Палестино-израильский конфликт имеет ключевое значение в рамках Большого Ближнего Востока. Администрация Обамы определяет прогресс в этом вопросе в качестве одного из своих приоритетов. От того, как Москва отреагирует на новую ситуацию, будет во многом зависеть ее будущая роль в регионе.

У Тель-Авива есть три стратегии решения палестинской проблемы. Левые из «Аводы» и левоцентристы из «Кадимы» в основном исходят из перспективы создания политически и экономически зависимого, подконтрольного Палестинского государства. Именно эта стратегия, еще называемая «два народа — два государства», лежала в основе политики правительства Эхуда Ольмерта. Следуя ей, Израиль инициировал блокаду Палестины после победы «Хамас» на выборах в феврале 2006 года. Кроме того, были предприняты меры для поддержки Махмуда Аббаса и смены власти в Палестине. Поскольку эти меры не дали результатов, перед выборами была организована военная операция в Газе.
Стратегической задачей войны было создание основ для возвращения территории под контроль устраивающей Израиль администрации Аббаса. После этого возможно было достижение определенного «мирного соглашения», о котором говорил в своем интервью Newsweek Эхуд Ольмерт. Во многом этим и объясняется бездействие Махмуда Аббаса, а также саудовцев и египтян во время войны в Газе. Неспособность реализовать проект смены власти в Газе, а соответственно, и стратегию в целом, привели к смене политического тренда в израильском обществе и победе на выборах в Кнессет правых и правоцентристских партий и представляемых ими стратегий.
Нынешнее правительство Израиля в еще меньшей степени способно к размежеванию по границам до 1967 года, что предусмотрено как саудовским предложением, так и «Дорожной картой», разработанной администрацией Буша. Для части «Ликуд» и ультрарелигиозных партий приоритетом остается концепция «Большого Израиля». Для «Израиль Бейтену» стратегической задачей является обмен «колоний-поселений на израильские населенные пункты с арабским большинством». Наконец, правящая коалиция за счет участия «Аводы» частично унаследовала и стратегию создания «Палестинского бунтустана», которую реализовывало предыдущее правительство. Соответственно, из-за несовместимости стратегий у правительства Беньямина Нетаньяху не может быть никакой единой линии.
Показателем этой «стратегической несовместимости» является и программное выступление израильского премьера по Ближневосточному урегулированию. Фактически в нем нашли отражение все присутствующие в правящей коалиции позиции. Во-первых, был сделан реверанс в сторону религиозных партий: Иерусалим должен оставаться единой столицей «еврейского государства» Израиль. Во-вторых, было одобрено естественное расширение существующих колоний-поселений, являющихся электоральной базой «Ликуд» и «Израиль Бейтену». В-третьих, для поощрения левого крыла правительства был выдвинут лозунг «демилитаризованного палестинского государства». Кроме того, он поставил перед палестинцами «заранее невыполнимые условия».
Противостояние с врагом является единственным вариантом сохранения вместе столь разнородных сил.
Конфликтная линия правительства Нетаньяху также обречена лишь на временную поддержку израильского избирателя. Во-первых, она не решает проблему безопасности Израиля, в том числе из-за последующей радикализации противника и ухудшения региональной ситуации для Израиля. В Ливане в случае конфликта позиции «Хизбаллы» и ее союзников могут значительно усилиться. Египетский режим, главный на сегодняшний день региональный союзник Тель-Авива, крайне нестабилен. Продолжающееся давление на палестинцев может привести к его еще большей дестабилизации с непредсказуемыми для Израиля последствиями: от перекрытия газопровода в Израиль до смены режима в Египте.
Во-вторых, политика израильского правительства может привести к усилению конфронтации с Вашингтоном. Дело в том что новая американская администрация пытается улучшить свой имидж в мусульманском мире, что мало сопоставимо с поддержкой конфронтационной политики Тель-Авива. Подобная политика может быть воспринята как полный саботаж поддержанной европейскими и арабскими союзниками США линии президента Обамы. В этом плане показательно, что на встрече в Вашингтоне Нетаньяху и Обама разошлись в оценках приоритетности в подходах к ближневосточным проблемам. С израильской точки зрения, сначала необходимо решить проблему Ирана, а затем заниматься арабо-израильским урегулированием. Для американской стороны прогресс в палестино-израильских переговорах является ключом к решению других ближневосточных проблем, включая ядерную программу Тегерана.
