О совместном проекте ИМЭМО РАН и фонда «Инициатива по сокращению ядерной угрозы»

Предлагавшийся Михаилом Горбачевым в середине 1980-х годов динамичный поэтапный план перехода к безъядерному миру не состоялся. Он не имел шансов на успех, поскольку намного опередил свое время. После этого фактически более чем на двадцать лет, наполненных сложными и подчас опасными поворотами в мировых делах, эти предложения были забыты.
Ренессанс идеи ядерного разоружения начался со знаменитой статьи четырех известных американских политиков. Они призвали вернуться к высказывавшимся ранее идеям перехода к миру без ядерного оружия и прийти к согласию относительно практических шагов, которые «привели бы к существенному сокращению ядерной опасности».
В России такая перспектива получила поддержку в статье четырех именитых авторов — Е. Примакова, И. Иванова, Е. Велихова и М. Моисеева. Ими был сделан акцент на ключевом аспекте, что «мир без ядерного оружия... это отнюдь не нынешний мир минус ядерное оружие… Поэтому реализация идеи ядерного разоружения, которая должна оставаться стратегической целью, возможна лишь в контексте глубокой реорганизации всей международной системы».
Это ключевое положение, которое часто упускается политиками и экспертами, рассуждающими на тему безъядерного мира.
Крайне важно, что по этой идее было достигнуто согласие между президентами России и США. В Совместном заявлении Дмитрия Медведева и Барака Обамы в ходе саммита в Лондоне (1 апреля 2009 года) было заявлено о приверженности двух стран «цели достижения мира, свободного от ядерного оружия»3. Очевидно, однако, что без серьезной экспертной проработки всего комплекса проблем, которые лежат на этом пути, продвигаться к данной цели будет просто невозможно.
Анализ проблем перехода к глубокому ядерному разоружению и к миру без ядерного оружия лег в основу совместного проекта Института мировой экономики и международных отношений (ИМЭМО РАН)4 и фонда «Инициатива по сокращению ядерной угрозы» («Nuclear Threat Initiative, Inc» — NTI)5, начатого в 2010 году. Авторы проекта считают, что первоочередной задачей на этом пути должен стать отход от опоры на ядерное сдерживание — как основы обеспечения безопасности. В предлагаемой статье приводятся основные выводы проекта, в ходе которого, в основном на базе ИМЭМО РАН, проведено девять конференций (часть из них — международные), издано шесть брошюр на русском и английском языках. Готовится к изданию книга, которая также выйдет на двух языках.
Несмотря на то, что холодная война, а вместе с ней и ядерное противостояние закончились более двадцати лет назад, ядерное сдерживание занимает прочное место в документах по национальной безопасности стран — обладательниц ядерного оружия и их военно-политических объединений, а также определяет их развернутые ядерные силы и программы вооружений. Тем не менее, очевидно, что ядерное сдерживание становится все большим анахронизмом в эпоху провозглашения партнерства между Россией и странами Запада и в свете появления новых общих вызовов и угроз, требующих сотрудничества великих держав в обеспечении международной безопасности.
Ядерное сдерживание и заключенная в нем имманентная угроза ядерной войны могут быть полностью устранены только путем окончательного ядерного разоружения. Однако это дело далекого будущего, человечеству предстоит жить с ядерным оружием много десятилетий. Между тем уже в ближайшее время, как считают авторы проекта, можно наметить целый ряд мер и начать действовать в направлении значительного уменьшения опоры на ядерное сдерживание, его глубокой трансформации и снижения вероятности ядерной войны к абсолютному минимуму.

Стратегическая стабильность после холодной войны. В нынешних радикально изменившихся военно-политических условиях — в эпоху глобализации и взаимозависимости государств, в свете новых угроз и дестабилизирующих факторов, следует констатировать значительное расширение представления о стратегической стабильности по сравнению с традиционными взглядами периода холодной войны. В связи с этим, как полагают авторы проекта, содержание стратегической стабильности сейчас и на перспективу требует значительной корректировки.
