14 января 2012 года жители Туниса отметили годовщину «жасминовой революции», давшей старт так называемой «арабской весне». Тысячи людей вышли на центральную площадь Хабиба Бургибы в столице под транспарантами с лозунгами «Прощай, диктатура, привет, свобода!» и «Тунис свободен!». Новый президент страны Монсеф Марзуки объявил этот день национальным праздником. Генсек ООН Пан Ги Мун поздравил страну с годовщиной, отметив особую роль прошлогодних событий в Тунисе для всего ближневосточного региона. «Храбрость тунисского народа отозвалась в сердцах по всему региону и сподвигла людей на борьбу за свободу и свои права», — подчеркнуто в его заявлении.
Напомним при этом, что всплеск внутриполитической активности населения арабских стран и события последнего года в регионе («арабскую весну») многие аналитики связывают с Интернетом — намекая или даже утверждая, что, мол, и сами-то эти события стали результатом популярности социальных сетей Facebook и Twitter, порой усматривая за всем этим «руку Вашингтона». Разумеется, сетевые потоки извне оказывали воздействие на ход событий в Тунисе, как и в других арабских странах. Но оказали ли они определяющее воздействие — это тема для анализа и обсуждения.
Начнем с того, что факт нарастания популярности социальных сетей в арабских странах в последние годы действительно неоспорим. Процесс этот был стремительным, шел буквально «по пятам» за массовым распространением Интернета в регионе. Цифры на этот счет таковы: лидерами по доступу в сеть на Ближнем Востоке стали в последние годы Иран и ОАЭ — там на 100 человек населения в 2008 году приходилось по 57 и 56,4 пользователя соответственно. Приблизительно вполовину ниже показатели в Саудовской Аравии и в Кувейте — 22 и 25 пользователей на 100 человек. В Египте и Тунисе цифры значительно ниже — 12 и 3 пользователя соответственно. В общей сложности в странах Ближнего Востока число пользователей Интернета достигло в 2008 году 85,5 млн человек, а к 2011 году — 88 млн.
Немаловажно отметить при этом, что во всех арабских странах Всемирная паутина находится под неусыпным госконтролем, цензурирующим или вовсе перекрывающим доступ ко многим вэб-ресурсам — и это не всегда делается только по «этическим мотивам», связанным с религиозными ограничениями. К настоящему времени уже получили распространение технологии обхода этих ограничений — система firewall, а также программы, позволяющие анонимно пользоваться Интернетом, — анонимайзеры. Но это применяется эпизодически и достаточно ограниченным кругом лиц. Гораздо больший интерес представляет информация о том, что техническое обеспечение цензуры происходило и происходит за счет технологий, поставляемых на Ближний Восток частными компаниями из стран Северной Америки (США и Канады). Это касается обеспечения фильтрации Интернета на Бахрейне, в Саудовской Аравии, в Кувейте, куда соответствующее программное обеспечение было поставлено американской компанией McAfee, а также в ОАЭ, Катаре (обеспечено компанией Blue Coat Systems) и Йемене (Websense). Тот факт, что американские компании оказались поставщиком «цензурных» технологий в регион Ближнего Востока стал неприятным сюрпризом для Госдепартамента и администрации, отстаивающими принцип свободы информации. С другой стороны, эти данные сами собой ставят под сомнение антиамериканские схемы про «вашингтонский контроль» — было бы странно, если бы одна «рука Вашингтона» организовывала революции на Ближнем Востоке, а другая — обеспечивала там удушение информации.