Политика правительства Нетаньяху потенциально может привести к двум вариантам развития событий. Первый вариант предполагает, что Тель-Авив на фоне ухудшения ситуации с безопасностью и международной поддержкой (в том числе в рамках обсуждения и возможных международно-правовых последствий доклада Голдстоуна) окажется в изоляции. Это может привести не только к смене электорального тренда в Израиле, но и к смене под нажимом Вашингтона внешнеполитической стратегии Тель-Авива. Речь идет о возможности преодоления табу на взаимодействие с неудобным режимом в Палестине в лице ХАМАС и о достижении долгосрочного компромисса.
Угроза изоляции Тель-Авива постепенно усиливается. Прежде всего это связано с крайне радикальным составом израильского правительства. Так, лидер «Ликуд» Нетаньяху во время визита в Вашингтон заявил о возможности применения любых мер в отношении Ирана «в целях самозащиты» и фактически заявил о продолжении строительства колоний-поселений на Западном Берегу. При этом его часто связывают с американскими «неоконами», что в определенной степени отталкивает от него даже часть произраильской элиты в США. Партия министра иностранных дел Либермана «Израиль Бейтену» выступила инициатором ряда законопроектов, направленных против арабских граждан Израиля. А его попытки «использовать русскую карту», в том числе в рамках военного сотрудничества с Москвой, могут вызвать негативную реакцию Вашингтона. В коалиционном правительстве представлены ультрарелигиозные партии, взгляды которых, по аналогии с «теократическим режимом в Иране», не могут вызывать восторга в американском истеблишменте. Кроме того, такая разнородность в израильской элите не позволяет эффективно мобилизовать лобби в США.
Во многом позиция администрации Обамы, взявшего курс на стабилизацию Большого Ближнего Востока, связана с опасным наследством, доставшимся от президента Буша. Во-первых, это два основных неразрешенных конфликта (Афганистан и Ирак), в которых США участвуют непосредственно. Во-вторых, фактическая гражданская война в стратегически значимых странах: Пакистан (ядерное оружие, граница с Афганистаном), Сомали (проливы), Судан (природные ресурсы). В-третьих, усиливающаяся нестабильность ключевых союзников Вашингтона. В связи с сокращением нефтяных доходов и изменениями в системе наследования власти усиливается внутридинастическая напряженность в Саудовской Аравии. В Египте режим также крайне нестабилен: Хосни Мубараку — восьмидесят один, Омару Сулейману (главе спецслужб) — семьдесят три, а потенциальный приемник Гамаль Мубарак не пользуется авторитетом своего отца в армейском истеблишменте. При этом социальная напряженность на фоне экономического кризиса и отмены социальных льгот резко усиливается: 2008 год был рекордным по количеству «хлебных бунтов» и профсоюзных выступлений. В этой ситуации администрация Обамы не заинтересована в дополнительной, связанной с действиями Израиля дестабилизации, способной спровоцировать эффект домино.
Второй вариант предполагает резкую эскалацию конфликтной ситуации на Ближнем Востоке и повышение непосредственных угроз для Израиля. В этом случае дополнительное усиление правого тренда является вполне логичным. Одновременно для реализации этого варианта необходимо, чтобы администрация Обамы оставила попытки стабилизировать Большой Ближний Восток и полностью поддержала позицию Израиля. В рамках этой стратегии вполне вписывается дальнейшая поддержка Махмуда Аббаса со ставкой на его команду на предстоящих в начале 2010 года выборах. Результатом этого шага может быть проведение «Осло-2» до новых президентских выборов в США. То есть, будет реализован в той или иной форме проект Ольмерта–Ливни. Соответственно, развитие ситуации в этом направлении позволяет даже в условиях нерешенной ситуации в Афганистане, Ираке и Пакистане, а также отсутствия ясности в отношении Ирана добиться «пропагандистской победы» на Ближнем Востоке. Кроме того, это позволит консолидировать отношения между администрацией Обамы и произраильским лобби. Однако стратегически геополитическая ситуация в результате может только ухудшиться: это связано с дальнейшей «сомализацией» и «пакистанизацией» ситуации на Ближнем Востоке и резким усилением позиций радикалов. В этом плане недавний конфликт в Газе между ХАМАС и местной «Аль-Каидой» демонстрирует опасность дальнейшей радикализации в регионе.
