По девизу страны можно составить представление о нации. Если у православно-русской цивилизации — «С нами Бог», то у бриттов — служение делу: «Pledges into Progress» («Выполнение обязательств»). Американцы — троякообразны: у них сразу три официальных девиза «In God We Trust» («В Бога мы веруем»), «E Pluribus Unum» («Из многих — единое») и «Novus Ordo Seclorum» («Порядок новой эры»). Заметим: Бог не «при них», а вроде абстрагированной субстанции субъект верования, причем Богово дано всуе — наряду с «новым мировым порядком» и маловразумительной абстракцией — «Из многих — единое».
Лозунг хиромантиен: как на ладони, видны на нем бороздки судьбы страны. Взять Францию с ее масонодекларационной триадой «Свобода, равенство, братство» («Liberte. Egalite. Fraternite»). Этими призывами французам удалось в свое время сбить с толку европейцев — раскачать устои конкурирующего недруга — Австро-Венгерскую империю, но и ныне самой напороться на то, за что боролись: зацикленность на «правах человека» довела Францию до фактического статуса... арабо-халифатного протектората. Конечно, и в России ныне не Богопорядок консолидации нации под знамением Уваровской триады (Самодержавие — Православие — Народность)…
«Поавгурим» же — оценим Англию по имперскому полету — позиционированию себя и делам. Что есть Великобритания? Это бывшая владычица морей, нынешний интеллектуально направляющий «клюв» англосаксонского неоглобализма и вечная монетарная наднационально-всемирная империя. В XIX веке Англия была главным противником России. Напряженные отношения между ними изображались, как битва медведя с китом. По аналогии с Ветхозаветными персонажами: там чудо морское Левиафан сражается с земным гигантом — Бегемотом. «Острый плавник» Океанья дырявит брюхо Землянина с «закрученными рогами». Пасть Бегемота удушающе зажата плавниками Левиафана — как пророчество о реальности: Евразийский континент блокирован с моря «петлей Анаконды» (термин Мэхена). Так и Россия, поражением в «холодной войне» выбитая из большой геополитики, старается не упустить хотя бы региональное солидерство с Китаем, выходя из коматозного состояния «лихих 1990-х годов».
Стратегически дивидендна «дислокация» Англии. Ведь уже Аристотель сознавал островное преимущество: «Крит по своему положению предназначен для господствующего влияния на Грецию». При ограниченности сухопутного пространства и материальных ресурсов (недостаток лесов, топлива — вынужденность ввозить железо из России), сравнительной тогда малочисленности войска (Отто фон Бисмарк сострил: ежели британская армия вторгнется в Германию, он прикажет местной полиции ее арестовать) — Англия крепнет морем. Здоровый авантюризм островных бриттов обогащается идеей «англосаксонской исключительности». Ее принесла элита германских племен — ютов, орд англов и саксов, вторгшихся в V–VIII веках на территорию нынешней Англии и применивших там к местным кельтам это чванливое высокомерие. Та племенная объединенная общность и есть «англосаксы», или просто — «саксы», либо, на шотландский манер, «сассенахи». Сами себя захватчики стали называть «англичанами» (знатные англы возглавили переселенцев). Другие — «англосаксами», подчеркивая геополитический национально-расовый контекст претензии на «естественное лидерство». Затем более высокоразвитые континентальные нормандцы, вторгшиеся в Англию в XI веке, доформировали единую нацию современных англичан.
Любопытна историческая ремарка уверования в миф, как в истину. Эксперт вопроса генерал С.Печуров к такому относит идею Томаса Джефферсона поместить на Большую государственную печать США образы героев англосаксонского эпоса — братьев Хенгиста и Хорса, приглашенных в V веке вождем одного из кельтских племен (бриттов) в Англию для помощи в защите от других претендентов на местную власть. Увековечивают «первопечатно», переиначивают истину и героизируют фикцию — ведь эти «герои», прибыв с мощным отрядом сопровождения, перебили элиту кельтского племени и фактически санкционировали насильственную колонизацию. Варяги-конквистадоры! И германцы дремучих лесов тогда были не более социально-демократически организованы, чем вытесняемые якобы «расово отсталые кельты». Как видно, «расовый дарвинизм» вошел в плоть и кровь британской нации и осел в науке. Ч.Дилке в книге «Более великая Британия» (1868) откровенно писал о том, что «саксы завоюют Африку, Китай, Японию и Латинскую Америку... другие же так называемые великие державы будут низведены до уровня пигмеев».
