1. Обсуждение российской темы под эгидой IRIS дало представление о настроениях западноевропейских элит к перспективам избрания в 2012 году Путина или Медведева. Форум зафиксировал, что Западная Европа вполне готова к выдвижению Путиным своей кандидатуры на пост главы государства. Одним из итоговых моментов встречи явилось заявление о том, что ЕС не следует опасаться возращения действующего главы правительства РФ на пост президента: победа нынешнего премьера на выборах 2012 года не станет препятствием для дальнейшего развития отношений между РФ и ЕС в политической и энергетической сфере.
2. В этой связи нельзя исключать, что в ходе «потенциальной» предвыборной кампании действующий председатель российского правительства будет активно использовать европейскую информационную поддержку. На стороне Путина способны выступить ведущие экспертные и медийные структуры Франции, Германии и Италии – трех ведущих партнеров РФ в Евросоюзе. Они могут не только прямо или косвенно поддерживать возможность участия Путина в предвыборной кампании-2012, но и его потенциальное избрание президентом.
3. А между тем, отмечают многие наблюдатели, главный вопрос состоит отнюдь не в том, кто придет к власти в 2012 году, а какую программу выдвинут Д. Медведев или В. Путин, если пойдут на выборы. Ответ на этот ключевой вопрос, по большому счету, определит дальнейшую судьбу страны на обозримую перспективу. Последний опрос «Левада-центра» объективно показал, что рейтинги президента и премьера продолжают снижаться. Это происходит, в первую очередь, потому, что ощущение грядущего кризиса и сползания России в очередную яму становится все более явным. Налицо усталость народа от монополии на власть, коррупции и беспредела чиновников, от разрыва между глянцем голубого экрана и реальной жизнью. России, как никогда, необходимы серьезные перемены и реальные реформы, ибо на карте, в буквальном смысле слова, – судьба страны и народа.

1. Исторические корни подобных привычек уходят вглубь веков. Например, один из внешних, но чрезвычайно важных показателей цивилизованности или, напротив, нецивилизованности жизни любой страны – уровень социальной гигиены, чистоты окружающей среды, сегодня подразумевающий множество технических, организационных и других общесоциальных, управленческих аспектов. Однако среди самых главных факторов здесь надо, естественно, назвать наличие закрепившихся привычек людей соблюдать или, напротив, нарушать соответствующие разумные, полезные нормы и правила. Иными словами, многое упирается в состояние цивилизационного сознания, связанного с нормами сознания и правилами поведения.
2. Характерное явление нашей жизни: правонарушения, преступления (с колоссальными материальными хищениями, а главное, сопряженные с человеческими жертвами или созданием невыносимых условий для жизни, вернее, выживания больших масс населения) “вскрываются” – но не раскрываются или при раскрытиях остаются безнаказанными – главным образом после того, как они уже произошли. О них громко и гневно говорят… часто именно те лица, на которых, в конечном счете, лежала и лежит ответственность. И “народ хочет знать”: а где они были, когда все это происходило в зонах их компетенции и ответственности, например, когда “под их носом” готовились и осуществлялись беспрецедентно крупные хищения? Пример многолетнего московского градоначальника, на которого запоздало обрушились тяжкие (но пока не возымевшие юридической силы) обвинения – более чем типичный и выразительный.
3. Нормы, принципы, правила социального бытия и взаимодействия (правовые и нравственные; правила, регламентации, относящиеся к тем или иным сферам) – это своего рода изобретения всей человеческой цивилизации. Попрание их свидетельствует о глубоких кризисных процессах и об опасностях для отдельных людей, стран и для всего мира. Это показатели колебаний цивилизационной почвы, предупреждающих о будущих социальных землетрясениях и надвигающихся исторических цунами.

1. У арабских «революций» нет единой цели, кроме необходимости демонополизации власти. Коррумпированные режимы не могут быть вечными, особенно в эпоху глобализации и массовых информационных коммуникаций. Происходит застой в политике даже при материальном изобилии. Демократические институты, частично законодательным порядком, ограничивают деградацию политических элит. Коммунистический Китай, так же с учетом печального опыта Советского Союза, строго следит за сменой поколения политиков.