Особенность ситуации в том, что у многих вовлеченных в конфликт сторон нет единого мнения о предпочтительности того или иного хода событий. Палестинцы, казалось бы, должны быть заинтересованы в создании собственного полноценного государства. На поверку же оказывается, что определенная часть проживающих в Израиле или работающих там арабов готовы скорее вести борьбу за собственные права в рамках большого израильского государства, нежели менять место жительства, гражданство, привычный образ жизни и начинать строительство нового государства.
Дополнительную сложность привносят позиции арабских стран и Ирана. Так, Иордания и Египет, несмотря на пропалестинскую риторику, в случае неудачи становления палестинского государства совершенно не готовы ни заявлять претензии на территориальное приращение палестинских земель (что чревато очередным прямым военным столкновением с Израилем и ухудшением внутриполитической ситуации при попытках «абсорбировать» палестинцев), ни решать возможную проблему беженцев. Саудовская Аравия разрывается между необходимостью поддерживать имидж защитника мусульман и опасениями о возможности «экспорта» хамасовской модели политического устройства в монархии Персидского залива.
Очевидно, именно последним опасением был обусловлен раскол основных заинтересованных арабских стран по вопросу немедленной помощи ХАМАС: Сирия и Катар при поддержке Ирана требовали созвать экстренное заседание Лиги арабских государств для выработки совместных действий поддержки, Саудовская Аравия и Египет эту инициативу всячески блокировали, призывая дипломатическими методами добиваться прекращения огня.
После новых выборов в Израиле Вашингтон может добиться достижения реального компромисса между Тель-Авивом и палестинской стороной. Именно этот сценарий является наиболее популярным среди определенной части авторитетных изданий (Financial Times, The Economist) и представителей истеблишмента (Брент Скоукрофт, Збигнев Бжезинский). Один из них определил это следующим образом: Израилю надо помочь, даже против его воли.
Проблема произраильского лобби является одним из наиболее существенных препятствий для ближневосточной политики Вашингтона. Во многом с этим связана осторожность Обамы на ближневосточном направлении. Слишком большое давление на израильское правительство в настоящий момент может привести к мобилизации соответствующего лобби. В этом плане показательно, что иных шагов кроме консультаций и акций, направленных на улучшение американского имиджа с перспективой будущих переговоров (Каирская речь), администарция Обамы не предпринимает. Ресурс времени и популярности это позволяет: до выборов в Конгресс, в ходе которых значение лобби серьезно возрастет, остается больше года, а республиканцы пребывают в деморализованном состоянии.
Эффективность инициатив и конкретных шагов Москвы на нынешнем этапе палестино-израильского урегулирования будет во многом определять ее будущую роль в регионе и статус в мировой дипломатии. У России в этом контексте еще есть определенные преимущества, в частности, наработанные (аналогично Турции) позитивные каналы связи со всеми, даже наиболее враждующими игроками. От того, сможет ли Москва правильно оценить изменения в регионе и предложить свой большой проект окончательного урегулирования палестинского вопроса, зависят перспективы ее возвращения на Ближний Восток.
Правда, сама возможность такого возвращения, в первую очередь, будет определяться способностью российской политической элиты критически переоценить действительные результаты внешней политики за последние годы и ее (и в первую очередь — собственно дипломатического корпуса) готовностью к переходу от устоявшихся принципов и мифологем к пусть нетривиальным, но действенным предложениям и концепциям.
Российская внешняя политика вплоть до сего момента, к сожалению, остается в целом реагентной и не отличается особой внятностью и последовательностью. В условиях постоянно навязываемой внешнеполитической проблематики Россия не успевает выработать сколько-нибудь вразумительную и «долгоиграющую» внешнеполитическую стратегию, внятно артикулировать свои национальные интересы и последовательно их продвигать и отстаивать. Вместо этого — череда локальных громких заявлений, иногда даже смелых и решительных действий, возможность эффектного и эффективного развития которых в перспективе зачастую оказывается, мягко говоря, проблематичной.
