ДУХОВНЫЙ ДИАЛОГ ВЕЛИКИХ МОРАЛИСТОВ И ЭТИКА НОВОГО ВЕКА
НОМЕР ЖУРНАЛА: 42 (4) 2010г.
РУБРИКА: Публикации
АВТОРЫ: Эгути Мицуру (Япония)
Л.Н.Толстой и японский мыслитель Икеда — великие моралисты прошлого, чьи нравственные идеи особенно актуальны сегодня. Согласно предложенному Икедой толкованию буддийской космологии, жизнь каждого человека образует единое целое с жизнью вселенной; другими словами, первая является следствием индивидуализации последней. Основа жизни индивидуума, дающая ему активную жизненную энергию, понимается как закон, который вызывает различные явления вселенной, поддерживая между ними органичный порядок. Он действует, охватывая все живые и неживые существа, в том числе человека, который может осознать его в себе как высшее духовное начало. Источник движения, которое происходит в соответствии с данным законом во вселенной, является, по словам Икеды, «милосердием или любовью, выражаемой как стремление к созданию и поддержанию гармонии всего сущего». Под «законом» подразумевается не правило, подлежащее обязательному соблюдению, а то, что поддерживает порядок и удивительную гармонию космоса. Его нарушение обитателем космоса вызывает дисгармонию с окружающей средой со всеми вытекающими из нее последствиями. Икеда подчеркивает имманентность неиссякаемого источника духовности, источника любви. Ибо в этом он усматривает ключ к преодолению человеческих страстей. Буддийское понятие «закона» (дхарма) как высшего принципа правопорядка, являющегося воплощением будды-абсолюта, и толстовское определение бога глубоко перекликаются: «Кроме всего телесного в себе и во всем мире, мы знаем еще нечто бестелесное, дающее жизнь нашему телу и связанное с ним. Это нечто бестелесное, связанное с нашим телом, мы называем душою. Это же бестелесное, ни с чем не связанное и дающее жизнь всему, что есть, мы называем богом». «Не ищи бога в храмах. Он близок к тебе, он внутри тебя. Он живет в тебе». Определение «дающее жизнь» в первой цитате можно понимать как источник жизни, поскольку Толстой не признает бога-творца. Кроме того, он переводит одну из первых строк Евангелия как: «И разумение жизни по учению Иисуса заменило понятие Бога или слилось с ним». А в произведении «О жизни» вместо упоминания бога он говорит о подчинении личности закону разума. Кроме того, в «Пути жизни» Толстой утверждает: «Истинная религия в том, чтобы знать тот закон, который выше всех законов человеческих и один для всех людей мира». Представляется возможным сделать вывод о большем сходстве толстовского понятия бога с законом буддийского учения, чем с персонифицированным христианским богом. По буддийской теории девяти уровней сознания, люди, да и все живые существа объединены единой энергией кармы. Первые пять уровней сознания соответствуют пяти органам чувств — зрению, слуху, обонянию, осязанию и ощущению; шестой уровень представляет собой так называемое сознание, которое управляет пятью предыдущими уровнями; седьмой — концептуализирующее сознание (мана-сики), формирующее понятие «я». Эти семь уровней перестают функционировать после смерти. Но восьмой уровень сознания — «сознание-хранилище» (арая-сики), который обеспечивает аккумуляцию кармы всех существ, существует вне рамок времени и пространства. На этом уровне происходит слияние энергии кармы всех существ, аккумулируется потенциальная кармическая энергия индивидуума, образуется карма семьи, нации и человечества в целом. Исходя из этой теории, Икеда утверждает о реальной возможности преобразования общества путем самосовершенствования — революции в душе человека. Девятый уровень сознания, согласно буддизму, представляет собой высшее духовное начало — начало будды, являющееся неиссякаемым источником духовной энергии. Икеда соотносит такое буддийское понимание сокрытого в каждом человеке духовного начала со следующим рассуждением Толстого: «Бога никак нельзя понять умом. Мы знаем, что он есть, только потому, что знаем его не умом, а тем, что сознаем его в себе. Для того, чтобы человеку быть настоящим человеком, ему надо сознать бога в себе». То, что идея о начале будды в каждом человеке, проповедуемая в Лотосовой сутре, функционально перекликается с идеей Толстого о наличии божественного начала в каждом человеке, подтверждается и исследованием российского востоковеда А.Н. Игнатовича. Понимание Бога Л.Н.