Вместе с тем, подавление интернет-активности в странах ближневосточного региона вплоть до последнего времени осуществлялось и «собственными силами» — применением чисто полицейских методов для урезания интернет-свобод. В «небогатых странах» власти чаще всего предпочитали экономить на закупках цензурирующих программ, делая ставку на административные меры преследования подозрительных лиц. В Египте, к примеру, в последние 7 лет вообще не делалось закупок упомянутых программ, поскольку там успешно применялся механизм жестких репрессий — от слежки за блоггерами до прямого полицейского давления и арестов. Эти методы подавления не имели соответствующего юридического обеспечения (обвинения активным блоггерам могли быть выдвинуты на основании, например, закона о чрезвычайных ситуациях), однако давали эффект. Правозащитные организации — такие, как Arabic Network for Human Rights Information и Human Rights Watch — на протяжении всего последнего десятилетия регулярно отмечали именно Египет (а также Тунис), как страны с одним из самых жестоких подавлений интернет-свобод в регионе административным путем.
Отсюда не удивительно, что как только прежний режим зашатался, активность интернет-пользователей резко возросла именно в этих двух странах — в Египте и Тунисе. И в первую очередь — на популярных платформах соцобщения — Facebook, Twitter, YouTube и в блогах, доступ к которым оказался облегченным. Представляется, что последовательность была именно таковой — распространение беспорядков в стране, попытки сдержать этот процесс полицейским натиском просто вытолкнули молодежь во Всемирную сеть, которая, напомним, недостаточно тщательно цензурировалась. Там, в свою очередь, в параллельной прогрессии с событиями пошло нарастание числа пользователей — тех, кто искал дополнительной независимой информации или сам был готов «выложить» в Сеть свои впечатления или видео происходящих событий. Иными словами, созданный информационный повод (подавление мирного выступления демонстрантов) стал причиной резкого увеличения притока пользователей в сетях.
Неоспорим тот факт, что именно твиты и профили FB сделались в феврале-марте 2011 года «окном в мир» из Египта и стихийным каналом связи. Разумеется, социальные сети так или иначе способствовали объединению оппозиционеров, послужили им каналом связи. Однако вряд ли более того: пытаться представить этот феномен «главным фактором провоцирования беспорядков в арабских странах» — явное преувеличение. В действительности Интернет стал новым и эффективным коммуникационным инструментом — стихийным новостным каналом с «человеческим лицом». Тем более, что в моменты расширения протестных движений власти Туниса и Египта резко ограничивали доступ в Сеть или даже вовсе ее отключали. Тогда протестующие переходили к альтернативным каналам связи — мобильным телефонам, прямому общению «от двери к двери», выходы в эфир телеканалов «Аль-Джазира» и «Аль-Арабия».
Но вернемся к анализу ситуации в Сети. Политические слоганы египетских оппозиционеров «Народ хочет падения режима!», «Мы ненавидим Мубарака!», «Игра закончена, Мубарак!», «Восстань, арабский народ!» и многие другие, начертанные на плакатах в те февральские дни, «ходили» также и по Интернету, собирая вокруг себя сообщества и группы, что, безусловно, отражало массовые настроения большой прослойки населения страны (по статистике, активными пользователями Сети в Египте являются мужчины от 15 до 45 лет). Между тем, не только противники Мубарака активно общались в Сети — то же самое делали и его сторонники: интернет-технологии обеспечили канал связи в сообществе, расколовшемся на тех, кто сочувствовал Мубараку, и тех, кто был против него. Благодаря Интернету появилась возможность общения в режиме реального времени, получения и раздачи информации о происходящих событиях во внешний мир.
Компания-производитель программного обеспечения Opera Software про-анализировала Интернет-трафик в период «арабской весны». Аналитики компании обнародовали целый список пользователей быстрого браузера Opera Mini (дающего возможность доступа к ресурсам через мобильные устройства) в регионе в период «арабских революций» — по убыванию после Египта следовал Иран, Саудовская Аравия, Ливия, Ирак, Иордания, Катар, Сирия, Оман и Израиль. Общее число пользователей достигало 89,8 млн, что на 77,5% больше, чем в феврале 2010 года, а число просмотренных страниц превысило показатели прошлого года на 113,6%. Один миллион новых пользователей в Египте был зарегистрирован в период с 28 по 1 февраля — когда по приказу властей была полностью заблокирована работа пяти основных египетских провайдеров (Link Egypt, Vodafone/Raya, Telecom Egypt и Etisalat Misr, Noor Group). Тогда пользователи перешли на другое приложение — Opera Turbo, позволившее им сформировать представления о том, что на самом деле происходило в стране, в то время как государственные СМИ старались всеми силами сдержать информационный поток. Поисковик Google в тандеме с Twitter открыли три телефонных линии: в США, Италии и на Бахрейне, предоставив пользователям возможность записи голосового смс-твитта. Таким образом, остальные twitter-ряне могли прослушать эти, как правило, эмоциональные сообщения, в социальной Сети. Власть проиграла: информационный поток не спал, общественное мнение максимально поддержало оппозицию.