2. На Арабском Востоке социальные сети сыграли роль детонатора, чтобы вывести бунтующую толпу на площади и улицы. Главной лидирующей силой протестов была молодёжь, использующая для координации своих действий Интернет и его социальные сети – Facebook и Twitter. Но, в целом, роль социальных сетей в арабском мире ограничена. Трудно себе представить, что египтяне, живущие в склепах на средневековых кладбищах Каира, пользуются на могильных плитах Интернетом и мечтают о демократии. Демократизация власти при значительной доле нищего населения невозможна. Одна власть военных сменится другой, а «управляемое средневековье» продолжится.
3. После событий в арабском мире во многих странах опасаются «эффекта домино». Ряд экспертов считает, что в Восточной Европе «сетевых революций» не может быть, так как другая демография — преобладают люди пенсионного возраста, которые не выйдут на площадь. Но революции возможны, когда углубляется социальное неравенство. Первой ласточкой арабских сетевых революций в России стала атака 22 февраля «неуловимых мстителей» на официальный сайт партии «Единой России».
4. Российская Федерация как правопреемница СССР последовательно утрачивает свое влияние в арабском мире. После предательства Советским Союзом мировой социалистической системы самый ощутимые последствия измены ощутил Ближний Восток, где многие страны строили арабский социализм. Российская Федерация как правопреемница СССР так же уже по сложившейся «демократической» традиции неоднократно предавала уже не идеологических, а деловых партнеров. Воздержание с оглядкой на Вашингтон стало фирменным знаком внешней политики Москвы. Россия последовательно «модернизируется» в «великую» державу третьего мира, не думая о том, что коррумпированная российская власть может стать очередной мишенью самой правильной страны мира.

1. При общей схожести проблематики, породившей волну протестов в арабском мире, ситуацию в каждой из охваченных волнениями стран необходимо рассматривать индивидуально. Этноконфессиональная специфика наложила свой уникальный отпечаток не только на происходящие в Тунисе, Ливии, Египте, Сирии и т.д. события, но и на социальный состав и политические предпочтения оппозиционных сил. Под вопросом по сей день также находится и конструктивность действий оппозиционных сил для будущего всего региона ББВ.
2. Народные протесты в Тунисе и Египте были использованы группами местной элиты, которые лишь свели счеты с более удачливыми конкурентами (при этом, когда протестующие требуют перемен уже от новых властей, реакция последних более чем жесткая). Режимы в Сирии, Иордании и Бахрейне, вероятнее всего, вообще удержатся у власти (Ливия, как это уже говорилось выше, - отдельная песня) без особенных изменений. Оазис же феодализма – аравийские монархии, переживают «арабскую весну» вообще без видимых потерь. Меняется пока лишь политический фасад арабского мира. Суть же режимов остается без изменений.
3. Пока нельзя говорить о радикальных переменах на Ближнем Востоке и в Северной Африке. Однако уже сейчас очевидно, что для судеб региона события зимы – весны 2011 года не пройдут бесследно. Беспорядки, требования перемен и улучшения жизни, требования реформ и свободы – все это должно натолкнуть как уцелевшие режимы, так и пришедшие на смену павшим новые власти на мысль о необходимости реформ. Арабский мир закостенел в оковах архаичных политических систем и отсталых экономических стратегий, общество требует перемен. То что не получилось сегодня, вполне может состояться завтра или через несколько лет.
4. Массовость акций протеста свидетельствует о повсеместной усталости арабов, ставших заложниками политических игр и авантюр собственной элиты. Если новые власти ничего не предпримут для выправления экономической ситуации, повышения жизненного уровня населения, открытия лифтов социальной мобильности, улучшения ситуации с образованием и трудоустройством молодежи (а опасения, что ничего предпринято не будет, имеются) и т.д., то по истечении некоторого исторического времени субрегион может вспыхнуть вновь и с новой силой. В какие идеологические цвета будет окрашен этот, возможно более сильный, взрыв недовольства, пока неизвестно. Однако, думается, что влияние радикальных религиозных движений будет в нем превалирующим. Сегодня арабский мир стоит на пороге больших перемен, и от того, какого качества будут эти перемены, зависят исторические судьбы не только Магриба и Машрика, но и всего остального человечества.