Толстым получает следующее выражение: «Я знаю в себе отделенное от всего духовное существо. Таким же отделенным от всего я знаю такое же духовное существо и в других людях. Но если я знаю это духовное существо в себе и знаю его в других существах, то оно не может не быть и само в себе. Вот это-то существо само в себе мы и называем богом». В своей интерпретации Бога, Толстой отказывался от идеи Бога-творца и сына божьего, считая Христа не богом, а человеком. Подвергаясь жесткой критике за богохульство и низвержение Христа, Л.Н. Толстой, как нам представляется, пытался довести до людей свое открытие о потенциальном существовании в человеке высшей духовной природы, представляющей собой неиссякаемый источник духовной силы. Это божественное начало обнаруживает себя в любви. По словам русского классика, человеческая душа, отделенная телом от бога и душ других существ, «соединяется с богом все большим сознанием в себе бога, с душами других существ — все большим и большим проявлением любви...». «Если бог-любовь и пребывает в нас, — говорит Л.Н. Толстой, — то выучиться любви нетрудно. Надо только стараться избавиться от того, что мешает любви, что не выпускает ее наружу». По его пониманию бытия «все живые существа телами своими отделены друг от друга, но то, что дает им жизнь — одно и то же во всех». А душа, в которой живет Божий дух, бессмертна: «Если человек полагает жизнь в теле, то жизнь его кончается со смертью тела. Если же человек полагает жизнь в духе, то он не может даже представить себе конца своей жизни». При этом Толстой утверждает двойственный характер природы человека, обусловленный наличием в ней и бога и дьявола. Толстой признает божественное начало, являющееся залогом бесконечного духовного совершенствования, и в то же время животное начало, предполагающее возможность бесконечного нравственного падения. Поэтому он призывал к подчинению животной личности разумному сознанию. В повести «Отец Сергий» Толстой художественными средствами описал сосуществование бога и дьявола и борьбе между ними в герое, который считался святым. Икеда, основываясь на интерпретации Нитирэном Лотосовой сутры, видит главную идею в том, чтобы «развивать мир будды — высшее духовное состояние, который кроется в каждом человеке». Мир будды, как он разъясняет, «представляет собой источник бесконечной силы жизни, проявляющейся, питаясь мудростью, познавшей истинную сущность всех явлений вселенной и жизни, и именно он служит основой настоящего счастья». Японский философ утверждает потенциальную возможность раскрытия природы будды в каждом человеке, ссылаясь на слова Нитирэна: «Люди простые смертные, родившиеся в Последний день закона, верят в Сутру Лотоса, благодаря наличию природы будды в мире человека». Согласно буддийскому учению, повторяя фазы жизни и смерти, человек сам создает свою судьбу, закладывает причины, формирующие судьбу — карму. Следовательно, судьба — это следствие человеческих действий. Такое буддийское жизнепонимание, говорит Икеда, дает человеку возможность «осознать свою изначальную самостоятельность и то, что он сам ответственен за все». Толстой также был убежден в том, что «всякий добрый поступок только увеличивает благо моей вечной жизни, а всякий дурной поступок уменьшает его». В этих словах раскрывается его понимание закона воздаяния, который пронизывает всю нашу жизнь. Следует отметить, что в понимании кармы обоих мыслителей прослеживается активное, оптимистическое отношение к судьбе, а не пессимистическое бессилие перед предопределением, роком. Судьба, создаваемая нашими усилиями, находится в постоянном процессе обновления. Вера в то, что общество можно изменить только путем самосовершенствования одного человека, Икеда выдвигает формулу: революция в душе человека способна изменить его личную судьбу, что приводит к изменению кармы его семьи и, в конечном итоге, судьбы целого государства. Личная духовная революция заключается в изменении отношения к жизни, к самому себе. Коль скоро мировоззрение каждого человека влияет как на его судьбу, так и на судьбу всего общества, то оно должно быть таким, чтобы способствовать положительным переменам. Аналогичный подход мы видим и у Толстого: «Если ты видишь, что устройство общества дурно, и ты хочешь исправить его, то знай, что для этого есть только одно средство: то, чтобы все люди стали лучше; а для того, чтобы люди стали лучше, в твоей власти только одно: самому сделаться лучше». Икеда использует высказывания Толстого для разъяснения сути буддизма: «...все люди призваны только к одному своему внутреннему совершенствованию, в этом одном они всегда властны и этим одним могут воздействовать на жизнь других людей».