Во-первых, гарантия взаимной способности ответного удара, оставаясь в центре стабильности, может впредь предполагать существенно пониженные критерии нанесения ущерба и менее жесткие требования к условиям выполнения этой задачи. Такая обоюдная способность не требует равенства во всех формах традиционно планируемых ядерных ударов. Достаточно будет примерного баланса по боезарядам остающихся боеготовых средств в качестве «страхового полиса» безопасности. Концепция примерного равенства потенциалов сторон по способности нанесения контрсилового, ответно-встречного и ответного удара может быть упразднена по мере отказа сторон от таких оперативных концепций и средств их осуществления.
Во-вторых, двусторонний баланс стратегических сил по мере снижения стратегических ядерных сил (СЯС) России и США до уровня порядка 1000 боезарядов будет обретать многосторонний характер и потребует подключения в той или иной форме третьих ядерных держав, а затем и государств, стоящих вне Договора о нераспространении ядерного оружия (ДНЯО).
В-третьих, важнейшим фактором, влияющим на стабильность, становятся темпы распространения оружия массового уничтожения (ОМУ) и его носителей. Соответственно, «подпорками» конструкции стабильности должны быть меры укрепления режимов ДНЯО и контроля над распространением ракет и ракетных технологий.
В-четвертых, распространение ядерного оружия и его носителей ставит серьезнейшую и крайне трудную задачу интеграции в контексте стратегической стабильности совместных систем средств предупреждения о ракетном нападении (СПРН) и ПРО (сначала ПРО театра военных действий — ТВД, а затем и стратегической ПРО). Не менее сложная задача состоит в подключении к этим системам союзников и партнеров великих держав и ответственных нейтральных государств.
В-пятых, необходимо добиться совместимости стратегической стабильности и развития ведущими государствами неядерных ВТО большой дальности для использования в локальных конфликтах.
В-шестых, нужно предотвратить создание космических вооружений, которое в корне подорвет стабильность.
Для того чтобы отношение к ядерному разоружению в России изменилось к лучшему, США необходимо убедительно продемонстрировать не на декларативном уровне, а реальными шагами в своей военной и ядерной политике, что они рассматривают ядерное разоружение как средство укрепления международной безопасности, а не как способ увеличения своего превосходства в новейших военных технологиях и системах (ПРО, ВТО, космос, СОН и пр.)

Перспективы трансформации ядерного сдерживания. Анализу и разработке этой тематики в проекте было отведено значительное место. Отход от унаследованных со времен холодной войны опоры на ядерное сдерживание и его доктринальное обоснование является первостепенной задачей на пути к ядерному разоружению. В настоящее время, спустя более двадцати лет после окончания холодной войны, есть серьезные основания для взаимной глубокой корректировки концепции ядерного сдерживания, во всяком случае, в отношениях великих держав и возглавляемых ими союзов.
Трансформация ядерного сдерживания может идти по пути взаимного отказа сначала от концепций и сил первого (контрсилового) удара — через сокращение ядерных вооружений при укреплении стратегической стабильности, которая и предполагает устранение стимулов и возможностей первого удара. В качестве следующего шага России и США следует договориться об отказе от планирования ответно-встречных ударов по информации, от систем предупреждения о ракетном нападении.
Понижение готовности к запуску должно представлять собой не сугубо символический акт, а согласованные организационно-технические и проверяемые мероприятия снижения уровня напряженности и влияния дестабилизирующих факторов. Главный принцип, который должен соблюдаться в процессе контролируемого взаимного понижения готовности, СЯС состоит в том, что контрсиловой потенциал сторон должен снижаться опережающим образом по отношению к уменьшению готовности стратегических сил к применению в ответном ударе.
