, Сербии и Черногории, Македонии, Боснии и Герцеговине.
Косово было и остается важной и насущной контрольной точкой для будущего данного региона. Там происходит медленный, но неуклонный процесс упрочения безопасности и стабильности, укрепления демократических представительных институтов, создания все более благоприятных условий для формирования климата сосуществования и межэтнического диалога.
У Косово, как и у балканского региона в целом, есть своя модель будущей организации - вхождение в европейскую семью. Это станет отслеживаемым процессом постепенной независимой интеграции в структуры ЕС и гарантирует долговременную стабильность в Юго-Восточной Европе, а также определенно обесценит в этой части Европы устаревшие реалии и великодержавные замыслы националистических экстремистов.
По счастью, в последнее время развитие обстановки в Македонии происходит именно этим путем, о чем свидетельствует неудача референдума 7 ноября 2004 г.
Если же к перечисленным позитивным переменам можно было бы прибавить еще и стремление Союза Сербии и Черногории стабилизировать политическую обстановку, избавившись от националистических клише, то для всего региона началась бы новая эпоха.
Балканы не должны оставаться политической лабораторией, в которой пробуются различные варианты и стратегии выхода. Балканы - часть Европы.
С этой точки зрения, очень ценна и важна роль Российской Федерации в общем стремлении международного сообщества гарантировать безопасную и стабильную обстановку в Юго-Восточной Европе.

О. А. Воркунова, руководитель Центра исследований проблем мира и развития ИМЭМО РАН.
Современный этап развития отличается географическим уплотнением пространства, которое внешне выражается в политической, экономической и военно-стратегической взаимозависимости различных регионов мира. Иными словами, все регионы мира становятся стратегически значимыми. При этом можно выделить политически приоритетные географические регионы.
К ним относятся Евразийский регион, в традициях классической геополитики - Хартленд северного континента, и окружающая его буферная зона. Макрорегион Средиземноморье - Черноморье - Каспий относится к буферной зоне и концентрирует достаточно серьезную и значительную часть мировой политической энергии.
Формирование большого комплекса, в который входят Средиземноморье - Черноморье - Каспий, включая Кавказ, ведется за счет общих процессов развития, сглаживания различий, просто взаимосвязей, общности исторического прошлого, схожести геополитических, экономических, экологических и других показателей. При этом данный макрорегион становится весьма перспективным транспортным путем из Европы в Азию. Воссоздаются новые транспортные коридоры, происходит возрождение идеи Великого шелкового пути в современной трактовке, через этот макрорегион проходят маршруты доставки нефти.
Значение данного региона в политике и России, и Евросоюза возросло на рубеже XXI века. К этому периоду относится появление первых документов Евросоюза, касающихся новой концепции расширенной Европы и соседства. Первый такой документ появился в марте 2003 года, и следом за ним, в июне того же года, появился документ, касающийся вопросов безопасности, который представлял в Европейском Совете Хавьер Солана, и там первоначально проводился знак равенства между понятиями концепции "расширенная Европа" и "соседство".
Складывающаяся европейская структура начинает осознавать в большей степени региональные интересы, отличные от государственных.
На повестке дня США - последовательное решение задачи контроля над макрорегионом Средиземноморье - Черноморье - Каспий. Де-факто созданы новые зоны ответственности Евроатлантического союза в регионе Большого Ближнего Востока: Балканы, Афганистан, Ближний Восток, Центральная Азия.
На фоне изменений между силовыми центрами и периферией вся структура региональных отношений в этом регионе подверглась перестройке. Неизменным остался лишь феномен балканско-кавказского геополитического синхронизма, который проявляется в параллельности развития событий. Общность интересов и потребностей подкрепляется общностью угроз, вызовов и рисков, что объективно создает благоприятные условия для развития регионального сотрудничества и региональной интеграции.
В рамках развития южного измерения Евросоюза основным механизмом служит идея европеизации, рассматриваемая как процесс трансформации, как некое культурное, нормативное, институциональное и экономическое влияние европейской интеграции на внутренние структуры соседних государств.
Примечательно, что появление идеи европеизации и добрососедства или соседства отражает качественное изменение традиционных европейских понятий пространственных отношений между государствами под влиянием фактора расширения Евросоюза и появление новых угроз безопасности Европы. Установление жестких фиксированных границ является традиционно европейской практикой, в то время как идея соседства вносит элемент размытости и незавершенности географического пространства.
Концепция соседства является ответом на вызовы новой геополитической ситуации и в Европе, и в Евразии. В отличие от концепции расширенной Европы, она подразумевает географическое включение пространства Средиземноморья, Южного Кавказа и поэтому отчасти претендует на создание аналога идеи буферных государств лорда Керзона.
Между расширенной, в результате приема новых членов, Европой и пространственно сократившейся Россией возникла зона нестабильности. С присоединением к этому серединному ярусу Украины, Молдовы и Беларуси увеличилась уязвимость и непрочность пространства. В этих условиях буферные государства нуждаются в поддержке со стороны внешних держав и гарантиях своей территориальной целостности. Поэтому они прибегают к традиционной практике балансирования между крупными силами. Буферные государства, как правило, становятся жертвами геополитических интриг. Поэтому проблемы стабильности и устойчивого развития для них становятся синонимом выживания.
Существует разрыв между декларативным представлением политики России на постсоветском Юге и реальными усилиями по обеспечению национальных интересов. Мы можем сказать, что в геополитическом плане Россия призвана оставаться евроазиатской державой и неделимым ядром Хартленда, растянувшегося на континентальном массиве Европы и Азии. Но в нынешней фазе своего развития для России первостепенным являются все-таки сосредоточение и мобилизация имеющихся у нее сил и ресурсов для устойчивой внутренней динамики, а также сохранение и укрепление своих позиций и обеспечение безопасной буферной зоны.
И вот в этом есть элемент стыковки интересов и России, и Евросоюза - обеспечение безопасности буферной зоны.
Достаточно острыми и, по всей видимости, кардинальными вызовами для России и Европы является высокая конфликтогенность регионов этого буферного пространства. И здесь возможны также стыковки по выработке совместных решений и совместного видения на пути предупреждения конфликтных ситуаций и насилия в зонах замороженных конфликтов. Очень многие признаки говорят о том, что сейчас этот период достаточно устойчивой замороженности конфликта может быть взорван переходом конфликта в свою горячую стадию.
Еще один момент, сближающий политику южного измерения России и Евросоюза, связан с международным терроризмом - это формирование достаточно последовательной концепции политики и практики в отношении радикального ислама или исламистского экстремизма.
В концепции расширенной Европы и соседства, предлагаемой в основополагающих документах Евросоюза 2003 и 2004 годов, рассматриваются возможности сочетания многосторонних и двусторонних механизмов по разрешению конфликтных ситуаций. Также предлагаются различные институциональные механизмы, которые были бы привлекательны для сторон конфликтного взаимодействия.
Это сочетание двусторонних и многосторонних механизмов представляется чрезвычайно привлекательным для государств Южного Кавказа на уровне деклараций и выступлений. Хотя здесь имеются, естественно, серьезные подводные камни, которые связаны в большей степени с особенностями трансформационного периода в развитии этих государств. И прежде всего с достаточно опасным процессом демодернизации или архаизации, т.е. укрепления культурных традиционных ценностей, в том числе и в рамках политической культуры, которые будут служить основным препятствием для любимой идеи Евросоюза - идеи распространения европеизации на пространство новых соседей, включая конфликтные зоны Южного Кавказа и отчасти Балкан.

Н. К. Арбатова, директор научных программ Комитета "Россия в объединенной Европе", директор Центра международных отношений Института Европы РАН.
Несмотря на то что проблемы глобализации стягивают различные регионы вместе, диалектическое противоречие состоит в том, что было бы крайне неверным рассматривать Черноморско-Средиземноморский регион как единое целое. И это можно уподобить той ошибке, которую совершило руководство Ельцина после распада Советского Союза, когда постсоветское пространство рассматривалось как единое целое, без выделения приоритетов, без понимания фактора регионализации на этом пространство. Мы не должны забывать о факторе регионализма.
На мой взгляд, Балканы являются сердцевиной Черноморско-Средиземноморского региона. Для всех партнеров в Евроатлантическом регионе события на Балканах приобретают особое значение.
Почему терроризм получил такую интенсивность именно в наши дни? Мне кажется, причина состоит в том, что мы недооценили конец биполярности, конец окончания противостояния Восток - Запад. И когда это противостояние исчезло, усилилась напряженность по линии Север -Юг, что стало ответом Юга на модернизацию, на вестернизацию Севера.
Какие факторы важны для понимания феномена терроризма на Балканах? Первый фактор - наследие югославского конфликта, второй -события, которые последовали после 11 сентября, и третий - война в Ираке.
Конфликты на постюгославском пространстве - уникальный пример кровопролитных вооруженных конфликтов, которые фактически не создали террористического феномена, потому что просто не было почвы для терроризма в этих войнах. С самого начала для международного сообщества было ясно, кто агрессор, кто жертва в этих конфликтах.
В частности, OAK (Освободительная армия Косово) объявила в середине 1980-х годов о том, что будет проводить интифаду по палестинскому образцу. Но ОАК не стала прибегать ни к каким террористическим действиям, потому что для нее это было бы контрпродуктивно, поскольку она была фактически поддержана международным (западным) сообществом. Но, как это ни парадоксально, инфраструктура терроризма была создана именно в эти годы.
Какие же факторы определяют питательную среду для террористических группировок на Балканах? Прежде всего, это нежизнеспособные государства и государственные образования. Распространение нежизнеспособных государств - такая же опасная вещь, как распространение ядерного оружия. У международного сообщества просто не хватит сил поддерживать эти образования.
Второй фактор - это, конечно, то, что от постюгославских конфликтов осталось не только огромное количество вооружения, но и сами вооруженные, квазивоенизированные группировки. Они существуют во многих странах бывшей Югославии, но без преувеличения можно сказать, что самой мощной является ОАК, которая приобрела новое название, новые формы, но никуда не исчезла. И это та часть косовской проблемы, которая не была решена. Существуют полувоенные группировки и в Сербии, в Митровице (на сербской части Косово).
И последний фактор - беженцы и перемещенные лица. По некоторым данным, существуют 3 млн. беженцев и перемещенных лиц. Даже если мы сократим эту цифру вдвое или втрое - один миллион! Это огромное число людей, не нашедших свое место, тоже создающих питательную среду для террористических организаций, которые рекрутируют людей из этой социальной среды.
Теперь о втором факторе: воздействии 11 сентября на ситуацию в Европе. Процессы, в общем-то, начались гораздо раньше. Это процесс политической исламизации мусульманского населения, которое проживало в Европе (специалисты очень четко разделяют ислам как религию и политический ислам). И это началось еще до краха биполярности, когда, вследствие нехватки рабочей силы, Европа стала привлекать из Южного Средиземноморья рабочую силу.
На индивидуальном уровне мусульмане могут быть легко интегрированы в западные общества, но на уровне сообществ это представляется крайне трудным делом. И сегодня это огромная проблема и для России.
Этот процесс усилился в начале 1990-х годов после распада Советского Союза. Франция сыграла здесь не последнюю роль, приняв у себя на территории в начале 1990-х годов алжирскую оппозицию, которая потом переродилась радикальным образом, расселилась по всей Западной Европе и создала террористические ячейки. После 11 сентября многие правительства Европы, многие секретные службы были обеспокоены этим фактом. И если из Западной Европы террористы - их называют "бродячие террористы" - и бежали куда-то, то многие из них нашли приют на Балканах.
И последний фактор - война в Ираке. Еще до военного вторжения многие специалисты - и американские, и российские, и европейские -писали, что война в Ираке не только не уменьшит накал терроризма, но и подстегнет его. Она усилит региональную нестабильность, она подорвет дружественные США арабские режимы, она подорвет позиции Турции, основного союзника США в регионе широкого Ближнего Востока. И мы, прошедшие опыт Чечни, очень хорошо это понимаем. Сколько раз мы брали Грозный, и что было после этого? Война идет не с армией, война идет, к сожалению, с гражданским населением, и это война долгая, затяжная, и она будет питать террористическую среду.
Что нужно? Во-первых, конечно, укреплять стабильность на Балканах. Это необходимое условие для стабильности в Евроатлантическом регионе и непосредственно в Европе. И, прежде всего, нужно адресно решать проблемы, о которых я говорила: нежизнеспособные государства, организованная преступность, военизированные организации, беженцы и перемещенные лица.
Есть одно отрадное событие: на Балканах существует региональное агентство спецслужб, которое занимается антитеррористической деятельностью. И Олимпийские игры в Греции, в частности, охранялись этими спецслужбами.
Конечно, антитеррористическая коалиция может быть очень широкой, она может иметь гибкую геометрию. Но ее ядром будут являться Россия, Европа (Европейский союз) и США. И необходимо создавать структуры внутри этого треугольника для того, чтобы бороться с общей опасностью.
Наконец, по поводу отношений России и ЕС в контексте тех процессов, которые развиваются в Юго-Восточной Европе. На мой взгляд, одна из проблем России в отношении ее самоидентификации состоит в том, что Россия всегда была исключена из стратегии Европейского союза.
Стратегия ЕС в 1990-е годы строилась на двух процессах: стабилизации для Центральной и Юго-Восточной Европы через региональное сотрудничество и интеграции наиболее подготовленных членов непосредственно в Евросоюз. А Россия была исключена из этих процессов, ей было предложено Соглашение о партнерстве и сотрудничестве (СПС) -то, что находится за пределами основных интеграционных процессов. И это было негласным делением посткоммунистической Европы на "своих" и "чужих". Именно поэтому Украина пытается всеми силами перешагнуть планку СПС, Молдова была включена в регион Юго-Восточной Европы, хотя в полной мере она не относится к этому региону ни географически, ни политически.
Россия по-прежнему остается за рамками стратегии Евросоюза, что полностью доказала последняя версия "Политики добрососедства Европейского союза". Три раза в этом документе говорится о том, что Россия - стратегический партнер, важное государство, но отношения с Россией будут развиваться на базе "четырех общих пространств". Нет четкого понимания, каково место России в европейских структурах.
Поэтому нам необходим новый договор с ЕС. Нам нужен такой договор, в котором был бы найден баланс интересов и Евросоюза, и России. Я в принципе против этих "специальных соглашений" с евроатлантическими партнерами. Но я бы предложила в данном случае Договор об особой ассоциации. Слово "особая" было бы приятно Европейскому союзу, "ассоциация" - России. В любом случае этот договор мог бы поднять планку в наших отношениях.

