Даль Роберт Алан. Полиархия: участие и оппозиция. М., 2010, тираж 1000, 288 с.

В нашем столетии демократические процедуры выхолащиваются с невиданной быстротой. Человек, не имеющий значительной финансовой поддержки, лишенный пиара, останется неизвестным, несмотря на доступные демократические процедуры. Такие демократические феномены, как выборы, все больше утрачивают свое реальное содержание. Проблема решается путем необычайных организационных усилий.
Можно ли считать эти явления вторжением варварства? Разумеется, нет. Это, несомненно, порождение самой цивилизации, которая в той же мере, что и дикость (в качестве стадии исторического развития), пытается выжить. Но в результате вырождения демократии демократическая республика замещается аристократической или олигархической. Вместо народовластия утверждается власть верхушки. Именно она утрачивает последние остатки цивилизованности и начинает создавать законы для себя. В результате верхние слои общества получают бесконтрольную и неограниченную власть через административный ресурс и финансовое могущество. Демократия становится синонимом произвола и обкрадывания. Сегодня политик, идущий к власти, вынужден подстраиваться под самые растленные слои общества, без поддержки воров, изгоев, гомосексуалистов он не может одолеть соперника. Рядовой избиратель, активно участвующий в политическом процессе, понимает, что его мнение фиксируется, но он все равно отчужден от политики, от сознательного участия в общественных процессах.
Слово «демократия» постепенно утрачивает свой блеск. В западной политической литературе оно все чаще замещается другим понятием — полиархия. Полиархия (греч. poly — много и -archia — правление, власть). Так называется политическая форма, при которой контроль за лидерами власти предполагает два условия: во-первых, лидеры должны завоевать власть, конкурируя в борьбе за поддержку нелидеров, а последние должны обеспечить своим лидерам поддержку, дабы они удержали власть в борьбе с соперниками. Термин еще в первой половине XIX века употреблял Луиджи Тапарелли д’Азельо, разделявший политические формы на «монархии» и «олигархии». В конце XIX века А.Морелли определял как полиархические такие формы правления, где командуют многие, добавляя, что полиархические режимы могут быть как демократическими, так и аристократическими.
Автор данной книги по праву считается признанным патриархом современной политической науки. Профессор Йельского университета он считается одним из выдающихся политологов наших дней. Его научный профиль — изучение смещающихся границ демократии. Даль постоянно разрабатывает тему дисперсии (распыления) власти, которая, по его мнению, не должна принимать авторитарный облик. В данной работе он рассматривает проблему, каким образом режимы, которые не позволяют своим оппонентам открыто, законно, организованно, свободно и честно выступать против действующего правительства, могут превращаться в полиархию. При прочтении книги постоянно обнаруживает себя назойливая мысль: могут-то могут, но не всегда готовы проделать этот путь без промедления.
Между властью и народом складывается обширный спектр возможных отношений. Это можно проиллюстрировать отечественным примером. Читательница «Аргументов и фактов» спрашивает редакцию, почему радиостанция «Эхо», которая является государственной, критикует правительство, выступает в роли оппозиции. Руководитель радиостанции поясняет: радиостанция видит свою задачу в том, чтобы оппонировать власти. Это как раз и отвечает ее от феномена оппозиционного выступления против власти.
Понятно, что развитие политической системы предполагает возможность оппозиции, конкуренции и состязательности между правительством и его оппонентами. Это на самом деле важнейший аспект становления демократии. Но в том-то и дело, что процесс демократизации и создания публичной власти — не одно и то же. Демократия может существовать и без публичной оппозиции, а наличие оппозиции вовсе не свидетельствует о том, что мы имеем дело с демократическим режимом.
Не оспаривая достоинств данной книги, все же можно отметить ее теоретическую отвлеченность. Автор выстраивает схемы, предлагает таблицы, создает классификации. Но при этом, разумеется, исходит из более или менее привлекательного образа западной демократии. Это лишает книгу той резкости и прогностичности, которые были присущи, например, политическим взглядам Н.А.Бердяева.
Р.Даль справедливо отмечает, что публичное оспаривание и степень включенности режима — нередко независимые друг от друга величины. «Так, к концу XVIII века в Великобритании сложилась развитая система публичного соперничества, однако лишь незначительная часть населения была в полной мере вовлечена в нее вплоть до расширения избирательного права в результате реформ 1867 и 1884 годов» (с. 10). Когда говорят о возможностях публичной дискуссии с властью, то в качестве примера приводят нередко Швейцарию. Это политический режим характеризуют как весомый аргумент в пользу настоящей демократии. Но при этом женская половина населения страны все еще не допущена к общенациональным выборам.
С другой стороны, в СССР законодательно было закреплено всеобщее избирательное право. Однако система публичного оспаривания политической власти блистательно отсутствовала. Прямой запрет на участие населения в определении политики государственной власти теперь по существу отсутствует. «Сегодня даже наиболее склонные к репрессиям диктаторы признают, по крайней мере на словах, легитимность права граждан на участие в «упаравлении», хотя и не в публичном оспаривании» (с. 10).