Создание многостороннего режима транспарентности может в существенной степени способствовать трансформации ядерного сдерживания. К числу наиболее значимых мер многостороннего режима транспарентности следует, как представляется, отнести следующие: обеспечение открытости ядерных доктрин, обеспечение прозрачности ядерных потенциалов, предварительное уведомление участников режима транспарентности об определенных видах деятельности ядерных сил, наблюдение за определенными видами деятельности ядерных сил, взаимные проверки соблюдения участниками многостороннего режима транспарентности.
Сотрудничество России с США и НАТО в сфере противоракетной обороны (ПРО) может стать одним из важнейших направлений трансформации взаимного ядерного сдерживания и предотвращения новых «противоракетных кризисов» в отношениях России и Запада. При этом, разумеется, обе стороны должны стремиться к такой трансформации, что, к сожалению, пока не нашло своего отражения в практической политике США и России.
Для продвижения в развитии совместной ПРО необходимо переформатировать диалог по этому вопросу и обсуждать не участие России в программе ПРО НАТО, а вопросы совместимости российской военно-космической обороны (ВКО) и поэтапный адаптивный план развертывания (ПАП) ПРО в Европе США/НАТО. Это предполагает как адаптацию программы НАТО, так и существенное изменение ВКО и ее переориентацию на угрозы третьих стран, что требует соглашений, которые устранили бы воспринимаемую Россией опасность «воздушно-космического нападения» США.

Современные ядерные доктрины и их противоречия. Основными документами, декларирующими сдерживание, являются ядерные доктрины государств. В Соединенных Штатах, согласно их последней доктрине, роль ядерного оружия состоит в сдерживании ядерного нападения на США, их союзников и партнеров. При этом Вашингтон, как утверждается, будет рассматривать возможность применения ядерного оружия только в крайних обстоятельствах для защиты жизненно важных интересов своей страны, союзников и партнеров. Задача сдерживания нападения с использованием сил общего назначения или других видов ОМУ практически снята, хотя и с оговорками. Это обязательство, однако, не относится к ядерным державам и странам, нарушающим ДНЯО, что, по-видимому, подразумевает союзнические гарантии безопасности Японии и Южной Корее для их защиты от КНДР. В этом контексте США сохраняют вариант ядерного ответа на нападение с использованием обычного оружия или других видов ОМУ.
Тем не менее, учитывая особое геостратегическое положение США и их превосходство над другими державами по всему диапазону вооруженных сил и вооружений (обычных и ядерных), новая американская ядерная доктрина, как представляется, могла бы пойти дальше. Например, заявить о неприменении ЯО первыми против всех ядерных держав — членов ДНЯО, о готовности, на определенных условиях, вывести свои ядерные средства из Европы, о снижении уровня готовности своих СЯС к применению (включая масштаб боевого дежурства ракетных подводных лодок в море), о стремлении снять озабоченности других держав в связи с развитием американских систем ПРО, высокоточных обычных вооружений большей дальности, космических систем, средств «быстрого глобального удара».
Российская военная доктрина также во главу угла ставит принцип сдерживания и предотвращения военных конфликтов. Исходя из ее положений можно сделать вывод, что, во-первых, ядерные силы России предназначены для ответного ядерного удара в качестве возмездия за ядерный удар противника по России и (или) ее союзникам. Во-вторых, — для первого ядерного удара в ответ на нападение на РФ и ее союзников с использованием химического, бактериологического или радиологического оружия. В-третьих, — для первого ядерного удара в условиях неминуемой национальной катастрофы в результате нападения на Россию (но не на ее союзников) с использованием обычных вооруженных сил и вооружений. Последнее, очевидно, адресовано угрозам, проистекающим от превосходства расширившейся НАТО по силам общего назначения и высокоточным обычным вооружениям, а также вероятным опасностям меняющейся не в пользу РФ стратегической ситуации на Востоке.

О восприятии взаимной угрозы. Провозглашенные российским политическим руководством новые принципы и направления внешней политики (глобализация и взаимозависимость, партнерство для модернизации, перезагрузка отношений, путь к безъядерному миру и пр.) вступают в очевидное противоречие с негласными политическими предпосылками российской военной доктрины и военной политики, включая государственную программу вооружений. Российская военная мысль продолжает исходить из презумпции сохранения США и их союзников в качестве основного вероятного противника России и наличия имманентно агрессивных намерений у этого вероятного противника.
