Пожилой, невысокого роста японец неотрывно смотрел на мелькавшие за вагонным окном скорого поезда «Россия» бесконечные дальневосточные и сибирские пейзажи. С особым нетерпением он почему-то ждал, когда состав приблизится к станции Известковая, что почти на границе Хабаровского края и Амурской области. Наш поезд миновал эту маленькую станцию без остановки, а Сато-сан все смотрел и смотрел безотрывно в ту сторону, где за изгибом таежной речки скрылись более чем скромные станционные постройки.
Дорога от Владивостока до Москвы — дальняя, целых семь суток. Обстановка располагала к общению, и мы познакомились.
— А ведь вы и представить не можете, что эти места мне хорошо знакомы, — еще раз бросил взгляд за окно наш попутчик. — Так уж сложилась жизнь…

Экзотическая награда

Масанобу Сато — один из сотен тысяч вчерашних японских солдат, которых осенью 1945 года перевезли через границу и разместили в лагерях на советской территории. Бывший рядовой-пехотинец одной из частей Квантунской армии, обладатель редчайшей (по нынешним временам) награды — памятного знака «За созидательный труд на российской земле». И вот спустя столько лет после окончания войны он снова в России, но уже по своей воле, по своему большому желанию...
19-летний электрик Масанобу Сато из префектуры Фукусима был призван в мае 1945 года. Так что в рядах Квантунской армии он прослужил совсем недолго. В августе солдаты его части (по словам моего собеседника, их было тысяча человек) попали в плен. А вскоре военнопленный рядовой Сато оказался по ту сторону советско-китайской (маньчжурской) границы. Попал он в лагерь № 4 на станции Известковая, что в Еврейской автономной области.
Судьба раскидала однополчан и земляков девятнадцатилетнего солдата Масанобу Сато — они попали в разные лагеря. Сам факт пленения поверг Сато и других вчерашних солдат императора в состояние сильнейшего стресса. Многие, кстати, пленными себя не считали, на том основании, что не воевали на советской территории. Кроме того, стресс усугублялся тоской по близким, по родине, которую оккупировали американские войска.
Условия жизни и труда в лагере на станции Известковая были, конечно, не мед для японцев, непривычных к сильным, до 40 градусов, морозам, к русскому рациону. И дело было отнюдь не в его скудости. Взамен риса военнопленным давали хлеб. Не было морской капусты, рыбы и морепродуктов, без которых немыслим рацион японской семьи. Пленные страдали авитаминозом, цингой. Некоторые менее стойкие товарищи Сато умирали. (По официальным данным, из 660 тысяч японских военнопленных более 60 тысяч умерли.)
Правда, позднее положение с питанием улучшилось. Не от щедрот властей и богатых российских закромов — нет, конечно. В первые послевоенные годы большинство русских и сами жили впроголодь. А улучшить питание японских военнопленных удалось за счет запасов... самой Квантунской армии. Дело в том, что в Маньчжурии советскими войсками было захвачено множество продовольственных складов. От знающих людей я слышал, что об этом доложили самому Сталину. По распоряжению Москвы запасы риса со складов вывезли в Союз и стали распределять по лагерям. Норма — 300 граммов неотшелушенного риса на человека. Этого количества хватало, чтобы приготовить кастрюльку вареного продукта.
И если в октябре 1945 года — марте 1946 года смертность пленных достигла своего пика, то потом она пошла на убыль. Сказалось и то, что японцы научились находить в тайге съедобные корни и семена растений. Особенно выручали их кедровые орешки: в их семенах — витамины и ценнейшие эфирные масла.
Как и большинство его земляков, военнопленный рядовой Сато не отличался богатырской статью и крепким здоровьем, но работал добросовестно: тому свидетельство — его награда. (Обитатели лагеря № 4 прокладывали в тайге железнодорожную колею). Страдал же Масанобу Сато не столько из-за тяжелой работы и сурового климата, а оттого, что очень переживал из-за поступка одного охранника: во время обыска солдат отобрал у него часы, авторучку, одежду, небольшой запас продуктов и денег. Личные вещи, которых Сато в одночасье лишился, были для него единственным напоминанием о прежней, довоенной жизни, о своем собственном «я», осознанием которого японцы очень дорожат.