Что объединяет двух мыслителей, так это то, что они видят основополагающую предпосылку для изменения жизни не вне человека, а в нем самом. Какой бы высокий идеал не был заложен в основу социального строя, он не может автоматически служить этому идеалу, поскольку им управляют люди со всеми своими желаниями и намерениями. Если государственная система окажется орудием для увеличения личного блага власть имущих, прикрытием их амбициозных целей, то даже наилучшая система управления будет приносить людям несчастья. История учит, что если в обществе, основанном на социалистических идеях, направленных на защиту малообеспеченных и равенство, все делается не ради человека, а ради идеологии, то люди оказываются лишенными свободы. А если в капиталистическом обществе, воспевающем свободу индивида, объектом культа будут деньги, а за красивым словом свободы — вседозволенность, то оно превращается в жестокий мир, в котором могут выжить далеко не все. Толстой и Икеда призывают к возрождению человека, освобождению его от рабства таких внешних по отношению к его жизни факторов, как государство и рынок. Концепцию возрождения человека можно интерпретировать как пробуждение духовной самостоятельности, созидательного подхода к жизни. Икеда в лекции, прочитанной им в Московском университете в 1994 г. на тему «Человек — великий космос», рассуждает о духовной независимости человека на основе буддизма и толстовской философии. Японский мыслитель останавливается на том, что необходимо для того, чтобы человек стал хозяином своей судьбы: 1) Открытие внутренней опоры; 2) Переход с малого «я» на универсальное «я»; 3) Пробуждение внутренней обновляющей силы. Объясняя первый пункт, Икеда приводит в качестве примера выдержку из романа Толстого «Анна Каренина», где описывается момент духовного прозрения мучительно искавшего смысл жизни Левина. Это произошло во время беседы с одним крестьянином, который сказал ему: «Люди разные: один человек только для нужды своей живет, хоть бы Митюха, только брюхо набивает, а Фоканыч — правдивый старик. Он для души живет. Бога помнит». Обращаясь к этим строкам русского писателя, Икеда утверждает, что каждый человек может найти духовную опору в самом себе, и это есть бесконечный светоносный источник силы и воли к жизни, семя идеальной личности, что в буддийском учении называется буддой. Начало будды, или божественное начало, изначально присутствует абсолютно в каждом человеке, оно не приобретается извне и не создается вновь, а имманентно существует в душе человека. Поэтому японский буддист говорит об «открытии внутренней опоры», а не об установлении или создании таковой. Говоря о переходе с малого «я» на универсальное «я», Икеда подчеркивает необходимость расширения границ, сковывающих свое «я» до масштаба вселенной для достижения нерушимого абсолютного счастья. Ибо высшее духовное начало, которое сокрыто в каждом индивидууме, это основа жизни и оно составляет единое целое с источником жизни вселенной. В заключение московской лекции он говорит о том, что мы можем найти в себе неиссякаемый источник жизненной энергии, позволяющий себя совершенствовать, который дает свободу от внешних обстоятельств. В одном из диалогов с Тойнби Икеда говорит, что главное учение буддизма и идеал, к которому оно стремится, состоит в том, «чтобы человек осознал себя «хозяином» своей судьбы и занял конструктивную позицию в своем отношении к жизни. Это подразумевает его ответственность за себя и возможность изменить карму собственными силами. Это также указывает на его ответственность за социальную и природную окружающую среду». В отличие от многих представителей японской интеллигенции на ранних этапах знакомства с творчеством Толстого, воспринимающих его учение о непротивлении как пассивное отношение ко злу или как набор невыполнимых моральных