В высших эшелонах российского военного ведомства, оборонно-промышленного комплекса и среди большой части экспертного сообщества России сложилось устойчивое представление о новой и растущей военной угрозе со стороны США и их союзников в виде крылатых и баллистических ракет в не-ядерном снаряжении, которые рассматриваются в качестве средств возможного нападения на Россию, включая разоружающий (контрсиловой) удар по ее СЯС, СПРН и центрам боевого управления.
Тем не менее, объективный анализ свидетельствует, что высокоточное обычное оружие (ВТО) не может сравниться с ядерным оружием при ударе по ключевым высокозащищенным или мобильным военным целям, не говоря уже об административно-промышленных центрах. Кроме того, решившись на массированный контрсиловой удар, гипотетический агрессор заведомо свяжет себе руки применением только обычного оружия и сознательно пойдет на риск получения намного более мощного ядерного возмездия, чем было бы в случае первого разоружающего удара с применением ЯО.
Остается, однако, фактом, что американский потенциал ВТО представляет определенную военно-стратегическую проблему для России. Пока у нее есть внушительные средства ядерного сдерживания, прямую военную угрозу массированного применения ВТО против РФ не следует преувеличивать (как и возможность планируемых американских систем ПРО перехватить ответный ядерный удар). Именно на поддержание оптимального потенциала сдерживания нужно направлять ограниченные оборонные ассигнования РФ, а не на развитие эшелонированной системы ПВО для отражения мифических угроз.
Вместе с тем развертывание высокоточного неядерного оружия большой дальности будет создавать трудности и для ядерного разоружения, и для сотрудничества держав в сфере безопасности.
При наличии политической воли сторон проблемы, порождаемые системами ВТО, могут быть сняты или уменьшены различными договорно-правовыми путями. В частности, речь может идти о запрете базирования ударной авиации (в дополнение к неразмещению ядерного оружия) на территории государств — новых членов НАТО. Аналогичные обязательства могут быть приняты Россией в отношении ее союзников по ОДКБ и СНГ, вероятных новых партнеров на других континентах.
Угроза ПЛАРБ «Огайо» с КРМБ может быть существенно ослаблена при их базировании только на западном побережье США (из Тихого и Индийского океанов они не перекрывают по своей дальности основную часть баз российских МБР, а выход в Арктику сопряжен с оперативными трудностями).
В рамках последующих переговоров по СНВ Россия может поставить вопрос о введении ограничений на переоборудование ПЛАРБ и ТБ под крылатые ракеты в неядерном оснащении, оставив для этого многоцелевые подводные лодки, надводные корабли и тактическую ударную авиацию.
Полезны были бы также меры доверия в виде обменов информацией о практике размещения ВТО на кораблях, подводных лодках и авиации, оперативных принципах их развертывания и применения в локальных конфликтах, обмены визитами и наблюдателями в ходе учений, а в перспективе — совместные учения ВВС и флотов в отработке операций контрраспространения, принуждения к миру, борьбы с терроризмом и пиратством.
Более далеко идущая мера — ограничение районов патрулирования подводных лодок-носителей крылатых ракет с тем, чтобы предотвратить возможность развертывания значительной части подводных лодок США вблизи территории РФ и наоборот.
Представляется, что США, которые создали обсуждаемую проблему, должны проявить инициативу и предложить меры ограничения вооружений, меры доверия и сотрудничества по ВТО, чтобы обеспечить поддержку Россией курса на ядерное разоружение и нераспространение. Такие решения могут быть согласованы в контексте следующего этапа переговоров по сокращению СНВ или параллельно с ним.