Видение подземных дворцов

Настоящая же беда случилась, когда у Масанобу украли катанки (сибирские валенки). Как работать без них в лютый мороз на ледяном ветру? Но свет не без добрых людей. Нашли японцу старые катанки. Кстати, сегодня Сато-сан не в обиде на русских солдат: ведь не все были такие, как тот, кто отобрал и не вернул ему личные вещи. Многие относились к пленным вполне дружелюбно, видя в них не вчерашнего противника, а людей, попавших в беду.
К тому же, как рассказал нам работавший с японскими пленными фронтовик, ныне полковник в отставке Андрей Иванович Поликаров, персонал лагерей и гражданское население симпатизировали японцам за их бесспорные положительные качества: трудолюбие, дисциплинированность, вежливость, аккуратность в быту. Побегов, кстати, практически не было.
Нашему собеседнику повезло больше, чем другим его землякам. Повезло в итоге, но не в ситуации, в которой он оказался в лагере. Сато поранил палец, началось воспаление. Поэтому на родину он уехал раньше других — из госпиталя, в сорок восьмом. Другие же пленные находились в России вплоть до середины 50-х годов. Десять лет вдали от родины — это целая жизнь.
Конечно, вчерашний военнопленный Сато, мягко говоря, не испытывал особой любви к стране, где отсидел в плену. Не зря многие бывшие военнопленные, вернувшись на родину, даже меняли имя и фамилию, тем самым они как бы говорили: у них было две жизни, два возраста — до и после плена.
И все-таки с годами ожесточение души отступало. О плохом вспоминать не хотелось. А хорошее — запомнилось. Сато-сан был поражен широтой русской души, открытостью наших людей, их умением переносить трудности. И их неколебимой верой в лучшую жизнь. Однажды в лагере он услышал от русских людей восторженные отзывы о московском метро. Вряд ли они сами видели его, но их убежденность в том, что это лучшее в мире метро, была поразительной. Может, тогда-то и залегло в глубинном пласте души Масанобу Сато фантастическое, ирреальное желание увидеть когда-нибудь подземные дворцы далекой Москвы. И он увидел их — уже в наши дни...
Удивительная все-таки вещь человеческая память: общаясь в поезде с пассажирами, слыша русскую речь, бывший солдат стал вспоминать многие русские слова и фразы. Возвращаясь из далекого прошлого, они напоминают ему о прошлом. Как память о далеких годах, проведенных в России, Сато-сан хранит архивную справку. В ней значится: сумма не выплаченного ему заработка составляет 3693 рубля — деньги по тем временам немалые. Почему не выплачены? В справке приведена «железная» аргументация: рубли вывозу за границу не подлежали...
Как же сложилась судьба бывшего солдата после возвращения? Все послевоенные годы господин Сато проработал почтовым служащим в Фукусиме. На пенсию вышел с должности начальника местной почты. Однако военную пенсию, в отличие от других фронтовиков, не получает: слишком мало прослужил в действующей армии. Но на жизнь бывшему солдату вполне хватает — учитывая высокие зарплаты и пенсии в Японии даже по сравнению с западноевропейскими странами и США. Во всяком случае Сато-сан мог спокойно позволить себе неблизкую поездку из Фукусимы через всю Россию до Москвы и обратно. Бывал он и в Индии, Тибете, Норвегии, Финляндии, в других дальних странах. Но к первой своей поездке в Россию в составе туристической группы готовился особенно тщательно. А второй раз это путешествие он совершил уже вместе с женой Киёко — поэтессой и художницей. Они вновь проехали скорым поездом № 1 «Владивосток — Москва» через всю Россию.