заповедей, Икеда видит в этом учении самый надежный способ борьбы со злом, полностью разделяя его. Современный японский мыслитель находит в толстовском учении много общего с буддийской философией ненасилия. Учение Толстого о непротивлении явилось результатом переосмысления евангельской заповеди «не противься злу». Насилие, согласно Толстому, не допустимо ни при каких обстоятельствах, потому что каждый человек имеет свое достоинство, в каждом из нас сокрыто высшее духовное начало. Поэтому абсолютно неприемлемо не только физическое воздействие, но и любое «заставление» без согласия человека, даже если оно направлено на пресечение зла. Философия Икеды выражает идею ненасилия в форме принципа «неприкосновенности достоинства человека», который предполагает отказ от любого применения силы, морального и психологического давления. Учения Толстого и японского философа объединяет то, что они рассматривают жизнь не просто в качестве философской категории, но и как абсолютную ценность, на основе которой устанавливаются ценности разных уровней и значимости. Толстой писал: «Признание жизни каждого человека священной — есть первое и единственное основание всякой нравственности». По утверждению Икеды, «главным универсальным критерием для формирования системы ценностей должно быть то, что неприкосновенность достоинства жизни является наивысшей ценностью». Убеждение Л.Н.Толстого о наличии божественного начала в каждом человеке составляет фундамент его учения непротивления. Концепция ненасилия Икеды восходит к будийскому принципу сострадательного и милосердного отношения ко всему живому, а также основывается на идеях «Лотосовой сутры», в которой содержится притча о бодхисаттве Никогда не Презирающем (Садапарибхута). Практика этого бодхисаттвы заключалась в том, что он относился ко всем людям с глубоким непритворным почтением, обращаясь к каждому, кого ему доводилось встретить на улице с низким поклоном и словами: «Я выражаю вам свое глубочайшее уважение. Я не смею относиться к вам с презрением и высокомерием, ибо вы встанете однажды на милосердный путь бодхисаттв и обязательно обретете сострадательную мудрость Будды». В ответ люди издевались и насмехались над ним, били его палками, бросали в него камни. Но спокойно и неизменно с достоинством и благородством бодхисаттва продолжал свою практику. И, в конечном итоге, он обрел просветление. Ссылаясь на эту притчу, современный японский мыслитель Д.Икеда утверждает абсолютное достоинство всех людей как существ, наделенных по самому праву рождения совершенной природой будды. Относительность понятий добра и зла является еще одним весомым аргументом идеи ненасилия. Согласно утверждениям Икеды, человек склонен считать злом то, что отличает его от других и не укладывается в привычные рамки, он склонен считать себя носителем добра, а того, кто отличается, носителем зла. Толстой аргументирует эту идею невозможностью найти единый критерий зла, исходя из принципа относительности зла. Когда Толстой говорит, что «для того, кто понимает жизнь такою, какая она действительно есть, нет зла», он предполагает внутреннюю работу созидания блага с использованием зла как сырья. После созидания блага зло, служащее сырьем для этого, перестает существовать. Сырье не остается в первоначальном виде после выпуска продукции. Такая внутренняя работа над злом и горем, улучшает душу человека. Такое жизнепонимание Толстого можно назвать философией оптимизма в самом положительном смысле слова. Для него «все, что называется горем, является настоящим добром, что испытанием, проверкой того, насколько мы тверды в том, что знаем и исповедуем. А если мы нетверды, то эти испытания нужны нам для того, чтобы сделать нас твердыми». При такой глубокой уверенности в возможности преодоления зла (Толстой говорит, что то, что мы называем злом, это наши ошибки) не истекает никакая необходимость и целесообразность применения насилия. Л.