1. Можно полагать, что эпоха бессменных лидеров, основанная на калькировании общепризнанных европейских институтов государственного управления, имитирующих демократические системы заканчивается. Глобализирующийся мир отторгает репрессии против собственного народа, чем бы они не мотивировались. В этом отличие современного мироощущения от прошлых времен, когда можно было публично делить диктаторов на своих «сукиных сынов» и чужих. Поставлен под сомнение общепринятый постулат о недопустимости вмешательства во внутренние дела с целью пресечения репрессивных действий авторитаристских режимов. Вероятность инфильтрации цветных революций на постсоветское пространства велика и, прежде всего, на Южный и Северный Кавказ, республики Центральной Азии.
2. Для перевода стран из хаоса политической междоусобицы, гражданской войны и социальной разрухи на рельсы демократического развития и стабильности без разносторонней международной помощи – такой же энергичной и эффективной, как подготовка и проведение революционных акций – эти замыслы и проекты не реализовать. Движение в этом направлении будет разным. В политической практике Туниса и Египта в краткосрочной перспективе будут преобладать партии гражданского общества, удастся сохранить традиции светского государства.
3. Два фактора, органически связанных с геополитическим феноменом незаметно влияли на весь ход, темпы и содержание вспыхнувшего движения за революционные преобразования: первый - очевидный рост авторитета и активное участие в ближневосточных делах Турции, демонстрирующей стабильность и восприимчивость к новым идеям, несмотря на исламскую окраску ее демократии, и второй - отпор, который был дан «оранжистам» в Иране, где исламская власть имеет ярко выраженный архаично-авторитаристский уклон. Влияние Ирана на определенные «родственные» точки (Сирия, Ливан) в регионе будет сохраняться. Тегеран также планирует оказать помощь радикально настроенным мусульманам-шиитам в Бахрейне и Йемене.
4. В дальнейших судьбах региона влияние исламских моделей развития может стать определяющим. В определенной части исламистов возобладают взгляды близкие к турецким «интегристам» и «умеренным», попыткам найти синтез между исламскими ценностями и западной демократией. Стоит приглядеться в политическую эволюцию крупнейшего объединения исламистов «Братьев-мусульман». На данном этапе ее отряды выражают готовность на осуществление своей деятельности в рамках приемлемых для США и ЕС государственных систем.

1. Надо сказать, однако, что действия России в арктической зоне не всегда кажутся оправданными с точки зрения ее национальных и геополитических интересов. Это относится, например, к продаже Аляски Соединенным Штатам Америки в 1867 году. США сделка обошлась в 7,2 млн. долларов, или в 14,32 млн. рублей той поры. «Выкачали» же американцы из Аляски суммы несопоставимые, учитывая добычу нефти, золота и других полезных ископаемых. О военно-стратегическом значении Аляски в современных условиях и говорить не приходится. Не выгодным для России явилось и заключенное в июне 1990 г. соглашение между СССР и США о линии разграничения морских пространств, согласно которому 70% водного бассейна Берингова моря передаются Штатам.
2. Деятельность России в Арктике и ее претензии на значительную часть арктических вод встречает растущее противодействие со стороны других стран, в том числе не относящихся к арктическим. О готовности принять непосредственное участие в разработке шельфа Северного Ледовитого океана заявили уже более 20 государств. Высокоразвитые страны, такие как США, Англия, Германия, Япония, Норвегия уже создали технологии для добычи нефти и газа в ледовой обстановке на глубинах свыше 2 километров. Китайцы приобрели у Украины самый большой в мире неатомный ледокол Xuelong («Снежный дракон») и приняли решение о строительстве новых ледоколов. Дания, Норвегия и другие государства выделяют большие средства на научные изыскания в арктическом поле.
3. США и их союзники, стремясь ограничить Россию и пользуясь правовой неопределенностью огромных территорий Арктики, все более активно выступают за интернационализацию ее вод и шельфов, считая что «…это регион, в котором не действует закон и который способен стать источником конфликта из-за набирающей скорость «гонки за Северный полюс». Западные СМИ, тиражируя тезис о неизбежности усиления борьбы за Арктику, рисуют при этом Россию в мрачных тонах: она, дескать, хочет захватить этот регион, но в то же время не располагает ни ресурсами, ни технологиями для работы на шельфе, а жители российского Севера – это спивающиеся люди, лишенные благ цивилизации и вместе с другими разрушающие хрупкую северную природу.