После того как в поезде состоялось наше знакомство, мы стали переписываться. Сато-сан, как и многие его сверстники, проведшие несколько лет в нашей стране, внимательно следит за развитием российско-японских отношений. Предметом особого интереса для этих уже весьма пожилых людей стало посещение тогдашним премьер-министром Дзинъитиро Коидзуми массового захоронения бывших японских военнослужащих в Хабаровске.
Как появились это и многие другие захоронения на нашей земле? Почему этому уделяли и уделяют столько внимания средства массовой информации Японии? Вопросы тесно увязаны с финалом Второй мировой войны.

По договоренностям с союзниками

Согласно договоренностям со своими западными союзниками — США и Великобританией — СССР начал боевые действия против Японии, дальневосточного союзника гитлеровской Германии, после завершения боев на европейском театре войны. Это произошло в ночь на 9 августа 1945 года. Бои проходили главным образом на территории Северо-Восточного Китая (Маньчжурии), оккупированной с 1931 года более чем полумиллионной японской Квантунской армией.
Несмотря на сильноукрепленные позиции и труднопроходимую местность, особенно для бронетанковой техники, советские войска стремительно продвигались вглубь Маньчжурии. Немалая их часть имела колоссальный опыт боев в Европе. 14 августа император был вынужден отдать приказ о прекращении боевых действий. Не сразу, не вдруг, но сотни тысяч солдат и офицеров стали сдаваться в плен по приказу императора.
Однако до дня подписания капитуляции ни один японец не пересек нашу границу в качестве военнопленного. Только осенью 1945 года огромные массы бывших военнослужащих императорской армии были переправлены через границу на советскую территорию. Но к размещению этой более чем полумиллионной «армии» пленных советская сторона поначалу оказалась не готовой. Почему?
Еще в ходе боевых действий усилия советского командования были нацелены на широкомасштабную подготовку к будущей оккупации части Японии на правах державы-победительницы. Однако после 9 августа американские войска оккупировали всю страну. А новая администрация США (после смерти президента Рузвельта в апреле 1945 года ее возглавил Трумэн) всячески противодействовала участию Москвы в решении судьбы послевоенной Японии...
2 сентября 1945 года министр иностранных дел господин Мамору Сигэмицу и начальник генерального штаба императорской армии генерал Ёсидзиру Умэдзу подписали Акт о капитуляции Японии. Эта дата считается днем окончания второй мировой войны, самой ожесточенной и кровопролитной в истории человечества. Она длилась ровно шесть лет.
Солдаты и офицеры японской Квантунской были интернированы: в одном только Китае в 1945 году было 3 млн. японских военнопленных — таковыми они однозначно были для советского командования и военной администрации. И все же многим тогда повезло: в том же 45-м их вернули домой. В период же до середины 1947 года в общей сложности из других стран мира, вовлеченных в войну, на родину вернулось около 6 млн. интернированных во время войны японцев.
А в Сибирь тем временем — в который уже раз! — потянулись этапы. Только на сей раз не с запада — с востока. Впрочем, сеть лагерей японских военнопленных очень быстро покрыла не только Центральную и Восточную Сибирь, но и наши северные территории — лагерь был даже на Чукотке. Но это не все. Украина, Центрально-Черноземный регион, Поволжье, Закавказье, Узбекистан, Урал, Забайкалье, Амурская область, Хабаровский край, Приморье…
Один лишь этот краткий, но впечатляющий по масштабности перечень, дает представление о географии послевоенного «заселения» нашей страны бывшими японскими солдатами и офицерами. В зиму сорок пятого — сорок шестого, через два месяца после начала интернирования, часть плененных японцев перевезли в Северную Корею. Примерно на тот же период приходится трагический эпизод, известный сегодня разве что узкому кругу исследователей: на территории Маньчжурии группа японских военнопленных покончила с собой.
