1. Важным следствием нового понимания модернизации является тезис о том, что культурные особенности нации не могут стать препятствием для развития. В обществе может существовать неэффективная социальная система, но это означает только то, что нация недостаточно использует свой потенциал для развития. Таким образом, миф о том, что особый русский характер приговаривает страну к вечной отсталости, не только вреден, но и несостоятелен. Более того, в условиях внедрения новых социальных практик культура может стать важнейшим ресурсом развития.
2. Избежать воспроизводства негативного прошлого опыта опять же поможет локальность начальных реформ. Проводя преобразования в качестве экспериментальных и, в известной степени, изолированных практик государство сможет, во-первых, заведомо привлечь творческих людей с нетипичной ценностной структурой, а, во-вторых, жестко контролировать эффективность внедряемых институтов. В случае реального успеха сгенерированные в рамках новой модели ценности и институты неизбежно распространятся и на более инертные части общества. И этот процесс с полным правом можно будет назвать органичным преобразованием социо-культурной структуры, подлинным «выращиванием институтов».
3. При постепенном преодолении, таким образом, недоверия между властью и обществом, в ходе сглаживания существующих противоречий, будет происходить включение все большего количества людей в процесс реформирования. Также исчезнет необходимость «производства» объединяющей национальной идеи для её трансляции основным массам населения. Если преобразования, действительно, начнут действовать на благо человека, то позитивная гражданская идентичность сформируется самостоятельно на основе широкого общественного консенсуса. И только в этом случае можно будет, действительно, говорить о каком-либо шансе на успех преобразований.

1. Проблема самоидентификации восточных немцев кроется, в том числе в сложности нахождения общего, глобального ориентира, утерянного после объединения Германии. В ГДР коммунистической системой предлагалась принадлежность к «международному коммунистическому братству», и это давало индивиду осознание причастности к чему-то мощному и величественному, обладающему большим весом на мировой арене. Приобретение нового подобного ориентира видится в переключении внимания восточных немцев на их принадлежность к ЕС, т.к. его роль, вес и значимость в международных отношениях являются ощутимым, принадлежность к ЕС – это цель не одного государства, общности, человека. Такой способ обретения общегерманской идентичности – своеобразный путь от большего к меньшему. Однако, если это усилит позитивное отношение к сближению востока и запада внутри Германии, отказываться от него не стоит.
2. Так же немецкому обществу стоит больше обращаться не к сорока годам разъединения, а к тому культурному и историческому наследию, которое было создано их нацией на протяжении столетий. Обращение к культуре, осознание того, что из различных федеративных земель выходили всемирно известные деятели культуры и искусства, ученые и философы, экономисты и правозащитники и т.д. может дать молодому поколению немцев, менее наделенных предрассудками разъединения, имеющих твердую «историческую» почву под ногами. Германия в своей истории не раз претерпевала размежевания и объединения – и каждый раз она находила в себе силы объединиться. Не принять ли это как заслугу нации в ее выживаемости и стремлении самосохранения?
3. Для приобретения общей идентичности жителям Германии необходимо время. Время для самосознания, для взаимного прощения, для формирования более четких и более общих целей. Протяженность этого периода времени, возможно, исчислять только поколениями. Способность «перерасти» разделение и обрести единую идентичность – это задача не одного поколения, потому что, так или иначе, «ментальный барьер» в умах немцев будет сохраняться за счет его передачи и существующих настроений в семье и в обществе. Самоидентификация будет оставаться проблематичной, поиски единой идентичности будут продолжаться, но с каждым новым поколением противоречия будут сокращаться, т.к. восток догонит запад и больше интегрируется посредством этого в европейское и мировое сообщество.

В обсуждении приняли участие академик Российской академии наук, директор Института философии РАН А.А. Гусейнов, доктор философских наук, профессор, проректор по научной и издательской работе, директор Института фундаментальных и прикладных исследований Московского гуманитарного университета Вал. А. Луков.
Ведет «круглый стол» доктор философских наук, профессор П. С. Гуревич.

В ходе работы круглого стола участники обсудили следующие вопросы:
1.  Может ли в наши дни появиться тиран такого же масштаба, как Калигула или Гитлер?
2. Как выглядит вождизм в современном мире? Можно ли анализировать его в русле психопатологии?
3. Верно ли, что из трех персонажей социального управления — консерватора, ученого и харизматика - современный мир остановил свой выбор на последнем?
4. Какое влияние оказал мировой кризис на тему вождизма? Можно ли полагать, что политическая тирания вырастает на базе авторитарных философских идей?

«Пожилой невысокого роста японец неотрывно смотрел на мелькавшие за вагонным окном скорого поезда «Россия» бесконечные дальневосточные и сибирские пейзажи. С особым нетерпением он почему-то ждал, когда состав приблизится к станции Известковая, что почти на границе Хабаровского края и Амурской области. Наш поезд миновал эту маленькую станцию без остановки, а Сато-сан все смотрел и смотрел безотрывно в ту сторону, где за изгибом таежной речки скрылись более чем скромные станционные постройки.
Дорога от Владивостока до Москвы – дальняя, целых семь суток. Обстановка располагала к общению, и мы познакомились.
– А ведь вы и представить не можете, что эти места мне хорошо знакомы, – еще раз бросил взгляд за окно наш попутчик. Так уж сложилась жизнь…»

О сб. статей «Неделимость безопасности: Россия и евро-атлантическая безопасность» (составитель научный советник ОКН Эндрю Монаган ), 2010.