Д. Джуканович, научный сотрудник Института мировой политики и экономики (Белград).
Общее стремление стран Западных Балкан войти в Европейский союз, новые региональные инициативы и развитые двусторонние отношения позволят создать условия для полной свободы перемещения людей, услуг, товаров и капиталов. В этом отношении мы вправе ожидать сокращения числа нерешенных проблем между странами бывшей Югославии.
Адриатический субрегион включает в себя побережье шести стран Южной и Юго-Восточной Европы: Италии, Словении, Хорватии, Боснии и Герцеговины, Сербии и Черногории и Албании. Общая оценка политической обстановки в странах Адриатического субрегиона, в особенности его восточных районов, по-прежнему характеризуется нестабильностью, порожденной конфликтами минувшего десятилетия.
Основные трудности данного региона порождают до сих пор не установленный статус этнических меньшинств, условия жизни беженцев и перемещенных лиц.
Вместе с тем для всех стран Западных Балкан характерна очевидная, пусть порой и излишне выставляемая напоказ, ориентация на интеграцию в Европейский союз. Очевидно, однако, что большинство стран субрегиона не удовлетворяют даже элементарным требованиям для такого рода интеграции. Правда, 1 мая 2004 г. в ходе "большого расширения" Европейского Союза Республика Словения стала членом этой организации. В июне 2004 года Республика Хорватия официально выдвинула свою кандидатуру на принятие в члены Европейского союза.
В Боснии и Герцеговине у власти все еще находится недееспособное правительство. Сегодня, почти восемь лет спустя после подписания Дейтонского мирного соглашения, Босния и Герцеговина по-прежнему via facti этнически разделена, а решающая роль в управлении государством принадлежит представителям международного сообщества.
Нереально ожидать продолжительного сохранения Государственного Союза Сербии и Черногории. Судя по данным последних опросов общественного мнения, общество в Черногории глубоко разобщено: 42% респондентов заявили, что они "за" независимость Республики Черногории, а 31% - "против".
Для Косово в настоящее время характерно репрессивное отношение к неалбанскому населению. Несмотря на настоятельные заверения представителей международного сообщества, что обстановка в Косово нормализовалась, факты свидетельствуют о том, что происходит как раз обратное. Международное сообщество по-прежнему опирается в своем подходе на принцип "стандарт превыше статуса". Основывается он, прежде всего, на необходимости применять высокие стандарты к соблюдению прав человека, национальных и религиозных меньшинств.
К середине 2005 года международному сообществу предстоит выработать окончательное мнение по определению статуса этого края. Албанская община Косово проявляет нетерпение и настаивает на немедленном провозглашении независимости.
Республика Албания, несмотря на то что является членом "Партнерства ради мира", все еще далека от подлинной европейской интеграции.
Экономическое положение Албании по множеству параметров является наихудшим в регионе.
В двусторонних отношениях стран Адриатического субрегиона до сих пор велико число нерешенных проблем. Особенно это характерно для отношений между Государственным Союзом Сербии и Черногории, Хорватией, Боснией и Герцеговиной и Албанией. Существует проблема в определении линии границы по Адриатическому побережью между странами, образовавшимися на территории бывшей Югославии.
Можно насчитать более пяти новых региональных инициатив по сотрудничеству в Адриатическом субрегионе.
Первым признаком региональной интеграции на территории, прилегающей к Адриатическому морю, явилось Альпийско-Адриатическое рабочее сообщество, основанное в 1978 году как объединение нескольких регионов центральноевропейских стран.
В 2000 году по инициативе Италии была создана Адриатико-Ионическая Инициатива, главная цель которой состояла в усилении сотрудничества в сфере культуры, науки, образования и предупреждения преступной деятельности между странами Адриатического и Ионического побережий (Албания, Босния и Герцеговина, Хорватия, Сербия и Черногория, Греция, Италия).
Адриатическая Хартия образована в 2003 году, ее членами являются Албания, Хорватия и Македония. Первичная их цель - добиться утверждения полной безопасности в регионе и быстрого вхождения в НАТО. Сербия и Черногория, а также Босния и Герцеговина имеют статус наблюдателей в этой организации.
Основная цель форума городов Адриатического и Ионического морей состоит в поощрении развития туризма и защите среды обитания.
Несмотря на предпринимаемые международным сообществом усилия по нормализации обстановки на Западных Балканах, есть еще немало трудностей, препятствующих налаживанию развитых отношений между странами региона. Регион все еще испытывает экономический кризис, а в ряде мест остается скрытая межэтническая напряженность. Демократические институты и власть закона еще не заработали в полную силу, в то время как сеть организованной преступности продолжает расширяться, приобретая межгосударственные масштабы.
И все же процесс интеграции этих стран в ЕС, несомненно, послужит ослаблению постоянной напряженности и уменьшению вероятности возобновления конфликтов.
Новое укрепление средиземноморского измерения в Европейском союзе будет способствовать укреплению политической обстановки на территории Андиатического субрегиона. Ведущая роль в этом процессе принадлежит Италии и Словении, которые являются своего рода мостами между ЕС и странами восточного побережья Адриатического моря.

А. С. Ципко, главный научный сотрудник ИМЭМО.
Я хотел бы сформулировать проблему, которая относится к нашей дискуссии: "Средиземно-Черноморский регион в самосознании российской национальной элиты" или "Южное измерение в самосознании российской национальной элиты". Судьба нашего государства во многом зависела оттого, как национальная российская элита воспринимала этот регион. Мы все издевались над Павлом Милюковым по поводу его мечты о войне до победного конца, о том, что надо просить англичан взять контроль над Царьградом и Дарданеллами. Но это не был экстремизм, это была логика того типа национального самосознания.
Для него данный регион - Балканы, Причерноморье, Юг, включая Бессарабию, - родная страна, где разворачивались основные события истории. Он воспринимает этот регион как органичную часть собственного национального бытия.
А то, что у нас произошло во время распада СССР, и вся советская, российская элита - это совершенно другой тип национального самосознания. Это самосознание идентифицируется с Российской Федерацией, в лучшем случае, а чаще всего - с допетровской Московией. И это самосознание, которое легко отдает, не сопротивляясь, огромное культурное историческое пространство и даже иногда провоцирует его распад.
Сегодня говорят, что Украина и Молдавия - "буферная зона". С моей точки зрения, мы не можем на равных сотрудничать в этом регионе. Для нас Украина, по крайней мере, та ее часть, которая возникла в рамках российской империи - продолжение нашей национальной истории. Мы можем и должны признавать суверенитет Украины, но мы должны понимать, что это бывшая часть новой России. В дальнейшем очень многое во внешней политике, в судьбе России будет зависеть от того, на какой идентификации мы остановимся.
На мой взгляд, у российской политической элиты, в экспертном сообществе начинает расти понимание того, что это не просто барьер между Востоком и Западом, а то пространство, от судьбы которого во многом зависит судьба новой России.

Р. А. Заргарян, эксперт по проблемам Южного Кавказа.
Я бы хотел остановиться на вопросах цивилизационных и геополитических в рамках черноморского пространства в целом. Очевидно, что глобальная политика, международные отношения в XXI веке будут развиваться под влиянием цивилизационных факторов. Наступила культуро-центричная эпоха, активно развиваются интеграционные процессы: Европейский союз, Африканский союз, Восточноазиатское сообщество. Аналогичные процессы намечаются и уже развиваются и в Средиземноморском регионе.
В 1985 году Франсуа Миттеран провозгласил Пакт Западного Средиземноморья, предполагающий интеграцию пяти западноевропейских стран и стран арабского Магриба. Сейчас обсуждается идея создания европейско-средиземноморского парламента. Но в этих процессах, как мы видим, мало внимания уделено Восточному Средиземноморью.
На мой взгляд, существует восточно-средиземноморская цивилизация, которая объединяет духовно близкие народы, как христианские страны этого пространства, так и ряд исламских стран. Концепция Хантингтона о том, что цивилизация и религия - это, в общем-то, синонимы, по моему мнению, не совсем верна. Цивилизация - это нечто более широкое. Как писал французский социолог Элиас: "Цивилизация - это все".
Если мы говорим о восточно-средиземноморской цивилизации, объединяющей и христианские, и исламские страны, то здесь доминирующим фактором будет не религиозный признак, а совокупность исторических, геополитических, социально-культурных факторов. В основе восточно-средиземноморской цивилизации лежит целый ряд пластов: эллинистический, византийский, армянский, иранский, славянский, арабский, христианский и исламский. В рамках этого восточно-средиземноморского единства можно говорить о существующей в течение многих веков тенденции к интеграции, к духовному и организационному объединению.
Как писал Тойнби, цивилизацией разрешается ответ на некие вызовы. Мы видим, что в конце XX - начале XXI века таким вызовом для стран восточно-средиземноморского пространства является политика Турции, в частности политика пантюркизма. Если мы проследим взаимоотношения между Турцией и всеми сопредельными государствами - Россией, Украиной, Болгарией, Югославией, Грецией, Ираном, Сирией, Ливаном, Арменией, Нагорно-Карабахская республикой и рядом других государств - то увидим, что эти отношения отличаются в значительной степени антагонистическими противоречиями. Это важный геополитический фактор, который объединяет восточно-средиземноморское цивилизационное пространство.
Очень важно подчеркнуть, что восточно-средиземноморское пространство - не периферия мировой истории. Как раз именно объединение стран восточно-средиземноморского сообщества, с точки зрения истории и перспектив дальнейших международных отношений, будет формировать новый центр геополитических отношений, который станет одним из системообразующих факторов в развитии международных отношений в Средиземноморско-Черноморском регионе, а также будет фактором стабильности и поступательного развития этого региона.