Первый лагерь японских военнопленных появился на Камчатке. 10 августа 1945 года наш бомбардировщик разбомбил японский плавучий крабовый завод у ее берегов. Первые японские интернированные — команда этого судна вместе с рабочими и рыбаками — 371 человек. Другие лагеря появились в сентябре — октябре.
Так для многих и многих расы Ямато — представителей Страны восходящего солнца — началась более чем десятилетняя российская эпопея. Последние из них были освобождены и репатриированы через порт Находка только в 1956 году, после подписания Совместной декларации. Значение этого документа в том, что он фактически прекратил формально затянувшееся состояние войны между СССР и Японией; в итоге дипломатические отношения были, наконец, восстановлены.

Книга памяти

И за эти одиннадцать лет на земле российской появилась еще одна сеть — сеть захоронений плененных японских военнослужащих: по официальным данным до возвращения на родину не дожило 60 тысяч человек. В одном только Приморье в 113 местах захоронений покоится прах 6437 человек. В начале 1990-х годов японской стороне были переданы списки погибших, в них — около 40 тысяч имен и фамилий.
Кстати, поиски мест захоронений в приграничном Приморском крае, нанесение их на карту, составление и уточнение списков — огромная личная заслуга бывшего фронтовика Андрея Ивановича Поликарова. Им же была подготовлена Книга памяти, куда занесены практически все фамилии японских граждан, нашедших упокоение на земле Приморья. Надо было видеть, как благодарили Андрея Ивановича родственники умерших, когда благодаря его подвижничеству и помощи они находили места захоронений и увозили прах на родину. Подобные книги готовятся и по другим регионам. И можно представить, какой это колоссальный труд, сколько времени и терпения он требует. В конечном счете, подвижническая деятельность энтузиастов работает на улучшение отношений между нашими странами соседями. Но…
Да, в последние полтора десятилетия родственники погибших получили возможность посещать могилы своих близких — даже в тех населенных пунктах, куда доступа раньше не было. И здесь представителям народа, в чьих традициях доминирует трепетное отношение к ушедшим в мир иной, с болью и бессилием приходится наблюдать те же явления, которые участились и по всей нашей стране: места захоронений пришли в запустение.
Сегодня прах многих из захороненных (более 10 тыс. урн) вывезен на родину. Однако проблема ухода за оставшимися захоронениями по-прежнему актуальна. Существуют соответствующие договоренности — кстати, обоюдные. И японская сторона свою часть этих договоренностей соблюдает четко: состояние мест захоронений наших соотечественников в Японии, в частности, в городе Мацуяма, близко к идеальному. Что, впрочем, неудивительно — бюджет плюс менталитет.
В нашей же Листвянке (железнодорожная станция на берегу Байкала) или в Артеме (шахтерский город на юге Приморского края) местные жители в меру своих сил пытаются решать эту проблему. По-человечески, по-христиански (хотя японцы в большинстве своем исповедуют синтоизм, местную разновидность буддизма). Но на одном энтузиазме простых жителей далеко не уедешь. Хотя на местном уровне соответствующие решения принимаются. Было принято и решение на территории, откуда прах захороненных вывезли на родину, разбить парк мира. Но вот уже скоро два года, как эти планы покоятся только на бумаге. И вряд ли стоит удивляться этому: под Новгородом и Псковом лежат солдаты Великой Отечественной — прах многих из них не захоронен и по сей день.
Однако на войне как на войне. Сегодня для абсолютного большинства и россиян и, наверное, жителей Японии, по меньшей мере, странно будет услышать, что существовали и японские лагеря советских военнопленных! Во всяком случае, свидетельства об одном из них вполне достоверны. Этот лагерь располагался близ города Вакканай, что на самом севере острова Хоккайдо. В лагере содержались пленные советские моряки. Бесцеремонно попирая международное морское право, японцы задерживали наши торговые суда, снимали с них экипажи и отправляли их в этот лагерь. Как уже отмечалось, количество интернированных в те далекие теперь уже времена японцев достаточно велико. Поэтому вполне естественно, что социально-политическое эхо давно минувших дней звучит в сознании значительной части японского общества — по некоторым данным, проблема касается каждой шестой японской семьи, чьи ныне уже совсем старенькие близкие и родные пережили сибирскую драму.