1.Материалы сборника позволяют предположить, что участники дискуссий с российской стороны должны быть готовы к многозначной трактовке западной стороной самого термина «неделимость безопасности»: и с точки зрения равного участия в ее обеспечении всех субъектов (отдельных государств, государственных объединений, союзов и организаций), и с точки зрения единства в военной, экономической и гуманитарной сферах, и с позиции глобального единства безопасности в условиях, когда угрозу несет не ведающий границ терроризм и когда вызовом является экономическая деятельность, не желающая считаться с местническими интересами.
2.Тем и интересен сборник, что он дает представление о самых разных (и не всегда идентичных) взглядах тех, кто будет представлять «другую сторону» на обсуждении вопросов укрепления безопасности и в Европе, и далеко за ее пределами. Вряд ли ученые НАТО готовили пособие для российских переговорщиков и политологов, но ясно, что те вполне могут почерпнуть из него много полезного. Тем более, что тональность всех без исключения статьей в нем не обманет ничей слух: провал в развитии сотрудничества в области безопасности и сохраняющееся чуть ли не со времен холодной войны взаимное недоверие не устраивают никого. И это тоже – общая основа для действий в деле совершенствования «наилучшей из всех времен» существующей или новой архитектуры безопасности Европы и всего мира.

Доманска Эва. Философия истории после постмодерна. М., 2010, тираж 1000 экз., 400 с.

1. Наиболее значимым в книге можно считать обсуждение исторических судеб постмодернизма. Мало кого сегодня волнует проблема связи модерна и постмодерна. После известного предисловия У. Эко к роману «Имя розы», статьи Ю. Хабермаса «Философский дискурс о модерне» постмодернизм утвердился как новая стадия постмодерна. Можно считать, что постмодернизм уже исчерпал многие привлекательные аспекты своих ключевых положений. После прихода постмодернизма сформировалась новая «философия истории», связанная с идеей лингвистического поворота. Согласно ей, прошлое можно представить через создание мощных образов, которые могут быть поняты как придуманные метафоры или гипотезы реальности.
2. Постмодернистская философия истории поставила под сомнение фундаментальные категории современной культуры. Категория истины была расшатана более всего, никогда прежде она не была так попрана. Х. Кёллнер, размышляя на эту тему, полагает, что истину можно определить как то, что правдоподобно и убедительно для универсальной аудитории. Однако автор сомневается в существовании универсальной аудитории в рамках какого-либо человеческого опыта. То, что мы имеем, полагает он, есть рассказы, истинные для данного пространства и времени. При этом важно смотреть, как ратифицируются исторические истины от века к веку, от науки к науке, от группы к группе, от личности к личности.
3. Новая философия истории, представленная со страниц книги, выполняет особую миссию по отношению к историографии. Задача не только в привлечении внимания историков к тому, что они делают, но и в перестройке их сознания, то есть в направлении его от саморефлексии по новым путям. Это поможет историкам взглянуть на свою работу и ее результаты с большей дистанции, стать более открытыми к истинам, провозглашаемым другими. Это новое сознание должно быть отмечено одобрением циркуляции различных истин благодаря вере в то, что они эквивалентны друг другу в момент их формирования. Историки могут избавиться от веры в то, что источники открывают нам истину. Современные размышления философии истории и постмодернизма дали нам возможность осознать, что границы между этими двумя типами наррации становятся расплывчатыми по многим пунктам. Может быть, постмодернизм уступает место новому духовному течению.

Рецензия на учебное пособие «Мировая политика в условиях кризиса». Москва, издательство Аспект-Пресс, 2010. Под ред. С. Кортунова

Это уже второй труд, подготовленный коллективом данной кафедры ГУ-ВШЭ, дополняющий и развивающий изданное три года назад учебное пособие «Мировая политика». За эти годы в мировой политике произошли существенные, порой драматические изменения, требующие, безусловно, глубокого научного осмысления, объективного и беспристрастного анализа и оценки с учетом перспектив мирового и регионального развития. Авторам, на наш взгляд, удалось выполнить эти требования. И в этом видится особая ценность рецензируемого труда.
1. Особенностью коллективной монографии можно отметить то, что в ней по целому ряду сложных вопросов представлены разные, порой даже полярные, точки зрения. С одной стороны, такой подход отражает многообразную палитру развивающихся в России и в мире в целом обсуждений и дебатов, акцентирует внимание читателей на то, что многие проблемы современной мировой политики не имеют однозначных и простых решений, и побуждает их к размышлению, к творческому поиску. В этом несомненная польза рецензируемого труда и как учебного пособия для сегодняшних студентов и аспирантов, которым в недалеком будущем предстоит пополнить ряды отечественных экспертов, политологов, политиков.