Показательно, что Тунис, где произошла первая, так называемая «жасминовая революция», вообще не фигурирует в аналитической записке Opera Software. Несмотря на то, что с началом массовых демонстраций многие пользователи Сети опубликовали свои видеозаписи и фотографии (в Facebook, Twitter и на страницах сайтов активистов Nawaat.org и ReadWriteWeb), существенного нарастания интернет-активности, как позднее в Египте, там не зарегистрировано.
Таким образом, напрашивается следующий вывод: если и был фактор внешнего воздействия через Сеть на ситуацию в арабских странах, то он оказался далеко не первостепенным и не определяющим. По сей день нет достаточных и убедительных свидетельств тому, что в кибер-недрах США якобы были заранее «спланированы все эти революционные события в арабских странах». Если же согласиться с утверждениями об обратном (что такие мероприятия готовились в кибер-недрах США и стран Европы), то остается необъяснимым, почему они оказались задействованы в первую очередь в отношении стран- союзниц Запада (Тунис и Египет).
Между тем, назревание глубинных социальных и экономических проблем в арабских странах шло на протяжении последних десятилетий. Правительства в регионе не справлялись с задачей адаптации молодого населения к социально-культурной среде и экономическим реалиям современного рынка труда. Недовольство авторитарными режимами, основанными на семейственности и всесторонних монополиях правящих элит, не только копилось, но то и дело всплывало на поверхность. Арабские Интернет-пользователи (в 2009 году это порядка 15 млн, из которых 12 млн имели аккаунты на Facebook и 600 тысяч — свои блоги) задолго до событий «арабской весны» пытались выражать в Сети свое несогласие с существующими в их странах порядками, разоблачать коррупцию и даже обличать репрессии. Недовольные выходили друг на друга в Cети по тэгам, формировались своего рода вэб-диссидентские группы (Arab Bloggers, Cyberdissidents.org, Freetunisia.org, Nawaat.org).
Общественный импульс, последовавший от этих групп в дни протестов «арабской весны», в свою очередь, обрел весомость благодаря возросшей востребованности пользователями, вдохновленными происходившими событиями. Что, в свою очередь, пытались использовать все противоборствующие в этих странах группировки, «разворачивая» ситуацию в Сети в свою сторону.

Арабские революции: с Твиттером, но не от Твиттера

Как таковой «фактор Интернета» сыграл определенную роль в наращивании протестного движения в ряде арабских стран, но он оказался не только не определяющим, но и стал площадкой, на которой сталкивались различные тенденции и группы — как противники властей, так и их сторонники. Важно также подчеркнуть, что в арабоязычном сегменте Ближнего Востока (за вычетом Израиля и Ирана) показатели интернетизации населения были достаточно низкими.
Так, к марту 2011 года в арабских странах насчитывалось около 56 млн интернет-пользователей, что составляет всего менее 17% от суммарного 337-миллионного населения этих стран. Из них лишь порядка 6 млн (т.е. около 12% от общего количества пользователей в регионе) имеют доступ к современным широкополосным сетям. При этом доступ к Интернету в арабских странах распределен неравномерно: к примеру, во взбунтовавшемся первым Тунисе отмечаются как раз весьма низкие на этот счет показатели — из более чем 10-миллионного населения лишь 34% жителей когда-либо (т.е. нерегулярно) пользовались Интернетом, а аккаунт в Facebook имеют максимум 18% от общего числа пользователей. В Египте и того меньше: при населении в 80 млн человек веб-активны только 20%, в Facebook «ходят» всего 6%. В Ливии лишь 5% населения пользовались интернет-технологиями, в Facebook’е — менее 4%. В Сирии до последнего времени вообще были введены серьезные ограничения в Сети.