Наукообразная аргументация «богоизбранности» британцев сработала в создании стратегически важнейшей концепции, заключенной в тезисе Эндрю Карнеги: единственным путем устранения опасности войн является всеобщее англосаксонское доминирование в мире. Миссионер-грабитель? «Где-то в глубине сердца каждого англосакса скрыт инстинкт грабителя его предка викинга, инстинкт, который за тысячи лет... так и не был утрачен!» — свидетельство писателя Ф.Норриса. Идея американо-британского господствующего порядка — как панацеи от всех бед — пестуется либерал-сообществом и антирусской «пятой колонной». «Мы народ, который где бы ни жил, не изменит своим жизненным принципам и, более того, заставит окружающие его народы жить по своим устоям», — горделиво произносит почтенный сэр Вальтер Бесант.
Как бы то ни было, а с помощью трубодуров национал-прагматизма за 15 лет конца позапрошлого века территория Британской империи увеличилась на треть, к началу XX — пятая часть планеты управлялась из Лондона, а ныне при дележе дивидендов с США — всей монитарной планетой.
Идеологическое подспорье англосаксонскому доминированию от «первочеловека» содержит идея левиафано-могущественного государства («смертный Бог») у философа Томаса Гоббса. В этаком госмонстре постулируется естественный человек и нормой является зоологика борьбы за выживание под лозунгами: «Homos homini lupus est» («Человек человеку волк»), «Bellum omnium contra omnes» («Война всех против всех»). Под страхом истребления люди там отказываются от части своих «естественных прав» и вверяют судьбу воле государства. Не та ли самая реал-политика англосаксонов ведется и ныне в отношении «изгоеобразных» стран — определяемых по схеме «the West and the Rest» (Запад и Остальные)? Чтобы тебя признали «суверенной демократией» — не цепляйся за свои границы, поделись национальными богатствами, «равновыгодно» партнерь себе в ущерб...Горько, да истинно сказано: «Англия, конечно, будет заботиться о сохранении мира, пока малых государств будет достаточно для раздела».
В «Тайной истории Европейского союза» Тьерри Мейсана Европа не что иное «как созвездие государств, приглашенных сотрудничать между собой и поместить часть своих промышленных ресурсов под контроль наднациональной инстанции, более или менее очевидно руководимой англоязычной империей». Сбывается мечта министра колоний Дж. Чэмберлена: «наступит время, когда все человечество будет делиться на три класса: на американцев, англичан и иностранцев». «Британцы, — уверен английский историк Э.Робертс,— переселились за Атлантику, чтобы продолжить свое мировое господство, они инкорпорировали свое постимперское величие в современный американский исторический проект» — привнесли свой «островной» менталитет, с «жаждой земли» и страхом недостатка жизненного пространства.
К обоснованию англосаксонского «нутряного» превосходства можно отнести и мысль философа Карла Шмитта о геополитическом соперничестве стран Суши (Дом) и Моря (Корабль), как столкновении их враждующих производных — различных ментально-цивилизационных типов. «Домопроектные»— устойчиво фиксированы, религиозно фундаметальны, сущностно консервативны, укладно традиционны, героичны и жертвенны, с приоритетом общих целей над частными... В отличие от них, «морепродуктовые» — свободолюбивы, демократически предопределены, динамично прогрессирующи..Суровый и непостоянный морской «Hомос» (синтез географических, геополитических и геокультурных факторов) изменчиво «текуч», гибко динамичен, «внедогматично» нацелен на выгодную целесообразность — по параметрам чем не отстраиваемая ныне «постгеополитическая», якобы неконфронтационная «едино-всеобщая» цивилизация вестернизированного постмодерна?
Понятно: такая радикальная трансформация мира невозможна без предварительной переделки «нереформируемых» — мутации христианской духовности, вытеснения православной цивилизации. На что и нацелена идущая ныне информационно-психологическая обработка России.