Ю. П. Давыдов, главный научный сотрудник Института США и Канады.
Мне кажется, что состояние и развитие любого региона нынешнего мира обусловлено сложным взаимодействием специфики исторических традиций данных территорий и глобальных тенденций мирового сообщества. Вопрос заключается в том, как это национальное и интернациональное соединяется между собой.
Мы здесь говорили о глобализации, но дело в том, что для тех государств, которые мы сейчас рассматриваем в рамках Средиземноморско-Черноморского региона, основной проблемой является их самоидентификация. В то время как процесс глобализации предполагает, что это место уже найдено и что то или иное государство, регион должны согласиться с теми стандартами ценностей, которые уже приняты в наиболее продвинутой части мирового сообщества.
Но этого нет, здесь полнейшая противоположность, потому что на ранней стадии процесса самоидентификации у каждого государства, хотим мы этого или нет, превалирует чистый национализм. Легче всего добиться объединения народа под национальными лозунгами, но это совершенно не совпадает с тем, что диктует глобализация. Поэтому глобализация может оказать в данных условиях деструктивное влияние, к величайшему сожалению. Мы должны учитывать, на каком уровне развития находится мировое сообщество и на каком - данное государство, данный регион.
Можно отметить очень слабый потенциал региональной интеграции, т. е. фактически в истории этих стран не было попыток интегрироваться. Эти страны ориентируются на те процессы, которые идут за пределами региона и ставят своей целью в конечном счете присоединение к Европейскому союзу. Об этом мечтают и Грузия, и Азербайджан, и Молдова, а теперь и Украина. Я думаю, что они готовы к этому в меньшей степени, чем даже Россия, но такой настрой в этих странах существует.
Здесь очень много говорилось о конфликтогенности этого региона. Это действительно так, это справедливо. Мы говорим о том, что этот регион становится заметным в системе международных отношений, но его влияние обусловлено тем, что окружающее пространство боится какого-то взрыва, который может произойти.
Результат нашей политики в области преодоления кризисной ситуации - пять замороженных конфликтов: Нагорный Карабах, Абхазия, Приднестровье, Южная Осетия, Косово. Мы говорим о том, какие принципы можно было бы применить, чтобы разрешить эти конфликты, но у нас нет никакой идеи, как их решить. Более того, мы замалчиваем тот факт, что все эти так называемые независимые государства образовались путем использования военной силы.
Не работают ООН, ОБСЕ, не работают никакие "контактные группы". И Россия, которая взяла на себя ответственность за разрешение этих конфликтов, не предложила ничего, кроме общих рассуждений.
Когда мы говорим о праве наций на самоопределение, то особенно энергично обсуждаем этот вопрос тогда, когда речь идет о сецессии. Собственно говоря, остальные проявления права наций на самоопределение нас не очень интересуют. А вот когда вопрос стоит о том, что какая-то территория хочет покинуть данное государство, сразу возникает этот вопрос, и он становится очень острым и практически неразрешаемым.
Неразрешаемым, потому что международное право, на которое мы пытаемся ссылаться, просто не работает, т. е. фактически у нас нет международного права в том понимании, в каком оно должно быть, потому что каждое государство суверенно. А если каждое государство суверенно, оно не признает над собой никакой другой власти. В этом заключается суверенитет. И готовности отказаться от этого суверенитета, как мы видим, очень мало. Поэтому надо ссылаться на несовершенство нашей международной системы как системы.
Если вы возьмете Хельсинский акт, то в первой части вы найдете утверждение, что каждая нация имеет право на самоопределение, а в другом месте - положение о том, что каждая нация имеет право на территориальную целостность, и нерушимость границ является общим законом, если они не изменяются по согласию. Поэтому это не только местная проблема, касающаяся отдельных наций.
Есть правовое обоснование: вы имеете право использовать военную силу, если отражаете агрессию с чьей-то стороны, т. е. в порядке самообороны. В других случаях использование силы разрешается только с санкций Совета Безопасности. Но сколько у нас было нарушений по этому поводу, и мы ничего не делали. В том числе и мы сами этим грешили -вспомним Венгрию, Чехословакию, Афганистан и т.д.
Дело, конечно, не только в том, что недоделано наше международное право и что оно несовершенно. Никто, по крайней мере сейчас, не хочет поступаться суверенитетом.
В свое время Устав ООН предполагал, что эта организация должна иметь свои вооруженные силы, причем эти силы должны были быть очень значительными. Если бы ООН имела в своем распоряжении такие вооруженные силы и свой военно-штабной комитет, она могла бы что-то делать. А так - сколько было принято резолюций СБ в отношении Израиля о том, чтобы он покинул оккупированные палестинские земли. Но он не выполнил эти решения так же, как и мы не ушли из Афганистана.
Мы часто и миротворчеством занимаемся без всяких санкций ООН, только потом оформляя это как-то через ОБСЕ и т.д. То есть мы все время сами нарушаем правила, а хотим, чтобы кто-то их соблюдал. Система не может работать так. Она работает либо как всеобщая система с наказанием за то, что не исполняются те или иные нормы, либо она не работает вовсе.

Р. Г. Агаев, журналист, политолог (Баку).
То, что мною будет сказано, это взгляд из Баку. Все наблюдатели, политологи, политики согласны в одном - в Азербайджане (как и в Грузии) ситуация зашла в тупик. И в то же время все действия, которые мы наблюдаем, и внешние, и внутренние -только усиливают эту тупиковую ситуацию. Ничто так не указывает на тупики кавказских конфликтов, как бессилие, а может, нежелание глобальных сил, взявшихся за их урегулирование в собственных же интересах.
В Абхазии, которая вообразила себя суверенным государством, проводятся выборы президента. На итоги этих выборов независимого государства пытается влиять Тбилиси, но тут раздается окрик из Москвы: она не допустит давления на Сухуми, так как там есть российские интересы.
В то же время в Ереване проводится совещание с министрами самопровозглашенной Нагорно-Карабахской республики. В свою очередь, Баку в это время смотрит на Москву и западные столицы: что происходит, что делать? А оттуда раздаются советы: может быть, лучше будет наладить экономическое сотрудничество с соседом. А как наладить экономическое сотрудничество с соседом, который оккупировал более чем пятую часть Азербайджана?
Раздаются другие голоса: нужно эту ситуацию законсервировать и ждать, когда вызреют какие-то возможности. Мне кажется, что установка "ни мира, ни войны", консервации конфликтов противоречит реальным интересам всех сторон.
Южный Кавказ представляет собой важнейшее коммуникационное сплетение планеты. В этом центре пересекаются жизненно важные международные транспортные коридоры и экономические оси: Запад - Восток и Север - Юг. Здесь пролегают маршруты энергопотоков, следующих из района Каспийского бассейна на Запад. Но угроза неурегулированных конфликтов уже сегодня ставит под вопрос эти проекты.
Есть мнение, что консервация хороша тем, что дает возможность подождать, пока процессы демократизации в этих странах дойдут до такого уровня, когда все само собой решится. Но ведь реальность заключается в том, что именно конфликты и то, как происходила фрагментация Грузии и Азербайджана, фактически отбросили демократические процессы. Страны вооружаются, и ситуация стимулирует не демократические процессы, а наоборот - авторитаристские тенденции на Южном Кавказе.
Кавказ из мирного дома разных народов и конфессий постепенно трансформировался в зону отчуждения этносов.
За прошедшее с момента прекращения огня время предлагались самые различные методы урегулирования конфликта. Сейчас на многих неофициальных дискуссиях эти проекты опять возникают. Например, план Гобла неожиданно обретает больше сторонников, чем тогда, когда этот проект был выдвинут.
Года два назад мне было предложено изложить свои размышления на эту тему, и я предложил исходить из истории вопроса. До сих пор многие не знают, что одна из конфликтогенных точек - Нагорный Карабах - своим образованием обязана международно-правовому внешнему вмешательству. Ведь Нагорно-Карабахская область была сформирована после длительной междоусобной войны. Пришли большевики в Азербайджан и в Армению, выслушали все стороны и сказали, что Нагорно-Карабахская автономная область будет в составе Азербайджана. Причем гарантом выступала Москва. И эта автономная область в составе СССР продержалась достаточно долго, т. е. был накоплен опыт сосуществования.
Не лучше ли на данном этапе, когда были испробованы все возможные варианты решения проблемы, исчерпаны военные попытки, а международные посредники увязли в этом процессе, мобилизовать ресурс внешних сил и попробовать повлиять на ситуацию с помощью санкционированных принудительных мер, предпринятых ведущими державами, опираясь на соответствующие решения ООН, на международное право.
Когда два года назад была опубликована эта моя идея, она не особенно привлекла к себе внимание. Но вот год назад две азербайджано-армянские группа провели в Армении и Азербайджане социологическое исследование, выясняя подходы решения конфликта. И выяснилось, что около 30% экспертов, журналистов, политиков, которым был задан вопрос о том, каким они видят решение проблемы на данном этапе, оказались сторонниками санкционированного принудительного вмешательства.
Как определенный поворот в общественном сознании можно расценить недавно появившуюся разработку Н. Гулиева, бывшего министра в правительстве Г. Алиева. Он выступил примерно с тех же позиций, но предлагает новую формулу урегулирования: 3 + 3,1+1. Три южнокавказские республики становятся объектом миротворческих усилий России, Ирана и Турции под эгидой США и Евросоюза. При этом он исходит из того, что Южному Кавказу так же, как и Турции, Ирану и России, угрожает один и тот же фактор - развитие сепаратизма.
Если представить себе, что завтра, скажем, курдское сепаратистское движение получит какую-то поддержку внешних сил (а все сепаратистские движения становились реальной силой только в том случае, когда имели внешнюю поддержку), то под угрозой окажется уже целостность Турции и Ирана. Это курдское сепаратистское движение затронет и Азербайджан. А что произойдет, если сепаратизм получит развитие на территории России?
Отсюда главный вывод авторов новой формулы: поскольку сепаратизм угрожает самим региональным странам, и эти страны имеют здесь свои интересы, необходимо привлечь их, и на основе этой формулы попытаться воздействовать на ситуацию именно с помощью санкционированных принудительных мер. Такой опыт вмешательства международных сил имеется. В свое время с аналогичных позиций выступал С. Демирель, предлагая пакт для Кавказа, Э. Шеварднадзе неоднократно говорил о применении боснийской модели, имея в виду миротворческую операцию в Абхазии.
Представляется, что если бы такая модель была задействована, это блокировало бы новый очаг терроризма. Коль скоро глобалистские силы ведут дело к большей интеграции мира, и этот процесс продолжается, а сепаратизм как раз противостоит этой перспективной тенденции, ибо он ведет к фрагментации всего и вся, эти силы должны быть заинтересованы в этом.
Можно было бы создать под эгидой США и Евросоюза некую Евро-кавказскую конференцию, которая могла бы быть наделена всеми необходимыми полномочиями для разработки и практической реализации модели мирного Кавказа.
Сторонники принудительной концепции предлагают при урегулировании кавказских конфликтов разработать систему мер, призванных развести стороны и восстановить требуемый статус-кво на основе международного права. Кстати говоря, новый молодой президент Азербайджана тоже считает, что такие вопросы должны решаться на основе международного права. Но мы все понимаем, что международные законы, так же как и внутренние, надо еще заставить работать.
В большинстве случаев сепаратизм смыкается с терроризмом. Если развивать эту мысль, то надо будет признать, что человечеству угрожает двухголовое чудище: международный терроризм и международный сепаратизм.
Сепаратистские силы, "сепаратистский интернационал" уже координируют свои действия. Недавно прошло совещание министров иностранных дел самопровозглашенных республик, т. е. они идут по пути налаживания сотрудничества, они помогали друг другу и в ходе боевых действий. А в ответ нет единого фронта антисепаратистских сил.
Если никто не хочет обуздать сепаратистские процессы, смыкающиеся с терроризмом, это означает только одно - завтра с этим столкнутся новые регионы, новые государства и новые народы. И тогда эти процессы будет обуздать еще сложнее, чем на данном, относительно спокойном этапе.
Вот что интересно: в то время как ОЧЭС содействует интеграции этого геополитического пространства, находящийся рядом с ней кавказский ареал фактически дезинтегрируется. И дезинтеграция эта началась не сегодня и не вчера, а значительно раньше, потому что Кавказ развивался и испытывал на себе влияние сразу нескольких экспансий: иранской, тюркской и позже - российской.
В современном правосознании сложилось несколько Кавказов. Есть Северный, Южный Кавказ, а недавно были вброшены новые термины -"Малый Кавказ", "Большой Кавказ". На самом деле во времена Лермонтова Кавказ воспринимался именно как Кавказ, никакого Закавказья не было, он воспринимался как один общий ареал, взаимопроникающий, связанный, интегрированный, хотя там народы ссорились, составляли союзы и т.д., но это было единое пространство. Сейчас оно дезинтегрировано, и эта дезинтеграция продолжается.
Может быть, есть смысл создать какую-то организацию объединительного значения по типу ОЧЭС, скажем, Кавказскую конференцию. Такие попытки были, предпринимались, был Общекавказский дом, но он охватывал Южный Кавказ и ставил совершенно другие задачи. Есть ГУУАМ, куда входят и Азербайджан, и Грузия, но мы знаем, кто инициировал это и в каких целях.
Мне кажется, что Россия могла бы инициировать создание такой организации для Кавказа по типу ОЧЭС, поскольку Россия, в моем представлении, трансконтинентальная страна. ШОС, ОЧЭС - Россия тут как тут. А на Кавказе роль России ограничивается, и одно время она сама как-то отодвигалась, потом вновь вернулась. Такая идея дает повод и основание более серьезно заняться кавказскими делами, не вторгаясь и не выступая в роли какого-то арбитра.