О сложностях и препятствиях на пути дальнейшего «контроля над вооружениями». Возрождение идеи ядерного разоружения и продвижение в сокращении СЯС неизбежно поднимет вопрос о тактическом ядерном оружии (ТЯО). Увязка Россией этого вопроса с прекращением расширения НАТО на Восток и продвижением по Договору об обычных вооруженных силах (ДОВСЕ) вполне обоснована и может стать дополнительным средством достижения этих двух целей.
Применительно к ТЯО можно было бы договориться, в качестве первого шага, о перемещении всех тактических ядерных средств с передовых баз вглубь национальных территорий на объекты централизованного хранения (фактически в резерв). Для этого вначале нужно было бы обменяться информацией об имеющихся средствах такого класса на базах ВВС и флота.
Продвижение по пути к дальнейшим сокращениям ядерных вооружений и укреплению стратегической стабильности будет все сложнее осуществлять без сокращений обычных вооруженных сил. «Подвешенный» процесс ДОВСЕ и российский мораторий на выполнение Договора мешают процессу контроля над вооружениями и построению отношений доверия. Дополнительным негативным фактором для поиска развязок на этом направлении стало заявление Вашингтона о приостановлении выполнения части обязательств перед Россией в рамках Договора.
Однако без выхода на продолжение процесса ограничения обычных вооружений в Европе будут невозможны и эффективные шаги на пути дальнейшего контроля над вооружениями в ядерной области. Значимость стабильности и доверия в области обычных вооружений будет возрастать по мере приближения к более низким потолкам ядерных вооружений.
В качестве варианта выхода из создавшейся ситуации представляется целесообразным взять за основу российское предложение относительно временного применения адаптированного Договора. В отношении фланговых ограничений, наряду с возможностью их полного упразднения, перспективным может быть увеличение этих подуровней с одновременным обеспечением большей транспарентности с российской стороны.
Суверенитет Абхазии и Южной Осетии является несомненным препятствием для следующих шагов по ДОВСЕ. Однако здесь нельзя полностью исключать технического решения, когда вопрос о российских базах на территории двух республик будет «выведен за скобки» договоренности и по нему будет принят отдельный документ, регламентирующий статус этих баз.
Первым шагом возрождения процесса ДОВСЕ могло бы стать восстановление режима транспарентности всей зоны применения Договора. В перспективе, следует иметь в виду начало переговоров о достижении нового договора, который будет включать более широкий круг участников и предусматривать более глубокое сокращение вооруженных сил и военной техники, а также большую транспарентность.
Новой ареной гонки вооружений и возможного применения силы может стать уже в ближайшем будущем космос, ввиду его растущего военного и мирного значения. США, Россия и Китай способны в обозримой перспективе реализовать создававшийся на протяжении долгого времени потенциал милитаризации космического пространства. Безусловным лидером здесь являются США, которые располагают разнообразным арсеналом новейших космических технологий и научно-техническим заделом для создания и, возможно, принятия на вооружение в период после 2010 года отдельных образцов противоспутниковых систем наземного (стационарного, подвижного) и морского базирования.
Внесение 12 февраля 2008 года на рассмотрение Конференции по разоружению в Женеве российско-китайского проекта Договора о предотвращении размещения оружия в космическом пространстве, применения силы или угрозы силой в отношении космических объектов принесло некоторые положительные результаты, но только в политико-пропагандистском ключе, а не в плане практического разоружения.
Следует наращивать усилия на этом направлении. В качестве выбора предмета переговоров целесообразно отойти, во всяком случае, на первом этапе, как от позиций СССР в 80-е годы, так и от недавних предложений России и Китая в Женеве. Следует сузить предмет переговоров и не пытаться запретить все системы класса «земля-космос» и класса «космос-земля» и «космос-космос», технические свойства которых неясны, равно как неясны и возможности контроля подобных соглашений.
Вместо запрещения на развертывание — способом косвенного решения этой задачи могла бы стать первоначальная договоренность о запрете на испытания любых противоспутниковых систем и космических ударных средств ПРО против реальных мишеней в космосе с разрушением таких объектов (то есть против КА и головных частей и элементов баллистических ракет на траекториях полета).