Если кто и отождествляет Левиафана с Сатаной, то не англичане: именем этого чудо-юдо названы ими корабль «Great Eastern» и крейсерский танк «Комета» модели Mk1. Хотя очевидно подавляющее превосходство сил Океана (Германия «денацифицирована», Центральная Европа зачищена, победа в «холодной войне», управляемый распад России, отсутствие противостоящего Анлантизму центра силы, системные угрозы и вызовы, не дающие нации сосредоточиться...), все еще гипотетически допустим любой из вариантов исхода поединка Океан-Континент: 1) они порешат друг друга; 2) Господь пошлет Михаила и Гавриила прибрать к рукам обоих; 3) останется все как есть: ни войны, ни мира, с детантно-resetными поползновениями. Ведь в некоторых апокрифах (3-я кн. Ездры VI, 15–24; Енох LX, 7–8) сказано, что «Левиафан должен быть подругой Бегемота, и Бог разлучил их, оставив Бегемота на суше, а Левиафана отослав в морскую пучину, чтобы они вместе своим весом не повредили арки, на которых покоится земля».
Тесен шарик земной, как двум медведям — одна берлога. Видимо, не возражала бы природно агрессивная «Леофановна-амазонка» загнать «дружка» в позицию самоуничтожения. И с помощью стратегии сюрпляс (фр. surplace — на месте; термин велогонки) — побудить противника совершить непоправимую ошибку — двинуться вперед, а самому занять выгодную позицию сзади — как бы расстрельно пристроиться в хвост, атаковать с незащищенного тыла... Чем не стратегия бескровной победы во многоходовом поединке интеллектов, воль и выдержек? Трескотня же о якобы «конце геополитической эпохи» — это демагогия. «Агрессия на протяжении столетий является единственной формой общения Запада с внешним миром, — пишет англичанин Альфред Тойнби, — хроники вековой борьбы между двумя ветвями христианства, пожалуй, действительно отражают, что русские оказывались жертвами агрессии, а люди Запада — агрессорами».
Британская внешняя политика опирается на черчеллеву концепцию «трех окружностей»: роль Англии в качестве главного партнера США, лидера Содружества наций и главной западноевропейской державы. Англия и США — одного родового древа. Хотя культурно разные, но геополитически единоконгломератны. Североамериканская нация отпочковалась от королево-центричной Британии и проросла сквозь аристократические традиции в свою уникальную прагматическую идентичность. Разнятся их ментальные особенности. «Прежде всего — это разные горизонты мышления, где такие понятия, как утонченность и сдержанность, «невидимы» для многих американцев, а «жесткий разговор» (наследство ковбоев и гангстеров), «штампы», заидеологизированность или определенный набор преувеличений (с целью упростить и сделать мыслительный образ более четким), в определенной мере хвастовство и плебейское высокомерие лишены того смысла для англичан, который они имеют для американцев», — констатирует Н.Татаренко. Как колонизатор скончавшись, Британия остается монетарно-стратегической аналитико-направляющей силой. Сошлемся на политика Линдона Ларуша: «Британская империя не является империей британской нации над другими нациями. Британская империя, расположенная в финансовом центре Лондона, куда она переместилась из предыдущих имперских центров, беспрерывно существует со времен Пелопонесской войны и является частью Европейской цивилизации. Смысл империи заключается в том, что частные банковские интересы ’контролируют мировую финансовую систему. Лондон не принадлежит британскому народу, а выступает штаб-квартирой этой империи.
В этом заключается проблема. Единственной мировой державой, которой под силу справиться с этой проблемой, являются США, как другая монетарная империя. Однако, несмотря на попытки, предпринятые Ф. Рузвельтом в данной связи, Британская империя продолжает свое существование и по сей день». «Британский космополитизированный капитал, как викинг, не страшится опасных, рискованных предприятий. Он имеет много шансов про-играть, зато, выиграв, не довольствуется малым, а желает всю ставку. Ему мало иметь денежный рынок, ему нужен полный контроль над ним (для верности)», — поясняет И.Шкловский рискованно-максималистский «викинговый» характер британского бизнеса.
Контроль над Евразийским островом — ключ к мировому господству.