А. Ф. Дашдамиров, профессор Российской академии государственной службы при Президенте РФ, академик Национальной академии наук Азербайджанской Республики.
Я бы не стал квалифицировать проблемы сепаратизма как некую демоническую силу. Сепаратистские процессы друг от друга отличаются, и радикализация сепаратистских движений происходит не вдруг и не сразу. У нации, этноса свои механизмы саморазвития, свои способы консолидации, самоутверждения, которые получили в истории XX века свое известное юридическое оформление. Это право на самоопределение.
Интерпретации одного из важных принципов демократического устройства любого общества, государства, и самое главное - толкование способа реализации этого принципа, содержат серьезные противоречия. Теоретически призваны регулировать данные процессы. Но на практике чаще приводят к их вырождению.
Одно из бедствий во взаимоотношениях народов, их элит, составляет проблема переоценки роли этнического фактора в истории общества, в решении социальных, политических, культурных, идеологических проблем.
На Балканах и на юге Кавказа мы имеем дело с этнической тенденциозностью политической практики. Это связано со многими причинами, вытекающими из истории взаимоотношений стран, уровня их развития. Кавказ в целом, в том числе и Южный Кавказ, отличается, на мой взгляд, избыточностью политизированной этничности. Там, где есть необходимость пользоваться правовыми отношениями, инструментариями, прибегают к праву исторического первенства. Там, где должны работать политические категории, они заменяются, иногда даже бессознательно, на категории историко-этнические и т.д.
С этой точки зрения, характерным проявлением таких тенденций является то, что принято называть ирредентизмом. Что такое ирредентизм в моем представлении? По-существу, это политика этнического своеволия, политика исторических апелляций как псевдоправового обоснования прав на ту или иную территорию. И юридической поддержкой этого права становится право наций на самоопределение. Более того, многие политологи, политики сегодня считают, что бессмысленно апеллировать к праву, что принцип территориальной целостности не работает, поскольку он противоречит принципу самоопределения наций.
Между тем принцип самоопределения тут ни при чем. Это законный, нормальный принцип. Любое человеческое сообщество, любой этнос имеет право самоопределяться в формах своего существования, имеет право реализовывать свои потенции, обеспечивать свободное существование. Но если я имею право удовлетворять свои потребности, разве я не должен считаться с тем, чтобы реализовывать свои права, сообразуя их с реальным политическим и историческим контекстом, считаясь с интересами других сторон?
Тем и отличаются Балканы, и особенно Кавказ, что этническая мозаика настолько не совпадает с государственными границами (это плод даже не веков, а тысячелетий), что нет абсолютно автономного самоопределения.
К сожалению, надо признать: процедуры тех или иных форм реализации права народа на самоопределение только-только нащупываются. В России возникает плюрализм форм через культурную, территориальную автономию. Принцип самоопределения не противоречит принципу территориальной целостности. Принцип неприкосновенности границ не значит, что границы не могут меняться, но меняться по добровольному, взаимному соглашению соседей. Нельзя насильственно нарушать границы.
Во-первых, надо наказывать те государства и институты, которые ущемляют права народов на самоопределение, на удовлетворение своих потребностей, но также и те, которые нарушают границы, их неприкосновенность. Пора искать пути и помогать обществам, миру избавляться от раздробленного восприятия целостных принципов, не разрывать их между собой, а способствовать их осуществлению в едином комплексе. Вот в чем я вижу позитивную перспективу выхода из конфликтной ситуации.
Во-вторых, надо, чтобы в международной правовой практике и политике была защищена позиция о немыслимости, деструктивном характере любых ирредентистских поползновений: мое государство там, где проживают люди моей национальности. Мы это проходили и в XX веке, и до того, и, кроме произвола в международных отношениях, это ничего не приносило.
Если сегодня США принимают решения и производят какие-то действия в обход позиций и точки зрения ООН, это не оправдывает ни американцев, ни тем более не должно оправдывать практику нарушения решений Совета Безопасности. И оттого, что СБ оказывается невлиятельным органом, страдает не только Азербайджан, от этого страдает весь мир. Надо думать о том, чтобы не страдал ни мир, ни отдельно взятые страны, которые подвергаются, как выразился Р. Агаев, опасности фрагментации.
Ирредентизм - это реликт средневековой эпохи. Ирредентизм - отнюдь не защита национальных интересов, а манипуляция национальными интересами и этническими предпочтениями. Другое дело, надо создавать такие условия - и это решаемые вопросы, - когда бы одновременно обеспечивалась территориальная целостность государства и удовлетворялись потребности национальных меньшинств в безопасном, свободном развитии. В нынешних условиях таких объективных препятствий я не вижу.

О. А. Воркунова.
Я хотела бы акцентировать внимание на необходимость привлечения в переговорный процесс умеренных сил в исламе. Можно привести пример одного из самых старейших, кровопролитных, жесточайших конфликтов современности - конфликта в Шри-Ланке.
Сепаратистское движение и сама организация "Тамил Илама" были опытом жесточайшего терроризма очень высокого уровня организованности. Этот конфликт продолжается длительное время, но только в последние два года в переговорные процессы был введен исламский фактор - исламская община, причем именно умеренная ее часть. И с этого момента, когда в переговорном процессе произошло увеличение потенциальных участников конфликта, дело как-то сдвинулось с мертвой точки. Кроме того, возникли достаточно интересные проекты, в частности создание нетерриториальной федерации.
Любой конфликт - явление динамичное, и невозможно в какой-то точке отсчета прибегать к прежним схемам и вариантам решения, поскольку он развивается и каждый раз ситуация меняется. По всей видимости, привлечение новых субъектов переговорного процесса и поиски инновационных решений в урегулировании конфликта чрезвычайно перспективны. Я обращаюсь как раз к предложению о проведении европейской конференции, где бы участвовали основные региональные державы - Иран, Турция, Россия, а также США, Евросоюз и, возможно, Китай, -для решения Нагорно-Карабахского конфликта. И здесь я бы хотела упомянуть тезис из выступления г-на Мурешана о создании общественных структур, т. е. создания общества безопасности, в котором бы развивалось партнерство трехстороннее: общественное, частного капитала и государства.
Эта идея очень популярна на Западе, она связана с достаточно остро стоящими социальными проблемами, но это также перспективное направление и для создания того, о чем говорил г-н Делягин, - неких альтернативных структур системы безопасности сетевого характера, т. е. это как раз вариант сетевого ответа на вызовы терроризма.
Наконец, обращаясь к тем процессам и явлениям, которые происходят на Южном Кавказе, хотела подчеркнуть, что эта ткань, настолько динамично развивающаяся и в то же время настолько тонко реагирующая на все внешние, постоянно меняющиеся факторы, что здесь очень сложно найти некую точку отсчета в той или иной ситуации.
Лобовой подход Евросоюза, связанный с процессами европеизации, т.е. понимание европеизации как насаждения политических, идеологических и экономических стандартов на эту достаточно сложную почву, приводит к опасным последствиям во внутриполитическом плане. Сейчас в Азербайджане существует хрупкий баланс между тремя векторами развития: на Запад, на Россию или на ислам. С другой стороны, война в Ираке очень болезненно отозвалась в Азербайджане. Есть опасения, что нападение на Иран вызовет еще более серьезные последствия именно для расстановки внутриполитических сил в Азербайджане.
Что касается Армении, то сложившаяся там ситуация - противостояние между президентом и оппозицией - тоже достаточно опасный момент. Здесь мне представляется перспективным создание региональных комплексов безопасности. Единственная возможность предотвратить игру отдельных субъектов политики в этом регионе в своих, национальных, государственных интересах - находить общерегиональные интересы для того, чтобы выстраивать структуру региональной безопасности и сотрудничества, которая могла бы смягчить существующую в регионе напряженность и расширить возможности для поиска урегулирования конфликтов.

А. А. Мелик-Шахназаров, эксперт по проблемам Южного Кавказа.
Я согласен с тем, что терроризм всегда вызывался политическими проблемами. После перемещения конфронтации между Востоком - Западом на линию Север - Юг, действительно, обозначились другие силы. И постоянное третирование ислама как источника терроризма, действительно, не продуктивно и даже не актуально. Был, как говорили раньше, жупел мирового империализма, а с другой стороны - мирового коммунизма, сейчас есть жупел мирового ислама.
Я благодарен азербайджанским коллегам, которые сегодня воздержались от традиционных штампов, высказываемых представителями Азербайджана на мировой арене, которые в каждом своем выступлении пытаются подкинуть мысль о том, что Нагорный Карабах - это вотчина терроризма, там скрывается бен Ладен, выращиваются наркотики и т.д. Я думаю, что если бы это было так, законодательное собрание штата Массачусетс не приняло бы специальную резолюцию, в которой отмечается роль Нагорного Карабаха в строительстве демократии в регионе.
В связи с этим я хотел бы напомнить, что многие страны, которые пытались подавить, прессинговать свои национальные меньшинства, своих политических, этнических оппонентов, прибегали и прибегают к терроризму.
К сожалению, надо не забывать и о государственном терроризме. Когда здесь говорилось о Южной дуге и перечислялись исламские страны, почему-то никто не сказал об Израиле, стране, которая сталкивается с проблемами терроризма и одновременно сама ее история была замешана на терроризме - сначала частном, против англичан, поселенцев-арабов, а потом уже и на государственном уровне.
В связи с этим хочу напомнить, что в 1992 году Шамиль Басаев начал свою карьеру в Карабахе на стороне азербайджанской армии, был там бит и бежал оттуда, полторы тысячи моджахедов из Афганистана воевали на стороне азербайджанской армии и были также биты и ушли оттуда в другие, не столь отдаленные от Москвы, места.
Не надо поддаваться штампам, которые нам навязывают. Я думаю, что эти штампы, под прикрытием которых определенными силами решаются собственные нефтяные и политические интересы, на деле не способны урегулировать и помочь разрешению вопросов, а, наоборот, затрудняют их. Например, никто не ассоциирует Косовскую и даже Боснийскую трагедию с исламом, а, скорее всего, с агрессивным национализмом.

Р. А. Заргарян.
Прежде всего, я хотел бы сделать маленькую реплику по поводу исторической хронологии. Напомню, что права человека, права народов на самоопределение (а народы состоят из конкретных людей) - это не завоевания средневековья, а завоевания новой и новейшей истории.
Теперь, что касается методологии урегулирования карабахско-азербайджанского конфликта. Независимость Нагорного Карабаха ни в коей мере не нарушает территориальной целостности Азербайджана и не угрожает его безопасности. Напомню, что принцип территориальной целостности не применим к конфликту между Нагорным Карабахом и Азербайджаном по той простой причине, что Нагорный Карабах юридически никогда не входил в состав Азербайджана и, собственно говоря, советского Азербайджана тоже. Потому что решение о включении Нагорного Карабаха в состав советского Азербайджана было решением партийного органа, Кавбюро ВКП(б), т. е. нелегитимного органа.
Что касается вопроса процедуры реализации права народов на самоопределение, которая, как нас пытаются убедить, еще не разработана, хочу напомнить, что в современной науке эти параметры уже разработаны. Существует несколько критериев признания государственной независимости самоопределяющегося народа: историческая принадлежность, большинство населения, проведение референдума о независимости, невозможность метрополии управлять своей колонией на основе демократии, этнического мира, стабильности.
Кстати, международное сообщество использует эти критерии в современной практике урегулирования этнополитических конфликтов. Пример - Восточный Тимор. Был проведен референдум о независимости, международное сообщество признало, что правительство Индонезии не способно управлять своей восточнотиморской колонией, и таких примеров можно привести много.
Что же касается логики урегулирования, то, на взгляд карабахской стороны, она должна строиться исключительно на мирных переговорах. Тот, кто развяжет войну, в любом случае проиграет. При этом урегулирование должно строиться на основе пакетного варианта, который является наиболее эффективным и продуктивным. Тот же Восточный Тимор -очевидный пример.
Но если мы будем рассматривать поэтапный вариант урегулирования, то здесь необходимо выделить две модели поэтапного урегулирования. Я бы их назвал "естественный мирный поэтапный план", на первом этапе которого стороны взаимно отказываются от насилия и признают друг друга, а на втором этапе решают наиболее сложные проблемы -территории, беженцы, границы, т. е. процесс урегулирования происходит от простого к сложному. Другая модель, которая нередко предлагается нашими коллегами из Азербайджана, так называемая "псевдопоэтапная", -тупиковый, военный план.
В чем его суть? Отдайте территории, и лишь потом, может быть, Азербайджан соизволит вести переговоры с Нагорным Карабахом. Очевидно, что такой план для Нагорного Карабаха неприемлем, потому что передача территорий, на которые предъявляет претензии Азербайджан, несомненно, спровоцирует азербайджанское руководство на новый виток военных действий, уже с новых, более удобных линий фронта.
Основными целями урегулирования я бы назвал четыре. Первая -обеспечение безопасности народа Нагорного Карабаха. Вторая - заключение равноправного мирного договора между Нагорным Карабахом и Азербайджаном. Третья - восстановление территориальной целостности Нагорного Карабаха. Четвертая - решение проблемы беженцев на взаимной основе.
И в заключение, что же мешает урегулированию на данном этапе? Во-первых, отказ Азербайджана от прямых переговоров с Нагорным Карабахом. Во-вторых, турецко-азербайджанская доктрина обращения с армянскими беженцами, суть которой - недопущение ни при каких обстоятельствах возвращения армян на те земли, откуда они были изгнаны. Очень сильно мешает урегулированию активная антиармянская пропаганда в Азербайджане, которая одновременно сопровождается шантажом мирового сообщества угрозами развязывания новой войны.
Я считаю, что на мировом сообществе лежит большая ответственность за предотвращение нового конфликта. И необходимо признать право народа Нагорного Карабаха на свободу выбора своего самостоятельного, демократического пути.