При этом иногда мелькающая информация о том, что, мол, 70% арабских пользователей общаются в социальных сетях, на самом деле означает следующее: эта цифра может рассматриваться как суммарная числа пользователей в четырех крупнейших странах региона — Египте, Сирии, Саудовской Аравии и Иране. При этом лишь 15% из всех них посещают эти ресурсы в ежедневном режиме. Примечательно, что самыми активными пользователями Интернета в целом и, в частности, различных популярных соцсетей, являются жители Объединенных Арабских Эмиратов. Происходит это не случайно, поскольку именно там отмечается наиболее благоприятная среда для развития информтехнологий: современное техническое оснащение, высокий уровень доходов населения, активно нарастает урбанизация, имеется развитая инфраструктура и доступная цена услуг. Помимо этого — весьма широка прослойка хорошо образованного населения, легко контактирующих на иностранных языках людей и ориентирующихся в Сети (что также важно, поскольку доля чисто арабского контента в Сети мизерна — порядка 1%). Все вместе это создает дополнительные возможности для населения ОАЭ в самых разных возрастных группах (а не только преимущественно до 45 лет, как это обстоит в Египте) активно осваивать и использовать современные технологии. Подчеркнем, интернетизация населения ОАЭ рекордно высока, однако при этом «революционной ситуации» там не только не возникает, но нет даже намеков на нее. Более того, местные власти сняли большинство фильтрационных заслонов в Сети, предоставив населению право выбора в общении. Многие из шейхов правящей элиты имеют общедоступные профили в популярных соцсетях, где активно и неформально общаются с заинтересованными «френдами». В противовес этому упомянем положение дел в Сирии, где, по имеющимся данным, менее 5% Интернет-пользователей знают, что такое Twitter.
Заслуживает внимания тот факт, что в арабской среде пользователей Сети укореняется привычка чтения новостей в он-лайне — это практикуют от 22% до 34% пользователей, то есть приблизительно столько же, сколько читают печатные СМИ. По данным компаний, занимающихся сетевым мониторингом, наибольший интерес у пользователей в Египте во время оппозиционных выступлений вызывали не социальные сети, а арабские массмедиа — такие как катарский новостной телеканал «Аль-Джазира», иорданский сайт Aldostor, египетский новостной Al Masry Alyoum, египетский журнал Youm 7 и порталы Shorouk News и Masrawy. Что, в свою очередь, дает основания предположить их высокую мобилизационную роль на том этапе. Сайты же египетских оппозиционеров имели кратковременную популярность — до начала беспорядков в стране их посещаемость была довольно низкой, затем резко возросла, а по окончании фазы активного противостояния оппозиции властям и свержения Хосни Мубарака вернулась на прежний — низкий — уровень.

Давно предсказанное настоящее

Аналитики продолжают обсуждать, оспаривать и исследовать причины «арабской весны». Критики так называемой американской «цифровой дипломатии» по-прежнему усматривают в ней причину событий в регионе, называя при этом методы госдепартамента «вмешательством во внутренние дела других стран» (в особенности такие, например, как противостояние США цензурным ограничениям в Сети, реализация программ по поддержанию оппозиции в странах с авторитарными режимами и т. п.).
Между тем, власти США считают свободу доступа к Интернету одним из главных приоритетов своей внешней политики и готовы наращивать финансирование разного рода проектов по этому направлению — только в этом году выделено 25 млн долл. для поддержки интернет-активистов в странах с авторитарными режимами — в Иране, Сирии, Вьетнаме, Мьянме и на Кубе. Точным в этом контексте представляется определение процессам, данное Хиллари Клинтон, назвавшей интернет-технологии «ускорителями политических, социальных и экономических перемен».