Могущественные транснациональные олигархические кланы определили «светлое будущее» всего человечества, а академики придали ему для большей убедительности научно-теоретическую базу и форму. Своих геополитических конкурентов англосаксонство не щадит. Заарканить и запартнерить на смерть советскую экономику была призвана уже прошловековая «трехсторонняя комиссия для осуществления постепенных попыток слияния экономик США и СССР» (это — зарубить на носу осваивателям «стандартов» НАТО и пр.). Для охмурения народов создается пойло крепче все растворяющей царской водки: реанимировали германскую «теорию больших хозяйственных целых», вспенили ее мыслями геополитиков Челлена и Хаусхофера (идеей о том, что малые страны якобы экономически нежизнеспособны и что единственный, мол, выход для «малых народов Европы» — добровольный отказ от «экономического суверенитета»), о передаче наднациональным мафиозно-олигархическим кланам (мандаты или доктрина Монро). Вот и вся свобода «эффективной демократии» — тотально-глобальная англосаксонизация отдельно взятой планеты. Управляемый хаос дестабилизирует намеченные для утилизации-»демократизации» государства. Постсоветское пространство планомерно заряжается протестной атрибуцией и детонацией социума по «североафриканскому сценарию» (Сорос спонсирует на Украине хаос).
Не о такой ли жестко-жестокой переделке мира и предупреждал стратег З.Бжезинский? «Мы переживаем не обычную революционную эпоху, — писал он в работе «Америка в технотронной эре» (1968). — Мы вступаем в фазу новой метаморфозы в человеческой истории. Мир стоит на пороге транс-формации, которая по своим историческим и человеческим последствиям будет более драматичной, чем та, что была вызвана Французской или Большевицкой революциями... В 2000 году признают, что Робеспьер и Ленин были мягкими реформаторами».
Как утверждает разведчик-нелегал генерал Юрий Дроздов в книге «Операция Президент. От «холодной войны» до перезагрузки», все ужасное для России только начинается: «Мир вступил в фазу наиболее опасного противостояния — цивилизационного. Цена поражения в этом противостоянии — полное исчезновение с лица Земли одной из цивилизаций»... Как не трудно догадаться, обречена на исчезновение прежде всего русско-евразийская супротивная Западу цивилизация (вот ее, вместе с армией, и реформируют до погибели) — важнейший трофей — открытые врата к завершению победой миссии 500-летнего доминирования Атлантизма в мировой политике.
Все сходится к тому. По «Концепции конца истории» Фукуямы — торжество либеральной философии вкупе с рыночной экономикой суверенных демократий — идеал, далее которого нет пути развития. А поскольку всему остальному миру еще предстоит долгое историческое движение со всеми вытекающими издержками — им уже сейчас необходимо делегировать права управления собой «постисторическим державам». Голландский ученый, лауреат Нобелевской премии Ян Тинберген прямо говорил: «Обеспечение безопасности нельзя отдать на усмотрение суверенных национальных государств... Мы должны стремиться к созданию децентрализованного планетарного суверенитета и сети сильных международных институтов, которые будут его осуществлять...»
Глобальная структуризация и иерархизация мира при одновременном упразднении суверенитета национальных государств откроет единоцентровому мондиализму беспрепятственный доступ ко всем природным ресурсам планеты и тотальному человекоуправлению. Это неоцивилизаторство глобалистики «не берет холера»: оно иезуитски-внеэтично, как перемол в себе рационального зерна географического детерминизма, социал-дарвинистской теории вечной борьбы всех против всех в международных отношениях, тевтонско-римского культа силы и результаты экспериметальных опытов по генной инженерии, управлению сознанием homo sapiens и homo rus...
Наследнички Мефистофеля. Аргументационная подпитка обильна: сотни трудов, таких, как Н. Спикмена «Американская стратегия в мировой политике» (Spykman N.J. America’s strategy in world politics, 1942), «География мирного устройства» («Geography of the Peace», 1944), Хантингтона «Главные движущие силы цивилизации» (Huntington E. Mainsprings of civilization, 1945)... Это — лаборатория выработки вектора направленности геополитического планирования универсальной цивилизации мондалистского порядка в индивидуалистской свободе. Конфигурация англосаксонского доминирования модифицирует и целеопределяет геополитическую акцентировку: традиционная уступает место геоэкономике, которая, в свою очередь, пропускает впереди себя геофилософию. Геополитической потребой ныне ЕДИНО-ЦИВИЛИЗАЦИОННОЙ ГЛОБАЛИСТИКИ является «возможность целенаправленно управлять массовым сознанием и поведением людей». Психозомбирование лидеров, истеблишмента, «толпы» с позиции «естественного отбора» ценностей и приоритетов — во имя служения одной «общей цивилизации».