Р. Г. Агаев.
Свое присутствие на этой конференции я рассматриваю не в качестве полемиста с армянскими политологами по вопросу о том, кто был прав в карабахском конфликте, с чего все это началось и т.д. Я видел свою задачу в том, чтобы взглянуть шире на то, что происходит на Кавказе. И в процессе анализа пришел к выводу: то, что происходит на Кавказе, может начаться и в других регионах. И поскольку мне дорога Россия, так же как и Кавказ в целом, я с величайшей осторожностью подхожу к проблеме любой сецессии. Самоопределяться можно, но когда какая-то часть граждан какой-то страны присваивает себе право взять территорию и уйти в неизвестном направлении, речь идет не просто об исторических, моральных, духовных аспектах, речь идет о конкретной земле.
Краевой комитет или ЦК принял решение. Незаконное было решение, законное, но все, что они тогда приняли, было политической и государственной реальностью. Тогда и Армянская ССР была незаконно создана, и Азербайджанская, и РСФСР. То есть, с такой контрпродуктивной логикой мы никогда не придем к нормальному разговору.
Надо рассматривать реальные предложения - поэтапные, конкретные и т.д. Ведь был длительный период мирного сосуществования народов Закавказья, это было реально. Хотите забыть, пожалуйста, будем жить в изоляции. Но это изолирует нас не только друг от друга, но и от перспективы мировых процессов, от той же самой демократии, о которой мы всегда мечтали.

А. А. Язькова, председатель Совета Средиземноморско-Черноморских исследований (Институт Европы), член Ученого совета ИМЭПИ РАН.
Мне кажется, наша дискуссия тем более интересна, чем более академична. Если мы будем употреблять такие слова, как "шантаж", "захват", мы вообще никогда ни до чего не договоримся. А мы все-таки работаем в рамках Академии наук, и академичный подход здесь полезен. Полезен с точки зрения выяснения ситуации, терминологии и некоторых общих принципов. Я столкнулась с тем, что даже очень квалифицированные политологи, коллеги, иногда не уделяют должного внимания изучению существующих норм и правил.
Принцип территориальной целостности, по словам Р. Заргаряна, неприемлем к Нагорно-Карабахской республике и к Азербайджану. И ссылались вы на события, которые происходили в процессе создания СССР. Но Советского Союза нет, он распался. Тем временем и Армения, и Азербайджан в 1992 году вступили в ООН. Конечно, нет определенности во многих положениях международного права, но в данном случае, когда государство вступает в ООН, оно определяет свои территории, свои границы, численность населения и т.д., и все это фиксируется в рамках ООН. Мне хотелось бы узнать, как вы относитесь к этому.
Второй вопрос: об исторической принадлежности. Апелляция к истории - самый непродуктивный путь, потому что тогда надо было бы перекроить всю Европу. Тут можно зайти очень далеко.
И последний вопрос. Вот вы говорите: "решает большинство населения". Но во всех случаях, и в тех, о которых мы здесь говорили - Косово, Абхазия, Нагорный Карабах и особенно оккупированные районы Азербайджана (14% от его территории), - на всех этих территориях проходили массовые этнические чистки, были изгнаны стотысячные группы населения. Беженцы, точнее перемещенные лица, изгнаны, лишены права решать проблему государственной принадлежности своих территорий. Можно ли решать эти проблемы после изгнания этих лиц?
Кстати, я должна сказать в пользу Сербии и Косово. Когда проходили последние выборы в Косово, то сербам, которые были перемещены из Косово, была предложена возможность участвовать в голосовании. Так что там эта проблема обстоит лучше, чем на Кавказе. Как вы ответите на эти вопросы?

Р. А. Заргарян.
Во-первых, что касается ООН. Я сказал, что Нагорный Карабах никогда юридически не входил в состав не только Азербайджанской ССР, но и, самое главное, в состав независимого Азербайджана. И на момент вхождения Азербайджана в состав ООН Нагорный Карабах уже провозгласил свою независимость и ни в коей мере не контролировался азербайджанскими властями. Все выборы, которые проходили в Азербайджане, проходили уже без участия народа Нагорного Карабаха. Азербайджан не представляет Нагорный Карабах в ООН и вообще в международном сообществе.
Второе. Можно привести немало примеров, когда часть территорий той или иной страны, являющейся членом ООН, потом признавалась независимой, т. е. участие страны в ООН совсем не панацея ее территориальной целостности. Типичный пример - Франция и Алжир. Алжир юридически не был колонией Франции, он был ее заморским департаментом. Но тем не менее ООН признала независимость Алжира. Другой типичный пример - Тайвань и Китай. Мы знаем, что их статус в ООН поменялся.
Что касается исторических вопросов. Если мы признаем, что история является наукой, мы должны признать, что история как наука может определить историческую принадлежность той или иной территории. Тем более что в ситуации с Карабахом это определить очень просто. Римская империя возникала, развивалась, распадалась, а Карабах как был в течение тысячелетий, так и оставался.
По поводу того, шантажирует ли Азербайджан мировое сообщество или нет. Приведу только один пример. Совсем недавно пресс-секретарь министерства обороны Азербайджана заявил, что через 25 лет Армения как государство не будет существовать. Это разве не шантаж?
Что касается выборов, то, к сожалению, ни армяне в Азербайджане, ни азербайджанцы в Нагорном Карабахе не участвовали в выборах. Но в момент проведения референдума в Нагорном Карабахе были специально подготовлены бюллетени для азербайджанской общины в Нагорном Карабахе. Кто же виноват, что они сами отказались участвовать в этом референдуме?
Косово - как раз типичный пример сепаратизма, потому что албанское большинство в Косово было создано искусственно в результате геноцида сербского народа как в период Средневековья, так и в годы Второй мировой войны. И Косово является исторической сербской землей, это любой историк вам может подтвердить. Я бы Косово сравнил с Нахичеванью.

A. А. Язькова.
Поскольку я "любой историк", могу вам сказать, что это не так: на нынешней территории Косово веками проживали и сербы, и албанцы.

B. Н. Казимиров, чрезвычайный и полномочный посол РФ.
Сегодня многие участники говорили о международном признании
приеме того или иного государства в ООН, его границах. Здесь правовая часть лежит сама по себе, а политическая - совсем в другой плоскости. Разве Соединенные Штаты когда-нибудь признали вхождение трех прибалтийских республик в состав Советского Союза в 1940 году? Конечно, нет, тем не менее они терпели Советский Союз в составе Совета Безопасности ООН. Все-таки международное признание или прием в международную организацию - вещи не правообразующие сами по себе. Правообразующим является волеизъявление народа или фактический захват власти. Но от этого права еще не возникают. Так что здесь правильно говорили, что нынешняя международная правовая система дырява.
Вот 10 принципов Хельсинского акта. Здесь больше всего идут дебаты о двух принципах - о территориальной целостности и праве народов на самоопределение. А почему мы забыли остальные 8 принципов, они имеют ту же значимость. Скажем, мирное разрешение споров -разве это менее важный принцип? Или отказ от применения силы и угрозы силой - разве это в международных отношениях менее важный принцип?
Нагорнокарабахский конфликт для меня больнее всего, потому что несколько лет я этим занимался как посредник от России. Давайте зададим вопрос сторонам: признают ли они, что судьба Нагорного Карабаха является спорной проблемой? Весь мир это знает, но получить признание от официальных лиц в Баку, Ереване или Степанакерте, что это спорная проблема, невозможно. А ведь это был бы первый шажок к цивилизованному решению вопроса, если бы стороны конфликта дозрели бы до формального признания того, что это предмет спора. А сейчас каждая сторона говорит: "Нет, это бесспорно мое". Это проявление национального эгоизма. Россию тоже можно упрекать в таких проявлениях, хотя она не научилась грамотно отстаивать свои интересы.
Есть два комплекса: комплекс победителей у армян и комплекс потерпевших неудачу в военных действиях у азербайджанцев. Надо помочь сторонам освободиться от этих комплексов, потому что из них вырастают два ультимативных подхода, которые не могут привести к каким-то конструктивным результатам. Одни говорят: "Сначала статус, потом территории", другие: "Сначала отдай территории, потом рассудим статус". Так - как будто человеческий интеллект не способен заниматься этими вопросами параллельно. Я утверждаю, что этим можно заниматься, нужна только политическая воля и какое-то напряжение, мозговая атака.
Я понимаю, что ни тот, ни другой подход для сторон не осуществим, потому что построен на ультиматуме к другой стороне: это она должна покориться и принять мои правила.
В Азербайджане никто не возьмет на себя ответственность уступить Нагорный Карабах Армении, подписаться подтем, что он вне Азербайджана. Даже понимая, что Карабах не подконтролен Азербайджану, все равно подписываться под этим никто не будет, потому что состояние умов в обществе таково, что это для него - политическое самоубийство.
Точно также не добьются азербайджанцы одностороннего освобождения, этакого безусловного, безоговорочного освобождения тех территорий, которые оказались под армянской оккупацией. Армянам очень не нравится, когда я использую термин "оккупация", но я предпочитаю вещи называть своими именами и считаю, что освобождение территорий достижимо, наряду с какими-то встречными уступками с азербайджанской стороны.
Достаточно взглянуть шире, и мы увидим, что у двух народов есть масса общих интересов, которыми сейчас пренебрегает руководство их стран, якобы во имя национального, на самом же деле - собственного интереса. Армяне, спустя столько веков, обрели государственность. Азербайджан, спустя 70 лет, тоже обрел государственность. И это можно использовать для сотрудничества, а не для того чтобы перегрызать друг другу горло.
Если посмотреть еще шире, то я бы даже дерзнул сказать, что, по существу, там нет победителей и побежденных, там пока что-то близкое к ничьей. Действительно, армян практически нет в Нахичевани, в Баку и в других местах, азербайджанцев нет больше в Нагорном Карабахе и в Армении, это было еще на начальной стадии конфликта. Произошло то, чего никогда не было. Они столетия жили вперемешку друг с другом, возникали иногда конфликты, но вместе с тем были и периоды нормального сосуществования, сотрудничества, взаимопомощи, были позитивные примеры.
Если разобраться, то, на мой взгляд, азербайджанцы не потерпели поражение, а потеряли некоторые преимущества, которые имели - я имею в виду нахождение Нагорного Карабаха в составе Советского Союза. А армяне не победу одержали - они едва выкарабкались из всякого рода разрушительных явлений, которые сотрясали армянский народ на протяжении столетий. Поэтому пора бы унять эти два комплекса, которые и мешают примирению: комплекс победителей, с одной стороны, и комплекс потерпевших поражение - с другой.
Не могла Минская группа - я имею в виду представителей 9 государств - быть эффективным посредником, о чем я говорил 10 лет назад. В тот период постсоветская Россия, в силу прошлого багажа нашего общего пребывания в рамках Советского Союза и исторических связей, имела, безусловно, уникальные возможности, чтобы работать над примирением между Арменией и Азербайджаном. И Запад этого не мог не знать. Но геополитические интересы, желание потеснить Россию в Закавказье, мешал нашим западным партнерам.
Я недавно обнаружил магнитофонную запись своего выступления в Вене (июль 1994-го), где я обращаюсь к "западникам": "Вы сейчас можете добиться успеха. Наиболее оптимальный путь к успеху в этом урегулировании - это поддержка вами, Минской группой, посреднических усилий России. Не потому, что мы такие умные, но в силу целого ряда объективных обстоятельств у нас есть возможность продвигать дела быстрее, чем вся эта нейтральная девятка. Я вижу по вашим лицам и по вашим выступлениям, что вы не способны поддержать Россию. Но тогда не мешайте. Я вижу, что вы не способны и не мешать. Но тогда возьмите паузу в помехах месяца на два-три".
Кризис Минской группы был порожден именно тем, что в ней возобладала точка зрения геостратегическая - потеснить Россию в Закавказье. Для американцев это имело особое значение, потому что минский процесс в то время был практически единственным средством вторгаться в дела Закавказья. Только что установили дипотношения, экономических позиций никаких не было, а вот ногу в приоткрытую дверь американцы вставили. И, конечно, это было для них очень ценно. Поэтому они поддерживали Минскую группу - именно в пику России.
Сейчас сопредседательство, на мой взгляд, ведет дела не лучшим образом. После Будапештского саммита и после Лиссабона к сопредседательству подключились США и Франция, и Минская группа была отставлена в сторону как переговорный, посреднический механизм. Эта функция была передана двойке Россия - Швеция, потом Россия - Финляндия, а потом - США, Франция и Россия. И это сопредседательство отошло от мандата Будапештского саммита. Это был единственный документ, который обстоятельно прописал все, даже процедурную сторону ведения карабахского регулирования.
Чем сейчас занимаются председатели? Спасением видимости переговоров, которых, по существу, нет. Эти пустопорожние встречи ни к чему пока не привели, и все заявления после каждой встречи о том, что мы продвинулись, что-то находим - это все суета.