4. Предстоит усилить охрану северных границ России. До 2020 г. планируется предпринять дополнительные меры для защиты экономических и политических интересов страны в регионе. Речь не идет о строительстве военных баз или создании «специальных арктических войск». В документе говорится об усилении пограничных войск ФСБ, улучшении береговой охраны российских арктических границ и о содержании необходимой группировки войск общего назначения.Намеченные меры тем более обоснованы, если учесть, что в последние годы Арктика стала быстро милитаризироваться. Канада объявила о планах создания к 2012 г. арктических военно-морских сил, включающих 6-8 кораблей ледового класса. Евросоюз формирует собственные военные структуры в Северной Европе и наращивает военное присутствие в Арктике. На территории Норвегии и в прилегающих арктических водах проводятся учения НАТО.

1. Ничто из этого не указывает на готовность в ближайшее время отказаться от ядерного оружия. Президент Обама был прав, когда предположил в своей пражской речи, что отмена ядерного рабства, возможно, не произойдет за время его жизни. Для того, что одолеть эти политические препятствия, требуется преобразовать международную систему безопасности. Только ведь, даже если и это будет сделано, останутся еще значительные технические трудности для продвижения к ликвидации ядерных вооружений. Почти наверняка первым шагом к уничтожению ядерного оружия станет очередное двустороннее соглашение о сокращении ядерных вооружений между Соединенными Штатами и Российской Федерацией. Достижение дополнительных сокращений окажет стимулирующее воздействие. Проблемы противоракетной обороны особенно трудны, но есть еще и другие вопросы, в том числе американские обычные стратегические вооружения и российские тактические ядерные средства. Большинство американских аналитиков и вдохновителей общественного мнения уверены в возможности соглашения о дальнейших сокращениях, которое отвечает интересам обеих стран, однако считают, что достичь его будет трудно и на это потребуется время.
2. Если на замену нового договора СНВ появится очередное соглашение, то последующий шаг потребует участия всех государств, имеющих ядерное оружие. Нет никаких признаков, что хотя бы какие-то из этих государств (возможно, за исключением Соединенного Королевства) проявят интерес. К тому же мир не располагает добротной моделью того, как помыслить о многосторонних переговорах по ядерным проблемам. Согласятся ли такие государства, как Франция и Китай, на пропорциональные сокращения, которые все же оставят Соединенным Штатам и России больше вооружений, чем имеется у них? Если нет, то готовы ли будут Россия с Соединенными Штатами сократить свои арсеналы до китайского уровня, не дожидаясь сокращений со стороны других стран? Как нам оградить себя от перевооружения? А самое главное, как нам придать законную силу будущему договору, обязывающему ликвидировать ядерное оружие? Государствами, которые больше всего способны перевооружиться, являются пять постоянных членов Совета Безопасности. Однако эти государства располагали бы правом вето на принуждение к выполнению требований договора. Это предполагает потребность в создании нового механизма безопасности, который обходил бы вето великих держав. Я очень сильно сомневаюсь в том, что соответствующие государства (в том числе и Соединенные Штаты) с воодушевлением отнесутся к такому новому порядку, если только международная система не преобразуется до такой степени, какую мы едва можем вообразить.
3. А как насчет нераспространения? И здесь тоже важно не переоценивать нашего продвижения вперед. Ужесточение Советом Безопасности санкций на Иран свидетельствует о решимости международного сообщества, но оно не побудило Иран отказаться от неповиновения. Северная Корея, как представляется, поглощена вопросами преемственности руководства страной, по крайней мере, в настоящее время, и выказывает мало признаков какой бы то ни было готовности отказаться от своей ядерной программы. А в Сирии и Мьянме уже появились некоторые намеки на возможность распространения ядерного оружия в будущем. Наши шансы избежать подобного распространения частично зависят от успешности наших действий с Ираном и Северной Кореей. До тех пор, пока эти две трудности не окажутся разрешены, так же преждевременно говорить и о прорыве в битве за ядерное нераспространение.