Что касается места социальных платформ в «твиттер-революциях», то важно отметить, на наш взгляд, бесспорное влияние этих ресурсов на создание нового образа региона. Facebook, Twitter, YouTube и подобные им сети и файлообменники, очевидно, стали «новостями нового формата», создающимися стихийно обычными людьми с фотокамерой в мобильном устройстве (что, кстати, уже получило название «гражданская журналистика»). Они помогли довести до внешних наблюдателей информацию о происходящих событиях. «Новые новости» стали чем-то вроде «народного кабельного» канала. При этом — как было в Тунисе и Египте — они еще и помогли аккумулировать антиправительственные настроения, вызревавшие годами. В итоге, можно смело сказать, что наличие этих сервисов изменило медиасреду.
При этом трудно не согласиться с наблюдением профессора Нью-Йоркского университета Клэем Ширки, утверждающим, что развитие социальных медиа «усиливает гражданское общество в авторитарных государствах и в перспективе ведет к политическим переменам». Реальный же потенциал социальных медиа, по мнению Ширки, заключается «в поддержке гражданского общества и публичной сферы, которые будут производить изменения в течение многих лет и десятилетий, а не недель или месяцев».
Представляют интерес в связи с этим некоторые цифры, отражающие прогнозы интернет-будущего в арабском мире. Ожидается, что в ближайшие три года число арабоязычных пользователей Сети на Ближнем Востоке и в Северной Африке вырастет приблизительно на 50% и к 2013 году составит 82 млн (это, подчеркнем, не считая Ирана и Израиля). Медиа-отрасль при этом в последующие пять лет будет основательно простимулирована внедрением новых широкополосных сетей. Отметим, что несколькими годами ранее, когда в регионе развернулся процесс внедрения технических новшеств — в особенности, «сети третьего поколения», мы прогнозировали рост влияния Интернета на арабские страны. Было ясно, что новшества существенно изменят традиционную политическую культуру в регионе — даже при сохранении практики законодательных запретов, косвенной цензуры, мониторинга наиболее посещаемых ресурсов или прямого «подавления» отдельных веб-сайтов и блогов. Уже в 2006–2007 годах прослеживалась тенденция, ориентирующая на то, что процесс распространения IT неизбежно войдет в противоречие с намерением авторитарных властей в регионе использовать интернет-технологии только для вхождения в глобальную экономику.
А еще пятью годами ранее в США было проведено исследование на тему «Долгосрочные глобальные демографические тенденции: изменение геополитического пейзажа». В докладе была выявлена причинно-следственная связь между ростом населения и вероятностью возникновения политической нестабильности в разных регионах. Согласно данным, такой показатель можно извлечь из соотношения численности возрастной группы 15–29 лет к численности населения 30–54 лет, то есть если соотношение превышает коэффициент 1,27, то вероятность нестабильности возрастает. Таким образом, среди стран Ближнего Востока, где численность молодого населения только увеличивается, потенциально конфликтная ситуация может возникнуть к 2020 году в Саудовской Аравии, Омане и на Западном берегу реки Иордан. «Демографические сдвиги, конечно, не могут стать единственным источником беспорядков, — констатировалось в материалах исследования, — но они способны усилить существующие политические, экономические и социальные проблемы. Большое количество безработных людей без определенных доходов и занятий испытывают чувство озлобления на правительство, которое не способно обеспечить им достойные условия существования, и, как следствие, имеют высокую степень мотивации изменить существующий порядок».
Именно это мы и наблюдали в странах, охваченных «арабской весной» — эпоха web 2.0 естественным образом «шагнула» в регион Ближнего Востока, когда в основе Интернета оказались уже не сайты (как было раньше, на преды-дущем этапе развития Сети), а люди — со своими эмоциями, переживаниями, революционными порывами и взаимодействием. Веб нового поколения предоставил им новые технические возможности, упростившие общение и самовыражение.