Р.Даль описывает условия, при которых системы публичного оспаривания имеют возможность не только существовать, но и развиваться. Понятное дело, что демократия сама по себе — это системы масштабных исторических трансформаций. Одна из них — это преобразование гегемоний и конкурентных олигархий в режим, который можно назвать «почти-олигархией». По сути дела, именно это происходило в западном мире на протяжении XIX века. Вторая трансформация — это превращение «почти-полиархии» в полную полиархию. В Европе этот процесс охватывал почти три десятилетия, или период, который пришелся на конец этого столетия и Первую мировую войну. Третья трансформация — это дальнейшая демократизация полных полиархий. Этот исторический процесс можно, очевидно, связать со временем стремительного развития демократических государств всеобщего благоденствия после натиска Великой депрессии.
«Проблема тех, кто находится у власти, — пишет Даль, — является зеркальным отражением проблемы их оппонентов. Любая трансформация, наделяющая оппонентов правительства большими полномочиями для реализации своих целей в политике, проводимой государством, влечет за собой возможность конфликта с представителями общественного мнения, касающегося индивидов, групп или интересов, которых они замещают в правительстве» (с. 21).
Автор делает проницательные выводы относительно исторической последовательности событий, экономических оснований, культурных условий, политических убеждений и представлений и степени независимости от иностранного контроля, которые играют определяющую роль в развитии «полиархий», и предлагает возможные стратегии трансформации «гегемоний» в «полиархии».
Гегемонистские режимы в Италии, Германии и Японии были ликвидированы в результате разгрома этих стран во Второй мировой войне, когда в годы оккупации, последовавшей за поражением, гегемонии были замещены открытыми полиархиями. Однако эти примеры крайне сомнительны, поскольку во всех трех странах переход к конкурентной политике уже был осуществлен еще до захвата власти диктатурой, и некоторые из прежних политических традиций просто возродились после ее разрушения.
Автор подробно отвечает на различные теоретические вопросы: Какое значение имеет социально-экономическая система? Могут ли одни социально-экономические системы способствовать преобразованию гегемонии в конкурентный режим больше, чем другие? Зависит ли стабильность полиархии от факторов социально— экономического порядка?
Со времен Аристотеля, а, может быть, и со времени досократиков среди политических исследователей считалось, что крайнее неравенство приводит к созданию гегемонистских режимов. Поэтому негегемонистские системы более эгалитарного типа должны иметь промежуточную группу более-менее равноправных граждан, по численности превосходящую половину, избегая тем самым крайних различий (среди граждан) в статусе, доходе и состоянии. Развитые индустриальные общества сдерживают сильные тенденции к крайнему неравенству. Однако древние греки ошибались. Они не могли предвидеть, что полиархии включенности могут расцвести преимущественно в развитых индустриальных странах. «Равенство и неравенство граждан в обществе влияют на шансы гегемонии или политической состязательности при помощи по крайней мере двух множеств промежуточных переменных: распределение политических ресурсов и навыков, а также порождение в обществе чувства возмущения и неудовлетворенности» (с. 97).
Особую роль в становлении полиархии, по мнению Р.Даля, играют субкультуры. «Иногда возникают конфликтные ситуации, которые конкурентной политической системе урегулировать сложно, а иногда и вообще невозможно. Кризис в конкурентной системе возникает как следствие любых разногласий, в ходе которых значительная часть населения страны начинает ощущать серьезную угрозу со стороны другой части населения по отношению к своему образу жизни или высшим ценностям» (с. 125).
Даль считает, что за 120 лет со времени публикации «Манифеста Коммунистической партии» ни одна страна не развивалась в соответствии с марксистской моделью конфликта, а также не возникало ни одного режима, гегемонистского или конкурентного, который бы пал или претерпел существенные изменения из-за четко выраженной поляризации рабочего класса и буржуазии.
Тем не менее, можно заметить, что мысль о том, что классовые различия не имеют значения, весьма спорна. Экономический класс является лишь одним фактором, порождающим субкультуры. Этническая или религиозная идентичность глубоко пронизывают личность человека, конфликты между этническими и религиозными субкультурами чреваты особой опасностью, в особенности конфликты, связанные с религией.
Автор исследования отдает себе отчет в том, что политики, которые определяют стратегии в США при желании сменить политический режим другой страны с гегемонии или смешанного режима на полиархию, сталкиваются с огромными и сложными проблемами. Мы, разумеется, являемся сегодня свидетелями этих трудностей. Р.Даль описывает, по сути дела, призраки полиархий, поскольку процесс либерализации в ряде стран обнаруживает неожиданные и парадоксальные препятствия. Так что до стабильных представительных демократий еще далеко. Урок полиархий показывает, что слишком маленькая независимость может привести к таким неэффективным правительствам, что такая ситуация может стимулировать неожиданным образом поддержку гегемонистских норм. В целом работа Р.Даля, несмотря на известную приверженность к схемам, дает яркую и противоречивую картину современной политической жизни мира.