А. А. Язькова.
Мое внимание в процессе занятий проблематикой конфликтов привлекла неупорядоченность международного права. Но тем не менее именно в Средиземноморско-Черноморском регионе, который мы сегодня обсуждаем, действительно проходит основная дуга нестабильности в Европе.
Чем характеризуется эта дуга? Во-первых, наличием самопровозглашенных территорий. Они практически никем не признаны и, кроме того, это зоны вне государственного и международного контроля, которые также в последнее время именуются "серыми зонами". И эта проблема имеет широкое международное звучание. "Серые зоны" - это Косово, Абхазия, я не буду трогать в данном случае Нагорный Карабах, но что касается оккупированных территорий Азербайджана, то специалисты, которые занимаются проблематикой "серых зон", относят их именно к такой категории.
В этом регионе за последние полтора десятилетия наметились и начали развиваться также и процессы сотрудничества в целом ряде областей: прежде всего, в сфере экономики. Организация Черноморского экономического сотрудничества (ОЧЭС), хотя еще пока очень нестабильна, тем не менее имеет не только свой статус, но и международное признание, устав, структурные подразделения, и это то, что в какой-то мере противостоит возможности дальнейшего расширения дуги нестабильности.
Взяв за основу эти два момента - наличие конфликтных зон, дуги нестабильности и наличие структур, которые позволяют развивать сотрудничество в регионе, - мы задаемся вопросом: что мешает развивать региональное сотрудничество в более широком плане, а не только в экономическом.
Надо сказать, что по этому вопросу существуют очень разные мнения. В выступлениях некоторых международников, политологов и политиков прослеживается такая мысль, что не стоит ворошить проблему, "не буди лихо, пока тихо" и "худой мир лучше доброй ссоры". Но так ли это в данном случае? Мне представляется, что сохранение существующих очагов конфликтов не только мешает, фактически нарушая жизнь и стабильность конфликтующих государств, но и является очень негативным региональным и международным фактором.
Можно ли дальше сохранять такое положение? Мне думается, что вряд ли. Не только потому, что ни одна, ни другая сторона не согласятся с существующим положением вещей. Рано или поздно конфликт может реанимироваться уже в других, более опасных формах.
М. Делягин говорил о том, что создаются новые структуры международных отношений. Раньше это были государства, сейчас это сетевые структуры, причем транснациональные. И надо сказать, что эти сетевые структуры, как показывает опыт, базируются, как правило, там, где отсутствует государственный и международный контроль. И в конечном счете это способствует развитию и транснациональной преступности, и криминала: контрабанды, торговли наркотиками, оружием и т.д.
Еще мне хотелось бы сказать о "непримиримых позициях сторон". До всех событий 1990-х годов армяне и азербайджанцы вполне мирно сосуществовали в Баку, в Абхазии было 40% смешанных браков. Я была в 1980-е годы в Косово, и мне рассказывали и показывали, как сотрудничали сербы и албанцы - сельские жители. Не было такого отчуждения, а криминалитет и до сих пор сохранил формы сотрудничества.
В Косово восемнадцатилетние подростки, албанцы и сербы, которые в условиях военных конфликтов никогда не учились в школе, совместно торгуют наркотиками, оружием и т.д. У меня возникает вопрос: почему же они, не будучи современными, цивилизованными людьми, находят общий язык, а мы его найти не можем?
Что касается приема государств в ООН - все-таки в Организации Объединенных Наций существует список государств с их основными характеристиками. Я согласна, суверенитет Карабаха был провозглашен еще до распада СССР, но это опять же не имело в Советском Союзе никаких правовых основ.
И о праве на самоопределение. Тут у нас существует полная неразбериха, каждый трактует эту идею по-своему. Право наций на самоопределение, тем более этносов, никто никогда не провозглашал в международном праве. Возьмите Устав ООН - документ, который до сих пор имеет обязывающий характер и ратифицирован большинством государств, пакты о социальных и экономических, гражданских и политических правах 1966 года, они тоже были ратифицированы и имеют обязательный характер. Хельсинский документ имеет обязательный характер только в том случае, если вопросы будут решены на основе консенсуса.
В Уставе ООН записано отнюдь не право, а принцип самоопределения, причем не этносов и не наций, а народов, т. е. весь народ, населяющий данную территорию, может самоопределиться. Верните всех перемещенных лиц в Абхазию или проведите референдум с участием тех, кто там проживал. Кстати, у них у всех имеются советские паспорта, где есть прописка. Верните азербайджанцев на оккупированные территории и попробуйте провести референдум. Вот тогда это будет действительно реализация права народа, народа в целом, а не этноса. Ни один этнос не имеет права самоопределиться. Права этноса на обеспечение культурных, религиозных и политических прав прописаны в Пактах 1966 года.
О практике Евросоюза, который пытается решить проблему Косово. Евросоюз выдвинул лозунг: сначала стабильность, потом - статус. Недавно я присутствовала на семинаре по косовской проблеме, где были представители Евросоюза, кроме того, выступал представитель США и НАТО. Было сказано: да, по этому лозунгу не получается, может быть, пересмотреть: сначала статус, и это закрепит стабильность. Но такое решение уже будет противоречить тем самым нормам, которые записаны в международных документах.
И последнее. Мы все - представители общественных наук. И не можем не обратить внимание на то, что в любом из конфликтных регионов вырастают поколения, которые будут непримиримыми. И это в значительной степени зависит от того, как преподается история в школе. Недавно Евросоюз сделал жесткое замечание косовской системе преподавания в школьном образовании. Там практически воспитывается национальная ненависть на основе изучения истории. История, таким образом, может быть обращена не во благо, а в очень большое зло.

А. Ф. Дашдамиров.
Когда мы обсуждаем общие проблемы, глобальные - это одно. Когда мы пытаемся конкретизировать те же подходы к анализу, комментированию ситуации на конкретных конфликтных примерах, возникает масса разноречий. В этом есть своя закономерность.
Каждый конфликт (в Юго-Восточной Европе, на Кавказе) индивидуален и имеет свою неповторимую биографию. Поэтому общие постулаты не могут буквально реализовываться в оценках, анализе и управлении конфликтными ситуациями. Должна учитываться вся специфика конфликтов. Поэтому я далек от того, чтобы рассчитывать, что карабахский конфликт может быть или должен быть урегулирован при помощи третьих сил или инстанций.
Я вовсе не занимаю такую позицию, когда рассуждаю о необходимости решения проблем на правовом поле и об участии международных организаций. Я имею в виду совершенно другое. Я думаю, что здесь как раз есть две группы проблем, совместив которые, действительно можно добиваться урегулирования этнополитических конфликтов вообще, а не только карабахского. С одной стороны, это укрепление принципов международной безопасности, механизмов обеспечения международной безопасности, с другой - это проблема воли сторон и не только политической воли.
В позитивном опыте урегулирования конфликтов огромную роль играют институты гражданского общества. И до тех пор, пока стороны будут тиражировать стереотипы, например, рожденные на самой заре карабахского конфликта, никакого разговора о регулировании не состоится. Но если завтра коллеги из Армении встретятся с коллегами из Азербайджана и зададутся целью искать взаимоприемлемые подходы, тогда может возникнуть другая ситуация.
Не надо считать, что все зависит от президентов. Общество должно проявить интерес к урегулированию, а не к конфронтации. Вот тут сообщили, что чиновник из Министерства обороны Азербайджана сказал какую-то глупость, а я скажу, что мне не нравится, как президент Армении сказал, что "азербайджанцы и армяне этнически несовместимы", хотя они вполне могут взаимодействовать, о чем здесь сегодня говорилось.
Значит, дело в других причинах конфронтации, а не в этнической или человеческой несовместимости. Длительный конфликт рождает собственную психологическую, моральную и социальную инфраструктуру, возникают своя "культура", свои процедуры вражды. И нужна воля со стороны интеллигенции двух стран, чтобы сломить эту "культуру" и эти механизмы.
Такой опыт у армян и азербайджанцев был, но, к сожалению, он подзабыт. Этот опыт - позиция азербайджанской и армянской моральной и духовной элиты в 1905-1907 годах, в 1920-х годах, когда судьба Карабаха в Азербайджане или азербайджанцев в Армении решалась не только в Политбюро ВКП(б) и не только в Кавбюро. Она решалась на земле, самими людьми, их выбором, их отношением. Были интересы, была конкуренция этих интересов и был выбор: что выгоднее, что интереснее и как устраивать свою жизнь. Есть уроки истории и надо уметь их извлекать.
Методологии, концепции, абстрактно адресованные зонам, регионам, хорошо бы отрабатывать и на опыте реальных конфликтных ситуаций. Здесь есть над чем подумать, и это была бы очень благодарная работа.