В качестве первого шага на пути к разработке международных соглашений, предотвращающих вооружение космического пространства, может послужить скорейшее принятие Кодекса поведения государств в космической деятельности, в котором государства на добровольной основе присоединились бы к общим принципам мирного и кооперативного использования космоса.
Значение европейской и иных региональных направлений сокращения и ограничения вооружений для целей дальнейшего эффективного процесса разоружения будет велико. Важным элементом здесь является нормализация отношений Россия–НАТО, их переход в стабильное русло сотрудничества и партнерства.
Логика строительства «особых отношений» между Россией и НАТО в конечном итоге должна быть ориентирована на их стратегическое партнерство и даже на союз России и НАТО в долгосрочной перспективе. Проработка механизма деталей этого процесса может быть начата уже сейчас в рамках специально созданной совместной экспертной группы.
Важной для России темой обсуждения остается создание новой архитектуры европейской безопасности, предложенной российским президентом в 2008 году. Даже само начало предметного диалога по обсуждению основных содержательных компонентов такой системы может самым благотворным образом воздействовать на улучшение отношений между Россией и НАТО (а в более широком контексте, и с Западом в целом), создать условия для ускорения процесса сокращения и ограничения стратегических ядерных вооружений, дальнейшего глубокого ядерного разоружения.
Дефицит доверия и взаимопонимания, уходящий корнями во времена холодной войны, не позволяет выйти на необходимый уровень панъевропейского диалога по проблемам безопасности. Продолжает повышаться «градус напряженности» вокруг проблемы ЕвроПРО. Как оказалось, предложения администрации президента Обамы по созданию американской ПРО ТВД в Европе и их интерпретация в реальной политике США и НАТО не устранили, а лишь отложили «противоракетный кризис» в отношениях Москвы и Вашингтона.
Разрядке напряженности в этом вопросе могла бы послужить совместная оценка ракетных угроз. Сотрудничество в разработке и развертывании систем ПРО США–ЕС–России должны заменить односторонние действия США и их союзников в этой сфере. Двустороннее и многостороннее сотрудничество в области ПРО способно создать необходимый материальный фундамент для построения отношений прочного взаимодействия России и Запада, гораздо в меньшей степени, чем сейчас, подверженного политическим кризисам.
Первым шагом на этом пути могло бы стать возрождение проекта Центра обмена данными о пусках ракет и ракет-носителей. Параллельно с этим следует возобновить прерванную серию совместных компьютерных учений с США и НАТО по ПРО ТВД с последующим расширением этих учений за пределы театра военных действий и на полигоны.
Следующим этапом могла бы стать интеграция систем предупреждения о ракетном нападении России и США, что способно существенно повысить эффективность обнаружения пусков ракет. В дальнейшем был бы возможен переход к более глубокому сотрудничеству с целью развертывания низкоорбитальной космической информационной системы глобальной ПРО, космические аппараты которой могут быть выведены на орбиты с требуемой высотой и наклонением конверсионными «тяжелыми» ракетами по российско-украинскому проекту «Днепр». Другим важнейшим параллельным направлением военно-политического сотрудничества, выходящим далеко за рамки традиционного ограничения вооружений, могло бы стать совмещение систем обнаружения, сопровождения и перехвата противовоздушной обороны НАТО и ОДКБ.
В то же время, ставить прогресс в ряде основных аспектов сокращения и ограничения вооружений в зависимость от согласия по совместной ПРО — означает загонять переговоры по всем вопросам в тупик. Прогресс на пути взаимодействия в области ПРО невозможен без последовательных решений всего круга проблем, которые определяют направленность военных курсов держав друг против друга.
Поэтому необходимо вести дело к соглашениям параллельно по нескольким направлениям: новый договор СНВ, ограничение стратегических вооружений в обычном оснащении, совместимость ВКО и ПАП ПРО, ограничение тактического ядерного оружия, возрождение системы и режима ДОВСЕ.