4. Было бы утешительно прийти к заключению о том, что мы добились прорывов в разоружении и нераспространении ядерного оружия. Только это было бы неправильно. Надежная политика требует надежного анализа, а такой анализ требует, что мы воспринимали мир таким, каков он есть, а не таким, каким нам хотелось бы, чтоб он был. Значимость ядерных вооружений не убывает. Скорее она сосредоточивается в высшем пределе на существующих угрозах государствам, обладающим ядерным оружием, (и, по крайней мере, в случае с Соединенными Штатами – их союзникам и партнерам), а в нижнем пределе на противодействии непрекращающейся угрозе распространения ядерного оружия и недавно признанной угрозе ядерного терроризма. Таким образом, международному сообществу не пристало говорить о несуществующих прорывах. Вместо этого ему следует продолжать неторопливую, неуклонную, трудную работу по преодолению и обратимости распространения ядерного оружия, продолжая одновременно работать над разрешением международных политических затруднений, стоящих на пути дальнейшего продвижения к разоружению.

1. В новой стратегической концепции, как и в предыдущей, нет точного определения, когда именно наступает необходимость применения статьи 5 Вашингтонского договора для обороны альянса. На поддержании «для перестраховки» соответствующего оборонного потенциала на случай войны без применения ядерного оружия настаивали восточноевропейские страны, имея при этом в виду Россию. Это требование, противоречащее цели стратегического партнерства альянса с этой страной, было оспорено.
2. В Совете евроатлантического партнерства должны расширяться консультационная работа и практическое сотрудничество в военной сфере. Средиземноморский диалог должен быть углублен и открыт для прочих стран этого региона. Со странами Залива, которые Стамбульская инициатива сотрудничества рассматривает как своих партнеров, должны быть установлены глубокие партнерские взаимоотношения в области безопасности. Должны также развиваться партнерские отношения с Украиной и Грузией (помимо России только эти две страны, не входящие в НАТО, упоминаются поименно в новой стратегии – в рамках комиссий: НАТО – Украина и НАТО – Грузия), с учетом «евро-атлантической ориентации и желания этих государств» (№35).
3. Намерения участников СРН «вести диалог о сотрудничестве в области противоракетной обороны» совпадают. Они согласились дать совместную оценку угрозы от баллистических ракет и оставаться в диалоге по этому вопросу. Кроме того, СРН намерен возобновить совместную работу в области ПРО на театре военных действий. СРН должен также выработать «всеобъемлющий совместный анализ будущих рамок сотрудничества по противоракетной обороне». Первые результаты этого анализа должны быть представлены на заседании министров обороны стран СРН в июне 2011 г.
4. В глобализированном мире военный альянс имеет будущее только в том случае, если он уделяет внимание также и угрозам невоенного характера, взаимодействует со странами-партнерами по всему миру без географических ограничений и тесно сотрудничает с гражданскими акторами. Новая стратегическая концепция НАТО обозначает пути для этого, но не более того.

1. В вопросе возможного создания совместной системы ПРО российская сторона исходит из того, что эта структура должна быть смонтирована только как «европейская система противоракетной обороны». В частности, об этом прямо говорится в указе президента Дмитрия Медведева о назначении постоянного представителя России при Организации Североатлантического договора своим специальным представителем по вопросам взаимодействия с альянсом в области ПРО. Термин «европейская система противоракетной обороны» употреблен и в распоряжении главы российского государства относительно создания Межведомственной группы при кремлевской Администрации по вопросам взаимодействия с НАТО в противоракетной сфере. Оба документа были подписаны и вступили в силу 18 февраля этого года.
2. Принципиально важно сделать и так, чтобы совместная «ЕвроПРО» не вызвала беспокойства у третьих стран, в частности, у Индии и КНР, имеющих ядерные и противоракетные средства, и с которыми Россия поддерживает тесные военно-политические связи. Крайне актуально добиться того, чтобы создание такой системы вообще не привело к гонке наступательных ядерных и противоракетных вооружений в глобальном масштабе, к какому-то новому «Кубинскому противоракетному кризису». Кооперация в области ПРО должна быть открытой и понятной для всех будущих «противоракетных партнеров», навсегда оставаться только равной и равноправной, а не предусматривать деление на «первостепенных или второстепенных игроков».