Часть II
ПЕРСПЕКТИВЫ ОРГАНИЗАЦИИ ЧЕРНОМОРСКОГО ЭКОНОМИЧЕСКОГО СОТРУДНИЧЕСТВА

А. Б. Куприянов, профессор ИМЭПИ РАН.
За истекшие 12 лет с момента образования ОЧЭС мировая наука сильно продвинулась вперед, и наши знания о глобализме и интеграционных процессах расширились, появились новые термины, например "синэргетический глобализм", но даже не все научные работники улавливают этот термин, хотя он является ключевым.
Когда ОЧЭС создавалась, я внимательно изучал ее устав. Там написано, что это организация интеграционного характера, но практические работники, которые там работают, говорят, что они не имеют в виду интеграцию, а речь идет о содружестве.
На практике мы имеем ряд такого рода неопределенных, полуинтеграционных объединений на Дальнем Востоке, в Северо-Восточной Азии, существуют и содружества Баренцева моря, Балтийских государств и т.д. И все они - интеграционные объединения второго или третьего уровня. Если же мы рассматриваем ОЧЭС, то мы имеем дело с гигантской институциональной структурой.
Но ОЧЭС не интеграционная группировка. Это значит, что мы не можем оценивать эту организацию по тем критериям, по которым оцениваем классические интеграционные группировки. Когда же я сравниваю ОЧЭС с тем, что происходит у нас в СНГ, вижу, что получаются очень похожие вещи. У ОЧЭС формально есть стратегия, но фактическая деятельность этой организации идет совсем не в русле тех документов, которые она принимает. Она гораздо более рациональна. Крупнейшие проекты, которые требуют миллиарды долларов, финансируются зачастую не правительствами, а крупными корпорациями. Сама же организация оказывает на них весьма небольшое влияние.
ОЧЭС помогает тому, что развивается изнутри. Это так называемый челночный бизнес, которому государство, как правило, мешает, но который, несмотря на все препоны, развивается. И второе - межрегиональные отношения в пределах ОЧЭС, когда мы под регионом подразумеваем что-то такое, что меньше, чем страна, но больше, чем муниципалитет. Вот здесь есть определенные достижения.
Нужно вернуться к вопросу, ответ на который мы, россияне, должны иметь: что мы там делаем и какие наши перспективы и задачи в ОЧЭС?
Таких интеграционных объединений, как ОЧЭС, на свете немного, потому что обычно собираются страны, более или менее сравнимые по культуре, по уровню экономического развития. А у нас есть и Молдова, и маленькие страны Средиземноморья, и гигантская Россия. Поначалу картина была очень ясной: эта организация появилась, когда рухнул СЭВ, когда развалился Советский Союз, и вступление в ОЧЭС для России было хоть какой-то минимальной компенсацией за положение международного одиночества. Но теперь это время прошло, и какой должна быть политика России в отношении ОЧЭС сегодня?
Во-первых, сама Россия толком не понимает, что она может сделать в данной ситуации. Ни высшее руководство, ни секретариат, ни региональные руководители выход из этого положения пока не нашли. Пока определенных результатов можно достичь только текущими уступками малым странам со стороны большой страны, в том числе уступками политического характера, хотя в Уставе ОЧЭС написано, что политикой она не занимается. Да, уступки политического характера со стороны России, да, определенная донорская деятельность в отношении малых стран, да, некоторые потери на сегодняшнем этапе в расчете на выигрыш в перспективе, в том числе - геополитический. Это философия нашего поведения, какой она мне представляется сегодня.
Второе. Здесь я ссылаюсь и на балтийский, и на азиатский опыт. В упомянутых объединениях, как правило, сотрудничество идет не между государствами, а между территориями более низкого уровня, то, что я называю внутренними регионами. Никакое правительство там не вмешивается, а сотрудничество идет, в том числе и в области высоких технологий. Одним словом, должен быть упор на регионы.
Наши представления за эти 12 лет в отношении глобализма и его влияния на малые и большие страны сильно изменились. Поначалу ОЧЭС создавалось потому, что это было нужно Турции. Но сегодня у нас более крупная цель: мы должны себя подготовить к вступлению в ЕС, и мы хотим усилить свои позиции на этом направлении.

О. А. Воркунова.
Возможна ли трансформация Организации ЧЭС в сторону той системы или структуры, о которой говорил Л. Мурешан: бизнес - общество - государство? Это тот путь, который действительно может внести струю демократизации в процессы глобализации и регионализма. Этот путь перспективен в том направлении, что он расширяет возможности практической реализации сотрудничества на черноморском пространстве.
Каков потенциал ОЧЭС как механизма диалога между конфликтующими сторонами? Здесь очень много потенций, которых не имеют другие организации, а имеет именно ОЧЭС.
К сожалению, наши желания не всегда совпадают с нашими возможностями, но очень бы хотелось, чтобы черноморское пространство развивалось в сторону интеграционных процессов. Конечно, экономический потенциал рассматриваемого нами очень неоднозначного, очень сложного региона является препятствием на пути создания эффективных интеграционных механизмов. Но если мы вспомним, Европа тоже начинала с таких шагов, и 50 лет назад никто даже представить не мог, в какой форме будет развиваться Евросоюз.
Как может развиваться Черноморское экономическое сотрудничество? Здесь важны совершенно конкретные приоритетные направления. Это, прежде всего, проблема инфраструктуры, транспорта, экологии, вопросы безопасности, образования, формирования нового поколения без враждебных представлений друг о друге.
Вероятно, имело бы смысл формировать некие общие программы для Черноморского региона в целом, для университетов, которые давали бы представление о культуре народов, проживающих на этой территории. Это наука, научные обмены, которые, разумеется, тоже объединяют регион. Наконец, туризм. Это прекрасный регион для развития туризма, в том числе нетрадиционных форм, например молодежных круизов "Peace boat". Это инициатива, которая принадлежит японским неправительственным организациям, но она великолепно работает на разных пространствах. То есть здесь немало возможностей.

М. В. Каргалова, руководитель Центра проблем социального развития Европы (Институт Европы РАН).
Сегодня все говорили о безопасности региона. Это, действительно, самая насущная, самая острая проблема, но в первую очередь необходима стабильность. Стабильность во всем: в экономическом развитии, в социально-трудовых отношениях, в обществе, в социальной сфере. И, конечно, нужно доверие к политике правительства, потому что любое правительство, при наличии даже доброй политической воли, не может эффективно действовать, если у него нет поддержки населения, если отсутствует так называемая социальная база.
К сожалению, Южная Европа, Черноморский бассейн, Кавказ, Балканы - как раз та самая дуга нестабильности, которая нуждается в урегулировании практически каждой из тех проблем, которые я перечислила. В этом регионе есть такие острые, прорвавшиеся наружу конфликты, которые, если приглядеться поближе, корнями уходят в не решенные социальные проблемы. Это бедность, экономический упадок, неконтролируемые волны мигрантов, массовая преступность, наркотрафик и т.д. Но если присмотреться еще ближе, то у всех - единые социальные истоки, и это несет очень серьезную угрозу дальнейшей дестабилизации региона.
В условиях глобализации необходимо учитывать роль интеллектуального капитала, который содержит потенциал для решения многих проблем, нужно изменение менталитета. С другой стороны, необходимо создание систем управления, которые воздействовали бы на всю ситуацию в условиях глобализации. Главное - просчитывать социальную цену любых изменений, любых процессов и стараться минимизировать негативные последствия глобализации.
Тут много говорили о том, по каким путям могут идти стабилизация, достижение согласия. Другого мнения не было - путь должен быть только мирным. Это переговоры, это диалог, но диалог кого с кем? Переговоры между кем?
Взятая на вооружение в Европейском союзе так называемая упреждающая стратегия позволяет путем взаимоприемлемых компромиссов балансировать интересы разных стран, разных социальных групп и т.д. Эта стратегия базируется на диалоге абсолютно всех уровней. Но любое общество должно уметь вести диалог. И здесь опять та же самая проблема: необходимость изменения менталитета, проблема образования, уровень политической культуры и общей культуры. Все это должно идти в копилку социального диалога.
Социально ответственный бизнес, социально защищенная рабочая сила, которая заинтересована в экономическом развитии, и правовое социальное государство, которое регулировало бы все эти процессы и контролировало их выполнение, - составляющие плодотворного диалога, партнерства и достижения социального контракта.
Меня очень удивило, что, говоря о разных проблемах, ни разу не акцентировали внимание на таком понятии, как социальная ответственность. А ведь социальная ответственность каждого из партнеров во многом определяет результаты любых операций, любых переговоров и т.д. Стабильности можно достичь лишь соединенными усилиями социальных партнеров, которые, во-первых, ответственны и, во-вторых, способны построить и, больше того, заставить работать те самые системы управления, которые необходимы в условиях глобализации.
Другими словами, речь идет о том, что общество целиком должно быть подключено к процессам, которые в нем развертываются. О том, что называется гражданским обществом, потому что не всякое общество способно действовать таким образом. Что такое гражданское общество и есть ли оно где-то в реальности, тем более в регионе, о котором идет речь? В Черноморском регионе, в России его нет, и даже в Европейском союзе оно находится в процессе формирования. Но не случайно необходимость его формирования сейчас осознают практически все.
Во все документы, в тексты основополагающих договоров и даже в Конституцию ЕС четко введены и обоснованы термины "социальная сплоченность", "социальная солидарность". Недавно в Совете Европы был создан Генеральный директорат по социальной сплоченности. И очень хорошо, что его директором был назначен представитель России. Существуют такие организации, как Совет неправительственных организаций, который объединяет больше ста общественных организаций. Все, наверное, знают об инициативе создания в России Общественной палаты.
На Кавказе, в Черноморском регионе, думаю, именно социальный диалог может помочь постепенной стабилизации, постепенному решению проблем. Но здесь опять все замыкается на проблеме изменения менталитета, подготовки массового сознания к восприятию нового.
ОЧЭС может стать действенным механизмом международного сотрудничества. Ее структура очень разветвлена, далеко не все ее органы, комиссии и комитеты работают успешно. Мне кажется, что было бы целесообразно создать рабочую группу или комитет по социальным проблемам, который бы мог досконально анализировать ситуацию и, с учетом опыта ЕС и других стран, вырабатывать какие-то рекомендации или, например, региональную программу социального развития. И не только в этой области.

А. В. Верников, ведущий научный сотрудник ИМЭПИ РАН.
Прежде всего, немного фактической информации о Черноморском банке торговли и развития (ЧБТР). Банк был создан в январе 1997 года, однако реально начал осуществление операций в июне 1999 года.
Миссия ЧБТР сформулирована в его учредительных документах в весьма общей форме: способствовать ускорению развития и сотрудничества между странами-акционерами. В этих целях ЧБТР будет поддерживать региональную торговлю и инвестиции, финансировать коммерческие сделки и проекты, которые укрепляют экономические взаимосвязи стран-участниц. Учредителями ЧБТР выступили одиннадцать стран, входящих в ОЧЭС, - Азербайджан, Албания, Армения, Болгария, Греция, Грузия, Молдавия, Россия, Румыния, Турция и Украина. Однако неверно было бы утверждать, что ОЧЭС является акционером или владельцем банка, или банк подчиняется ОЧЭС. ЧБТР - не "дочка" ОЧЭС, а совершенно самостоятельная международная финансовая организация со своим уставом, капиталом и органами управления, действующая на сугубо профессиональной основе.
Структура капитала банка предусматривала три уровня в зависимости от количества акций: первый уровень - крупнейшие акционеры: Греция, Россия, Турция (16,5%), второй - Болгария, Румыния и Украина (13,5%) и третий - Азербайджан, Албания, Армения, Грузия и Молдавия (2%). Однако из-за сложного финансового положения некоторые из небольших акционеров (Армения, Грузия и Молдавия) не смогли оплатить подписку на свои акции и попросили об уменьшении их участия в капитале до 1%.
В принципе состав акционеров банка стабилен, однако учредительные документы не исключают в дальнейшем участие в работе банка заинтересованных международных финансовых организаций и третьих стран. На наш взгляд, расширение состава акционеров пошло бы на пользу ЧБТР, сделав его более универсальной и представительной организацией и укрепив в финансовом отношении.
Важное отличие ЧБТР от других международных институтов развития, действующих в регионе Юго-Восточной Европы, состоит в том, что это практически единственная организация, которой управляют сами страны-получатели ресурсов.
Черноморский регион нуждается в притоке дополнительных финансовых ресурсов в реальный сектор экономики, и ЧБТР может стать полезным инструментом для их эффективного применения. Выход ЧБТР на финансовые рынки для привлечения свежих ресурсов был предусмотрен с самого начала, иначе он превратился бы, по существу, в кассу взаимопомощи, когда внесенные одним участником средства используются для поддержки другого. Вплоть до середины 2004 года банку хватало капитала для фондирования активных операций, однако когда первоначальный объем средств был освоен, понадобилось привлечение заемных средств.
С этой целью ЧБТР обратился в одно из ведущих мировых рейтинговых агентств Moody's Investors Services за получением кредитного рейтинга, и в марте 2004 года ему был присвоен долгосрочный рейтинг эмитента Baa2, что на одну ступень выше минимального рейтинга инвестиционного уровня. Такой результат представляет собой большое достижение для ЧБТР. Полученный банком рейтинг оказался выше, чем у всех стран-участниц, кроме Греции (напомним, рейтинг России на одну ступеньку ниже).
ЧБТР осуществляет проектное, торговое и корпоративное финансирование. К середине 2004 года валюта баланса (размер активов или пассивов) превысила 400 млн. долларов, из них портфель кредитных вложений составил порядка 300 млн. Основными заемщиками ЧБТР являются Турция, Россия, Румыния, Болгария, Украина и Греция. Получателями кредитов стали финансовые учреждения, компании обрабатывающей промышленности, предприятия инфраструктуры, транспорта и связи.
Банк с особой охотой участвует в проектах, имеющих действительно региональное значение, однако в реальности качественных проектов такого рода существует немного.
Ввиду существования гораздо более мощных и крупных международных финансовых организаций, действующих в том же регионе, банку пришлось искать свою нишу, где он не конкурировал бы с другими аналогичными организациями, а максимально эффективно выполнял свой мандат и эффективно использовал свои ограниченные ресурсы.

А. А. Язькова.
Россия вносит солидный вклад в уставной капитал банка, но как она пользуется своими преимуществами?