Н.Толстой призывает к тому, чтобы во всех случаях главным критерием являлась неприкосновенность человеческой жизни и уважение человеческого достоинства. Зло рождается в душе человека. Значит, там же следует искать ключ к его уничтожению. Учение Л.Н.Толстого исходит из анализа сущности человека, вывод которого заключается в следующем: натура человека не такая простая, чтобы можно было исправить ее насилием или заставлением, в то же время у него есть самоспасающая сила — божественное начало, что является единственным дееспособным фактором для искоренения зла. Основываясь на глубоком анализе души человека как источника зла, Толстой беспощадно разоблачает обман оправдания насилия, которое, по его убеждению, представляет собой большее зло, чем преступление грабителя, признающего и не оправдывающего зло, совершаемое им. Именно поэтому Толстой не устает обвинять государственное насилие, в системе которого «люди, совершая самые ужасные поступки, не видят своей ответственности за них».
История проникновения учения Л.Н.Толстого в Японию и его влияния на японское общество неизбежно ставит перед исследователем вопрос о причинах того горячего отклика, которое оно находило и находит в этой стране. В этой связи целесообразно говорить о национальной мировоззренческой призме, через которую проникала философия Толстого в душу японцев. Если говорить о сущности национального характера или нравственной особенности нации, то ее основу следует искать в наборе ценностей и смыслов, заложенных в религиозном сознании. Учение Л.Н.Толстого о непротивлении было встречено японскими сторонниками, прежде всего, как учение, требующее самоочищения и самосовершенствования, которое вполне соответствовало представлениям о духовной практике, присутствующих в их собственной религиозно-культурной традиции. Одним из факторов ее формирования был буддизм, пришедший в Японию в VI веке. Неслучайным является то, что идеи Д.Икеды, основанные на учении Нитирэна, акцентирующие возможность раскрытия имманентной природы будды, находят общность с идеями Л.Н.Толстого. Влияние буддизма на Толстого в настоящее время ни у кого не вызывает сомнения. Толстой был первым автором биографии Будды на русском языке, он на протяжении всей жизни проявлял немалый интерес к буддизму, неоднократно обращаясь к переводам буддийских источников. Проведение параллелей и выявление линий преемственности между учением Толстого и идеями буддийского мыслителя Д.Икеды, представляющего одно из направлений махаяны, позволяет конкретизировать наши представления о буддийской составляющей философии Толстого и отчасти объяснить причины, делающие толстовское учение понятным для японцев. Выявление общей проблематики и детальное сопоставление подходов к ней убедительно показывает, что ключевые положения русского философа во многом перекликаются именно с философскими принципами буддизма махаяны. Этот вывод тем более удивителен, поскольку круг источников по буддизму, с которыми был знаком Толстой, относились преимущественно к буддизму хинаяны. Несомненно, глубокое проникновение в философские основания учения Толстого о непротивлении, произошедшее в Японии в полной мере уже во второй половине ХХ века, дало возможность по-новому оценить это учение как наиболее действенное и эффективное этическое учение, не утратившее свою актуальность и по сей день. Не случайно философия непротивления Толстого нашла абсолютное понимание и безоговорочную поддержку именно в среде современного секулярного буддизма, отличающегося стремлением к выявлению общезначимых ценностей, выходящих за рамки религиозных и культурных ограничений, к выработке путей достижения гармоничного комфортного и успешного общества в условиях вызовов ХХI века.
Цена: 0 руб.
|