3. Планируемая система должна иметь прочные связи взаимного управления и действовать в условиях реального времени, иначе страны НАТО во главе с США будут принимать важные решения стратегического характера на применение противоракетных систем без участия России, что может привести к опасным последствиям для дела мира и глобальной безопасности. Заинтересованные государства должны иметь постоянно действующий канал надежной связи между высшим военно-политическим руководством с целью устранения озабоченностей, которые могут возникать при использовании общих элементов ПРО.
4. Очевидно, что должны быть созданы два постоянно действующих органа оперативного взаимодействия сторон: военно-технический штаб в виде Единого российско-европейского центра обнаружения и контроля за полетом запускаемых баллистических ракет, а также военно-политическая структура, например, Единый российско-европейский центр принятия ответственных военно-политических решений на применение противоракетных средств. Разумеется, все ударно-боевые и информационно-разведывательные средства сторон должны находиться под их полным военным и политическим контролем и применяться по обоюдному согласию.

1. На первом плане среди внешнеполитических приоритетов Ирана стоит обеспечение безопасности, укрепление собственных политических позиций в районе Залива и выход из относительной международной изоляции, возникшей вокруг него в результате международных санкций. Сегодня сложилась ситуация, когда арабский мир нужен Ирану больше, чем сам Иран арабскому миру. Вместе с тем, сохраняется ситуация, когда нежелание Ирана идти на существенные уступки и твердое намерение выстраивать отношения с арабскими соседями на своих условиях усиливают неравномерность и хаотичность ирано-арабских отношений. Эта хаотичность транслируется и на отношения Ирана со своими крупными соседями и единственной сохранившейся сверхдержавой мира.
2. Кризис вокруг Ирана пока сконцентрирован на его ядерной программе, но это единственное, в чем международной сообщество более или менее едино. Пока работа идет через механизмы ООН и «шестерку», и в отсутствие прогресса на переговорах с Ираном следующим логическим шагом будет дальнейшее усиление международных экономических санкций против Ирана. Серьезного давления на Иран путем экономических санкций оказать не удастся, что объясняется, по крайней мере, тримя причинами. Во-первых, ни Россия, ни КНР не поддержат по-настоящему жестких санкций против Ирана (во всяком случае, сразу); во-вторых, Западная Европа не готова сократить потребление иранской нефти и провести пару-тройку холодных зим, альтернативная же политика энергопотребления, которая сделает Европу еще более зависимой от российских поставок, также не очень устраивает Париж и Берлин
3. Представляется вполне вероятным, что решение о принципиальных шагах в отношении Ирана будет отложено нынешней администрацией Белого дома на будущее и будет зависеть не только от ситуации с иранской ядерной программой, ситуацией в Ираке и Афганистане, но и от внутриполитического расклада, который сложится в США. Обама может отказаться от принятия некоего принципиального решения и оставить американской администрации свободу рук в иранском вопросе. Такое положение откроет определенное «окно возможностей» в американо-иранских отношениях, и поставит США и «шестерку» перед принципиальным выбором: либо продолжать силовую политику в отношении Ирана, либо последовать древнему совету «если ты не можешь уничтожить врага, договорись с ним».
4. И в Вашингтоне, и в западноевропейских столицах сегодня укрепляется точка зрения, согласно которой Иран своей ядерной программой преследует вполне определенную политическую цель и на самом деле требует признания себя важнейшей региональной державой Персидского залива. Ядерное оружие в данном контексте используется как инструмент и, возможно, Иран согласится обменять свою ядерную программу (или, скорее, как-то ограничить ее) на признание себя реальным центром силы региона со стороны ведущих мировых держав. Требование Ирана – весьма амбициозно, и принять его Западу, особенно Соединенным Штатам будет очень нелегко, так как такой поворот американской политики потребует коренного пересмотра американской стратегии в регионе и перетасовки практически всей системы союзнических отношений на Большом Ближнем Востоке – прежде всего отношений с Израилем и Саудовской Аравией.