Россия Путинская — «чекистски совковая» — враг номер один. Еще бы: с этим лидером РФ начала приподыматься с колен. Что расценили как опасный синдром имперского наката — как нарастание снежного кома с горы...того и гляди — Запад погребет под собой. Прямо как С.Анерсон аккумулирует отношение англосаксов к России на рубеже XIX–XX веков: «Трудно выразить словами ужасающее впечатление, которое производил на британцев и американцев Русский колосс. Они рассматривали экспансию Российской империи как почти космическое явление, несущее в себе гигантскую стихийную, непреодолимую силу, которая затрагивает всех и каждого, кто становится на ее пути. Будь то государственные деятели или философы, все они сравнивали русскую экспансию с движением ледника, выползшего с Севера и ежегодно увеличивающегося в объеме и набирающего все больший вес».
Кстати сказать: тогда Российская империя, втрое уступая Англии по объему производства промышленной продукции и имея на вооружении всего 15 паровых судов против 115 у англичан, наступала на пятки экспансирующей Англии. И при этом никто не ставил под вопрос статус России как великой державы (не то, что ныне). Как верно сказано: несмотря на то, что проигранная Крымская война и «украденная» (по результатам Берлинского конгресса) победа в русско-турецкой войне и остановили формально продвижение русских на юг. На Западе всерьез опасались, что Россия в один прекрасный день, наплевав на договоры, всей своей мощью устремится в этом «чувствительном» для Европы направлении, как она это сделала на обширных азиатских пространствах.
Бритто-снобизм лепит облик россиянина желчью и геополитическим страхом перед «русским медведем». Скособоченным выходит «типичный русский мужик»: скрытный, индифферентный, непредприимчивый, суеверный, набожный, ленивый, «идиотообразный» (христосообразный, «не от мира сего», как князь Мышкин), лгущий фантазер (как «кремлевский мечтатель», или Ноздрев). «Раса славян, с одной стороны, невежественная, вялая и раболепная, а с другой — характеризуется терпением и мужеством. Славяне имеют склонность к подчинению, приемлют внешнее управление и в то же время обладают большим энтузиазмом и несгибаемой волей». Из-за совокупности этих черт русские крестьяне, будучи мобилизованы, якобы с легкостью подчиняются командирам и превращаются в «нерассуждающий» мощный кулак военной машины страны. Уж если такие солдаты пришли в движение, благодаря своему терпению, стойкости и беспрекословному повиновению, их уже невозможно остановить.
Два типа миссианства — расовое англосаксов и соборно-православно-русское — не могли не столкнуться. Русско-японская война была следствием сложной многоходовой игры Лондона, центробежно-стремительного натиска англосаксонства «руками» Японии — по вытеснению за скобки истории «заклятого расового врага» — России с Западного геополитического оперативного простора.
Для беспредельщиков западного личностного эгоцентризма совесть — химера. В этом посыле кроется сущностный неразрешимый конфликт западных верований с русско-соборной истиной. Достоевский в «Преступлении и наказании» искушает наполеоногордынным прельщением совести Бого-человеческое в Раскольникове. Однако сей «недоучившийся студент» дьявольским искусом выверяет в себе Божьетворные пределы. Терпит фиаско проба на нормативную якобы всеобщность наполеонизма — отторжение православным сознанием прививки протестантски ценностного личностного «прогресса» вне Бога. Принципиально разнятся между собой духовные экзистенции англичан и русских. Русь Христа, по «Слову о Законе и Благодати» митрополита Илариона, — воитель против «идольской лести» запретительного Моисеево Ветхозаветного законничества, противопоставленного НовоЗаветной Евангельской благодати. «Не вливают ведь, по слову Господню, вина нового учения благодетельного в мехи ветхие, обветшавшие в иудействе» (с разгромом Хазарского каганата Русь приняла христианство)... Закон дан «на предуготовление истине и Благодати» — на добротворение. В «Русской Правде» — первом своде законов Древней Руси — нет вообще термина «закон», а есть только «правда» и «суд». Антитеза рабского Закона и свободной Благодати идеологически выражается в противостоянии русской Веры и Правды формальному законничеству. Правда ассоциируется с «судом правым» (правосудием), истинным, «правым делом». Ныне, когда псевдохристинством размыты границы между православием и ересью — самое время «испытывать духов: от Бога ли они?»: отделить истину от лжи и напомнить о долге «стязания с Латиною» — о принципиальной разнице между православием и католичеством.