А суть проблемы такова. Японская общественность и, прежде всего, сами бывшие военнопленные, категорически не согласны с употреблением применительно к ним слова «военнопленный». Токио считает, что Сталин вероломно нарушил пункт 9 Потсдамской декларации, в котором говорилось, что сразу же после капитуляции Японии всех офицеров и солдат, добровольно сложивших оружие по приказу своего императора, должны будут вернуть на родину.
У советской стороны на этот счет свое мнение. Существует видение проблемы, при котором японские интернированные военнослужащие должны быть освобождены и репатриированы после подписания мирного договора. А он, как вы знаете, в силу ряда политических причин не подписан до сих пор. Хотя как его эквивалент вот уже без малого пять десятилетий воспринимается подписанная правительствами СССР и Японии в октябре 1956 года Совместная декларация о прекращении между СССР и Японией состояния войны и восстановлении дипломатических отношений.
Тогда же, в 1956 году, начали в массовом порядке освобождать и возвращать на родину японских интернированных (в нашем разумении — военнопленных). Справедливости ради отметим, что тысячи, если не десятки тысяч, вернулись на родину раньше, еще в конце сороковых — прежде всего, больные, ослабленные и получившее травмы на производстве. Но, так или иначе, многие из тех, кто был на нашей территории до конца, прошли через советский военный трибунал. Причем немало было и таких, кого осудили как военных преступников или за «контрреволюционную деятельность».
Да, время было суровым, определенный отпечаток на него, безусловно, наложила и холодная война. Не избежал сей участи и сын видного политического деятеля принца Коноэ, с которым, кстати, был хорошо знаком наш выдающийся разведчик Рихард Зорге. Коноэ-младший был приговорен к 25 годам лишения свободы, хотя служил в Квантунской армии всего лишь в чине капитана и непосредственного отношения к замыслам её высшего командования как младший офицер не имел. Лишь через десять лет отбывания срока, в преддверии заключения советско-японской Декларации (1956 год), в результате усилий японской дипломатии он был освобожден. Однако судьбы свершился приговор. Она оказалась еще более суровой по отношению к капитану, чем послевоенная Фемида. Вернуться на родину ему так и не выпало: за две недели до освобождения Фумитака Коноэ скоропостижно скончался.
В 1990-е годы, когда экономическая и государственная мощь нашей страны в значительной мере ослабла в результате распада СССР, многие государства стали предъявлять ей счеты многолетней давности. В их числе и Япония. Причем голоса о реабилитации своих пострадавших сограждан и по сей день доносятся с японской территории в увязке с погранично — территориальными претензиями. Речь идет о требовании вернуть так называемые северные территории — 4 южных острова Курильской гряды.
Что же касается тех многих японцев, кто отбыл срок в сибирских и иных лагерях, то они упорно стремятся добиться того, чтобы российская сторона в международно-юридическом плане рассматривала их как «насильственно интернированных», но не в качестве военнопленных. Выдвигаются также требования (по примеру Германии и США) выплатить денежные компенсации пострадавшим японским гражданам, а также установить точное число умерших и мест их захоронений.
Эти предложения, в частности, были изложены в письме российскому руководству японскими участниками российско-японского симпозиума по проблемам «насильственно интернированных». В подобных симпозиумах, регулярно проходивших в Москве, участвовали члены Всеяпонской ассоциации «Дзэнъёккё» («насильственно интернированных») во главе с известным политическим деятелем депутатом парламента господином Аидзавой и российской общественной организации «Взаимопонимание». Ее возглавляет японист Алексей Кириченко. (На некоторых встречах выступал и автор этой публикации). По мнению представителей Токио, окончательную ясность в проблему международно-юридического статуса бывших японских военнослужащих, оказавшихся в СССР в послевоенное время, могла бы внести специально созданная комиссия.