А. В. Верников.
Финансирование Россией деятельности этого банка ограничивается взносом в уставный капитал. У России 16,5% акций, соответственно она должна внести примерно 50 млн. долларов2.
Существуют разные варианты оценки вложений этих средств. Если бы они оставались бюджетными средствами, их можно было бы положить на депозит и получать какой-то процент. Вместо этого страна внесла эти средства в уставный капитал банка. Что она от этого получает?
Иногда соразмеряют размер взноса страны в капитал и объем средств, выделенных банком для финансирования проектов на территории той или иной страны. Думаю, что объем российских проектов находится приблизительно в этом диапазоне, т. е. на территории России освоено уже несколько десятков миллионов долларов. Проблема в том, что средства бюджетные, а проекты делаются в частном секторе. В принципе банк может работать как с государственным, так и с частным сектором. На практике же подавляющее большинство проектов банка - именно в частном секторе. И возникает естественный вопрос: почему Российское государство финансирует деятельность банка, выгодоприобретателями от которой являются частные компании, к примеру, "Северсталь", "Акрихим", "Тольяттиазот", Промбизнесбанк?
Конечно, здесь можно приводить аргументы, можно говорить, что проекты позволили развить какую-то деятельность, которая дает дополнительный доход и т. д. Такой подсчет возможен, этим можно будет заняться, просто прошло немного времени и рано подводить такие итоги.

С. Н. Гончаренко, заместитель директора департамента экономического сотрудничества МИД России.
Прежде всего, говоря об Организации ЧЭС, мы говорим, что она состоялась. Действительно, есть целый ряд документов, которые позволяют организации нормально работать в международном правовом поле. Есть документы служебного характера, как мы их называем, которые помогают организации решать практические проблемы: правила процедуры, правила и условия работы персонала и другие документы. Есть основные участники организации, несущие бремя ответственности, в том числе и финансовой, за ее деятельность. В алфавитном порядке это Греция, Россия, Турция и Украина. Эти четыре страны обеспечивают 60% бюджета, в банке дают почти половину всего капитала, в Парламентской ассамблее примерно такое же положение: страны, которые более других заинтересованы в развитии отдельных направлений сотрудничества, пока самостоятельно финансируют эти направления. Именно так происходит с Центром Черноморских исследований, который финансирует Греция. Примерно так получается с Деловым советом ОЧЭС, который финансируется Грецией и Турцией.
Но, говоря о политическом облике организации, хотелось бы отметить, что за те пять лет, что действует Устав (с 1 мая 1999 г.), организации удалось сделать немало для укрепления и своего имиджа, и развития международных связей. Говорить на эту тему можно много, но главный пример - устойчивые отношения с Генеральной Ассамблеей ООН.
Если посмотреть, что же делается практически, то нередко говорится много слов, но не всегда эти слова становятся делами. С другой стороны, надо понимать, что, в общем-то, так можно оценить любую международную организацию.
Для ОЧЭС как сравнительно молодой организации важно, что выработан и существует достаточно четкий механизм работы. Этот механизм, прежде всего, включает в себя проводимые на постоянной основе встречи министров иностранных дел. Такие встречи проводятся два раза в год, в апреле и в октябре, на сегодняшний день с 1992 года проведено 26 таких встреч. Кроме того, активно, на наш взгляд, развивается отраслевое сотрудничество, т. е. на более-менее постоянной основе встречаются отраслевые министры, которые отвечают за наиболее активно развивающиеся направления сотрудничества.
Работают органы, связанные с ОЧЭС: Парламентская ассамблея, Черноморский банк торговли и развития, Деловой совет Центра Черноморских исследований. У каждой из этих организаций есть свой правовой статус, у каждой есть свой бюджет, каждая развивается так, как считают нужным ее участники, но в целом они делают одно общее дело и работают в одном направлении.
Но основные органы ОЧЭС - это рабочие группы. В 2004 году проводились встречи рабочих групп по связи, по транспорту, по торговле. Эта сторона сотрудничества достаточно интенсивна. Мы в МИДе России стараемся делать так, чтобы в таких мероприятиях всегда участвовали представители российских профильных ведомств.
В то же время все, кто работает в ОЧЭС, задумываются о том, что надо повышать эффективность работы организации, особенно в последние два-три года. И, видимо, главная возможность здесь - развивать в регионе совместные проекты. Для того чтобы работать в таком направлении, два года назад мы создали Фонд развития проектов. Средства в нем небольшие, мы запланировали где-то порядка 350 тыс. долларов на все страны, по 30 тыс. с каждой страны. Одобрено финансирование трех проектов. Один из них достаточно интересен - "Развитие сети сотрудничества научных центров ОЧЭС и Евросоюза в области энергетических исследований". В проекте будут участвовать шесть стран: Греция, Азербайджан, Болгария, Молдова, Румыния, Украина.
Есть инициативное предложение Украины, которое тоже одобрено, по технологии получения бора из природных и сточных вод. Здесь примут участие Россия и Турция. Надо сказать, что такого рода сотрудничество дает возможность подключиться и к внесению проектов, и к их реализации небольшим компаниям, научным институтам, и, конечно, мы будем всячески это приветствовать.
В последнее время ОЧЭС привлекает внимание ученых, которые занимаются политическими и экономическими науками, в Брюсселе появилась даже книжка о черноморской проблематике. При этом авторы придерживаются двух точек зрения: либо пишут о том, что все очень хорошо, либо - что очень много проблем и все настолько плохо, что надо закрывать организацию и расходиться. В частности, такой точки зрения придерживаются некоторые наши турецкие коллеги. На мой взгляд, Институт Европы вносит очень свежую струю в обсуждение этих проблем, сдерживая тем самым развитие таких полярных тенденций.

С. Челак, исполнительный директор Международного центра Черноморских исследований.
По поручению Совета министров иностранных дел в течение почти двух лет исследовательская группа ad hoc разрабатывала рабочий документ по вопросам стабильности и безопасности. Эта работа была успешно закончена. Документ не был официально принят Комитетом должностных лиц или министрами, но был принят в качестве рабочего документа. Я хотел бы спросить С.Н. Гончаренко, как он видит будущее этого документа?
Вторая тема - встреча в верхах на 15-летии ОЧЭС в 2007 году. Было бы полезно, на мой взгляд, подумать о подготовке документов, которые будут приняты на этой встрече.
Говорят, что страны не уделяют достаточное внимание в своих двусторонних и многосторонних отношениях и на других форумах вопросам ЧЭС. А если предложить, чтобы встреча в верхах приняла такое решение: рекомендовать своим национальным правительствам обсуждать вопросы черноморского сотрудничества на заседаниях правительств хотя бы раз в год?

С. Н. Гончаренко.
Я полностью разделяю подход моего коллеги С. Челака. Документ о вопросах безопасности и стабильности в регионе вырабатывался экспертами стран ОЧЭС полтора года. Центр Черноморских исследований, Греция взяли на себя инициативу проведения консультаций по тексту документа. Состоялось несколько встреч, итогом которых и стал этот достаточно масштабный документ. Важно, что большинство стран рассматривает его как рабочий документ. Слово "рабочий" не подразумевает, что документ не доработан и требует дальнейших усилий, а то, что он находится в работе, в повседневной жизни и важен именно в таком качестве.
Вместе с тем параллельно развивался и другой процесс по этому же направлению. Готовилось заявление Совета министров иностранных дел "О вкладе ОЧЭС в обеспечение безопасности и стабильности в регионе". Заявление было принято в июне 2004 года на специальном заседании Совета министров иностранных дел. Но если сравнить оба документа, то мы увидим некоторую разницу. Направление одно и то же, но министры говорят о реализации каких-то политических сюжетов. Это важно, потому что документ политический. А в рабочем документе, который подготовлен экспертами, говорится в принципе на ту же тему, но шире. Мы считаем, что оба документа имеют право на самостоятельное существование и полезны для работы.
Теперь по второму вопросу. Конечно, хотелось бы предложить к 15-летней годовщине что-то конструктивное. И идея заслушать на заседаниях правительств проблематику ЧЭС имеет основания. В рабочем плане я прорабатывал со своими коллегами вопрос, лежащий в этом русле. Дело в том, что у нас в России имеется постановление правительства о нашем подходе к ЧЭС, есть и постановление о направлениях работы Черноморского банка. Периодически мы докладываем правительству о нашей работе.
Как вопрос решен в других странах, честно говоря, мне до сих пор не ясно. Я так и не услышал ответа от своих коллег, есть ли у них документы по проблематике ЧЭС, принятые правительствами. Я имею в виду не какие-то закрытые документы. Наши документы открыты, они опубликованы. Более того, мы призывали к тому, чтобы у всех стран ОЧЭС были такие документы. На последнем заседании Центра Черноморских исследований я предложил подготовить издание по проблематике ЧЭС, в котором бы каждая страна ОЧЭС написала о своем подходе к проблемам. Такая работа была бы интересной.

О. А. Воркунова.
Сейчас достаточно активно проводится инициатива по объединению усилий всех основных центров, занимающихся проблемами Южного Кавказа и Центральной Азии, научных центров и центров, которые существуют в университетах Москвы и по регионам, в том числе непосредственно в государствах Южного Кавказа и Центральной Азии. Инициатором этой идеи является Кавказский центр МГИМО, наш Центр исследований проблем мира и развития и Центр Кавказа и Центральной Азии Института стран Азии и Африки при МГУ.
Почему бы не объединить усилия и тех центров, которые занимаются черноморскими исследованиями во всех странах, т.е. не создать такую сетевую организацию? Наш Центр с 1998 года проводит регулярные международные конференции по Черноморскому региону. Но, в отличие от регулярных конференций по Балтийскому региону, где мы представляли рекомендации в МИДы, в Секретариат стран Балтийского моря, у нас так не получалось с проблематикой Черноморского бассейна. Эти рекомендации научного сообщества и образовательных систем могли бы содействовать выработке рабочих документов и разбудить научную мысль в нужном направлении.

С. Челак.
Что касается целесообразности создания какой-то сети научных институтов, которые занимаются прямо или косвенно вопросами черноморского сотрудничества. Существуют две такие организации, но это еще не значит, что их достаточно. Имеется Комитет президентов национальных Академий наук, которые встречаются раз в год-полтора. Была инициатива создать сеть Черноморских университетов. Сеть не удалось полностью оформить, и работа ее пока недостаточно конкретна. Устав, регистрация, финансы этой организации были не ясны с самого начала, поэтому организация утратила свой статус в качества институционального органа ЧЭС.
В настоящее время есть попытки воссоздать на новой основе, более эффективно и с каким-то юридическим статусом, сеть университетов Черноморья. Конечно, имеет смысл создать сеть научно-исследовательских институтов, а не только университетов, но для этого нашему центру просто не хватает ресурсов, а других органов, занимающихся научно-техническим сотрудничеством, еще нет. Уже несколько лет существует (правда, пока только на бумаге) рабочая группа ОЧЭС по вопросам науки и технологии. В 2004 году в результате инициативы Украины взять на себя координацию в этой сфере была проведена первая за несколько лет встреча рабочей группы.
Я бы добавил также, что уже создана и официально почти оформлена Ассоциация сейсмологов Черноморского региона на базе Кубанского университета, заканчивается процедура юридического оформления этой Ассоциации на основе университета в Салониках. Существует также Ассоциация исследований по вопросам качества воды на базе научно-исследовательского института в Киеве. Этот проект довольно существенный, под него ЕС выделил 2,5 млн. евро только для научной разработки.
Я бы хотел воспользоваться присутствием академика Шмелева и напомнить, что участниками конференции была высказана мысль о какой-то более постоянной форме нашей работы - качество докладов и дебатов, по их мнению, позволяет подумать об этом. Проводить встречу с приблизительно стабильным кругом участников, но при более узкой, глубокой тематике, в качестве годовой или раз в два года акции в Москве в Институте Европы.

Н. П. Шмелев.
Напрашиваются выводы из нашей оживленной и временами очень острой дискуссии. Может быть, появятся шансы примирить Кавказ. При всей внешней респектабельности, спокойствии нашей организации и сегодняшней встречи, очевидно, что мы пытаемся решать острейшие, иногда, как сегодня кажется, тупиковые проблемы.
Представляет интерес мысль г-на Челака придать нашим встречам более постоянный характер. Было бы полезно несколько конкретизировать тематику наших встреч и посвятить по одной встрече военно-политическим аспектам, новым угрозам, включая терроризм, региональным конфликтам, экономическому, научному сотрудничеству.
1 "Гостеприимное море", древнегреческое название Черного моря. (Прим. ред.).
2 СДР (SDR) - специальные права заимствования, международные платежно-кредитные средства. (Прим. ред.)