Если бы руководители России и США до выборов 2012 года осознали эту диалектическую взаимозависимость и выступили с совместным документом о необходимости «многоканального» продвижения в трансформации взаимного ядерного сдерживания — то это, наряду с Пражским Договором СНВ, стало бы их крупным вкладом в укрепление взаимной безопасности, создало бы задел для продолжения этой линии следующими администрациями.
По мере продвижения по этому пути все более необходимой составляющей будет становиться подключение «третьих» ядерных государств к возможным дальнейшим российско-американским переговорам по сокращению ядерных сил. Пока прямое участие их в переговорах и соглашениях представляется проблематичным. В достаточной мере не проработаны стимулы и идеология вовлечения этих стран в данный процесс.
Однако было бы полезно, чтобы «третьи» ядерные государства предприняли добровольные меры по ограничению своих ядерных сил, как это уже было сделано Великобританией и Францией, в одностороннем порядке существенно сократившими ядерные арсеналы. При наличии определенных стимулов, Китай со своей стороны мог бы добровольно пойти на меры ограничения и увеличения транспарентности своих ядерных сил.
Проведенный авторами проекта анализ привел к выводу о наличии часто непрямой, но очевидно прослеживаемой взаимосвязи ограничения и сокращения вооружений и нераспространения. Многолетний застой в процессе ядерного разоружения привел к провалу попыток упрочения ДНЯО и режимов ядерного нераспространения.
Можно с достаточными основаниями утверждать, что следующий этап распространения, если он наберет инерцию, не просто повлечет экспоненциальный рост угрозы применения ядерного оружия, но, в силу слияния многочисленных факторов риска, сделает использование ЯО в обозримой перспективе практически неизбежным.

Сокращение и ограничение вооружений в контексте построения безъядерного мира. В обозримый период времени, наряду с упомянутыми выше, в конкретном плане можно рассматривать решение ряда задач: воплощение в жизнь нового Договора о СНВ; начало переговоров о дальнейшем сокращении ядерных вооружений РФ и США с учетом сопутствующих проблем (высокоточные обычные средства большой дальности, частично-орбитальные ракетно-космические системы, достратегические ядерные средства и пр.); переговоры о сотрудничестве в создании систем ПРО России и США/НАТО; предоставление «ядерной пятеркой» (или поначалу хотя бы «четверкой») своих предприятий ядерного топливного цикла (в первую очередь, заводов по обогащению урана) для постановки под контроль МАГАТЭ, что могло бы ускорить и переговоры по Договору о запрещении производства расщепляющихся материалов (ДЗПРМ) и универсализацию Дополнительного протокола от 1997 года; начало переговоров о Кодексе деятельности в космическом пространстве, а затем о договорах по предотвращению гонки космических вооружений; организация консультаций по многостороннему ядерному диалогу с целью включения Великобритании, Франции и Китая в систему ограничений СНВ, принятие ряда мер контроля и доверия.
Именно возврат к идее ядерного разоружения как конечной, пусть и отдаленной цели политики ведущих держав придает целенаправленность таким рациональным и перспективным мерам как новый Договор о СНВ и последующее более глубокое сокращение ядерных вооружений. Открывается путь к реализации Договора о запрещении ядерных испытаний и ДЗПРМ, как важнейших соглашений на стыке ядерного разоружения и нераспространения. Становится реальным будущее подключение к процессу третьих ядерных держав и «стран-аутсайдеров» (Индии, Пакистана, Израиля). Получает мощный импульс курс на упрочение ДНЯО и его режимов, решение ядерных вопросов КНДР и Ирана, на интернационализацию ядерного топливного цикла, обеспечение высоких мировых стандартов сохранности ядерных материалов.
Не менее важно, что только в контексте этой политики, и никак иначе, Россия (и другие страны) получит возможность достичь приемлемого для себя решения целого ряда актуальных военно-политических проблем: остановки расширения НАТО на Восток, ограничения стратегических систем ПРО и высокоточных обычных вооружений, предотвращения гонки космических вооружений и ряда других.