Главная военная прокуратура: особый участок работы

Следует также сказать и том, что российские власти и судебные инстанции с пониманием отнеслись к просьбам родственников многих осужденных после войны японцев — пересмотреть дела их близких, проходивших в суде как военные преступники. Время изменило наше отношение к делам (в прямом и в переносном смысле) давно минувших дней.
В 1991 году, еще в свете старой Конституции, был принят Закон о реабилитации жертв политических репрессий. За время действия этого закона органы военной прокуратуры пересмотрели более 100 тысяч уголовных дел. Более 60 процентов проходивших по этим делам лиц было реабилитировано. Из них около четверти — иностранцы
Эта работа ведется органами военной прокуратуры в тесном взаимодействии с Комиссией при Президенте РФ по реабилитации жертв политических репрессий, Федеральной архивной службой России, архивными органами МВД, ФСБ, МИД РФ. Было пересмотрено несколько десятков тысяч уголовных дел.
Главная военная прокуратура работает по обращениям представителей более чем 20 государств, в том числе и по заявлениям граждан Японии. Но сотрудники Главной военной прокуратуры отмечают, что количество заявлений от жителей Страны восходящего солнца по сравнению с числом аналогичных заявлений из других государств (к примеру, Германии, Австрии, Венгрии) не очень велико. Однако эти дела пересматриваются независимо от количества обращений — в надзорном порядке.
Наше правительство сегодня занимает в этом отношении достаточно жесткую и, кстати, опирающуюся на международное право позицию. Дело в том, что официально, де-юре, во время подписания упоминавшейся Декларации 1956 года этот вопрос урегулировали: были сняты взаимные претензии по факту интернирования японских граждан на территории СССР после капитуляции Квантунской армии в августе 1945 года. Кстати, уже в ельцинскую эпоху, во время подписания российской и японской сторонами Иркутского соглашения, Москва и Токио признали Совместную декларацию 1956 года базовым международно-правовым документом.
Но одно дело — официальный документ, и другое, когда война и ее последствия безжалостным катком прошли через судьбы более чем полумиллиона человек, оказавшихся в плену на советской территории после капитуляции. Они по-прежнему себя пленными не считают и требуют пересмотреть свой тогдашний статус через призму международного права.
При подготовке мирного договора с Японией камнем преткновения, несомненно, вновь станут южные острова Курильской гряды — «северные территории». Для Токио эти острова — что камень за дипломатической пазухой, который каждый раз летит на стол дипломатических переговоров и встреч в верхах. И если с началом перестройки Москва допускает саму возможность обсуждать эту тему, то вопрос о бывших пленных или, как называют их наши оппоненты, насильственно интернированных, полагают некоторые наши эксперты, Токио лучше вообще не рассматривать. Ибо его обсуждение в международно-правовом контексте явно будет не в пользу японской стороны.
Ну, а если данная проблема все — таки всплывет в ходе переговоров? Исключать это было бы неразумно, зная упорство Токио в отстаивании своих позиций. Но главное — в общественной, гуманитарной значимости проблемы для наших соседей. Ведь она по-прежнему затрагивает интересы сотен тысяч семей! При этом вопрос о «насильственно интернированных» для них, как уже отмечалось, очень важен не только в юридическом, но и в гуманитарном, моральном плане.
Так что, думается, есть резон ознакомить российскую общественность с практически неизвестным им непростым международно-правовым и социально-гуманитарным аспектом российско-японских отношений. Ведь эти отношения и без того отягощены (хотим мы этого или нет) погранично-территориальными претензиями Токио. Задача политиков — найти общий язык на юридическом поле, чтобы упомянутые проблемы не омрачали наше сотрудничество и отношения как ближайших соседей. На уровне же наших сограждан и уж, тем более, государственных чиновников, особенно тех, кто взаимодействует с официальными лицами Страны восходящего солнца, здесь применима известная формула: информирован — значит предупрежден.