«Чем православная вера отличается от западных исповеданий?» — вопрошает архиепископ Антоний (Храповицкий). И отвечает: «Все заблуждения Запада коренятся в непонимании христианства, как подвига постепенного самоусовершенствования человека». Не разумеют истины, что христианство есть религия аскетическая, учение о постепенном исторжении страстей и усвоении добродетелей — возведение личности к совершенству через врачевание греховности. Подвиг сей — через покаяние к спасению. В отличие от православия, католичество, по славянофилу А.С.Хомякову, изменяет началу свободы во имя единства, а протестантство — наоборот. Только православие осталось верным духу христианства, являясь гармоничным сочетанием единства и свободы в принципе христианской любви; католичество же, в силу особых условий своего развития, прониклось рационализмом, отвергнув соборное начало; протестантство лишь развивает католический рационализм, ведущий от единства к свободе. Европа приняла христианство в рационально-юридической форме римского католицизма: строгая правовая кодификация, папоцезаризм, схоластикa. Запад, как утверждает А. Казин, свел вечность ко времени, онтологические ценности — к инструментальным, соборность — к индивидуализму. Бесспорным достижением европейской цивилизации стал суверенный индивид как субъект права и культуры, однако утрата таким субъектом субстанционального (классического) духовного содержания привела его к опасным экзистенциальным опытам со свободой, вплоть до союза с Мефистофелем (Фауст). Прав был Ницше: для новой Европы Бог умер. Стратегии Запада сделали ставку на сакрализацию «успешного» человека на земле — «грешном раю» — что есть утопия и нравственный коллапс культуры с позиции русского видения.
Динамика западной «кривой» прогрессии возможна только за счет глобального информационно-функционального подчинения всего не-Запада стратегиям «открытого общества». Что и осуществляет Запад в мировом масштабе. В противоположность этому нормативному экспансионизму, русский ВЕРУЮЩИЙ РАЗУМ представляется истинно вольным во Кресте (а не самоценно властолюбивым эгоцентриком без Креста) — способным согармонированностью с Богом явить заблудшему миру русский альтернативный путь спасения. Потому русская духовная сущность бесит непрошеных «цивилизаторов» славянства. «Русские навлекли на себя враждебное отношение Запада, — пишет историк Арнольд Тойнби, — из-за своей упрямой приверженности чуждой цивилизации, и вплоть до самой большевистской революции 1917 года этой русской «варварской отметиной» была Византийская цивилизация восточно-православного христианства».
Лукавит сей маститый британец. Не сам ли Запад в течение полутора тысячелетий был периферией Византии — культурной Мекки мира и духовной матери России?
История Запада как духовно-цивилизационной реальности начинается с ХV века, когда эпоха Ренессанса обозначила собой движение от теоцентризма к антропоцентризму. Отрицание Западом русской духовной экзистенции связано, как утверждает прекрасный культуролог Наталия Нарочницкая, с разным отношением к сути христианства — преодоление искушения хлебом и властью и заповеди Блаженств. Разное понимание человека и Божественного замысла о нем на Земле проявило разные толкования свободы — «от чего» (отсутствие ограничений) на Западе, «для чего» (зачем нужна свобода) в России. Эгоцентричность западнических мировоззренческих постулатов, вплоть до избавления от христианской морали, органически чужда православному миросозерцанию со свободой служения христианской добродетели «во имя Отца и Сына и Святаго Духа». Законничество — «гордыня западной свободы» — не источник добра.
На Руси «судят по совести» («жить по совести» — императив Солженицына), а не по букве закона. Так что не мелочные зацепки типа «а кардинал у католиков носит перстень с фиолетовым аметистом», а серьезные богословские, эсхатологические, религиозные, философские, метафизические причины развели Восточную и Западную христианские конфессии и обрекли эти онтологически разностные духовные ипостаси на межсобойный неминуемый цивилизационный конфликт — вечное противоборство. Кстати, в Конституции Европейского союза даже не упоминается о христианском наследии Европы. Чем не «политкорректное» антисовестно химерное введение в неоглобализаторскую цивилизацию?

(Окончание в следующем номере)