Кроме того, российская дипломатия, к сожалению, так и не научилась «сопрягать» собственную деятельность с экономическими интересами ни частных, ни собственно государственных компаний. Все это справедливо как для ситуации в целом, так и для ближневосточного направления российской внешней политики.
Очевидный пример упущенных возможностей — недавний вооруженный конфликт Израиля и Ливана. Насколько мощным был положительный общественный резонанс от направления в разрушенные регионы Ливана российских саперного и мостостроительного подразделений, настолько же печальным оказалось последующее неучастие российских компаний в подрядах по восстановлению разрушенной инфраструктуры и строительству жилых и общественных объектов.
Возможно, в этом виноваты и сами российские коммерческие и государственные структуры, не проявившие должной заинтересованности. Но факт остается фактом: в подавляющем большинстве случаев редкие сами по себе успехи нашей дипломатии никак не трансформируются в успехи экономические. И тут вопрос не в том, что «высокая политика» не должна привязываться к сиюминутным экономическим интересам. Скорее, стоит говорить о том, что без развивающегося экономического сотрудничества страны-объекты нашей внешней политики и партнеры могут сохранять сколь угодно большую свободу «мнений и интерпретаций».
Что же можно предпринять?
Как уже было показано выше, палестинский вопрос и — шире — арабо-израильский конфликт характеризуется двумя особенностями: обнаружением его предпосылок и последствий порой довольно далеко от непосредственной арены столкновений и малоизученным еще отсутствием заинтересованности всех участвующих или вовлеченных в него сторон в его окончательном урегулировании.
У России здесь есть определенное «исходное» преимущество — она свободна от четких сковывающих обязательств перед какой-либо из непосредственных сторон конфликта, а ее заинтересованность в его продолжении либо относительно мала, либо вообще неочевидна.
Подобное положение дел все еще предоставляет нам шанс действительно эффективной деятельности по урегулированию конфликта. Представляется, что российская политика по вопросу урегулирования арабо-израильского конфликта могла бы строиться по двум основным направлениям.
Первое — предложение принципиально новой инициативы по урегулированию. В качестве своеобразной прелюдии к такой инициативе Россия могла бы попытаться выступить гарантом и координатором внутрипалестинского политического замирения и выстраивания действенной двупартийной системы. Вспомним, что и Махмуд Аббас и руководство Хамас первые свои визиты после выигрыша соответствующих выборов совершили именно в Москву. Да, тогда визит, например ХАМАС, вписывался в логику демонстративной конфронтационности, характерной для определенного момента российско-американских отношений. Но ведь одновременно эти визиты показали, что оба наиболее влиятельных крыла палестинского политического истаблишмента видят в России незаинтересованного объективного арбитра их противоречий. Если в таких условиях России удастся наладить продуктивных диалог между «аббасовцами» и хамасовцами, результатом которого стало бы сближение позиций сторон по внешней конфликтной проблематике и нормальная политическая конкуренция программ развития палестинского общества, к ее последующим инициативам другие участники ближневосточного урегулирования, очевидно, начали бы относиться с большим вниманием.
Здесь полагаем уместным обратить внимание на еще одну нередко проявляющуюся особенность российской дипломатии — она не вариативна. В тех редких случаях, когда удается инициативно предложить решение серьезной международной или двусторонней проблемы, если такое решение в силу каких-либо обстоятельств отвергается, Россия, как правило, на определенный период «замирает». Это свидетельствует об отсутствии проработанных запасных вариантов. У основных же, более удачливых контрагентов, как правило, всегда есть несколько вариантов дальнейшего развития событий, что позволяет им довольно оперативно «перестраиваться» на ходу и в конечном счете добиваться своих целей, пусть и в несколько измененном виде.
Представляется, что участие в арабо-израильском урегулировании может предоставить российской дипломатии неплохой шанс поучиться такой многоплановой игре. Стоит отметить, что у России, за исключением обозначенного выше доверия палестинцев, нет действительно мощных и сильных рычагов, с помощью которых она могла бы транслировать свою волю участникам конфликта и вести урегулирование в выгодных и приемлемых для нее рамках. Да и, по большому счету, у нас нет обоснованных предпочтений конфигураций мирного процесса. В такой ситуации просто необходимо быть готовым вести сразу несколько партий.
Поэтому вторым направлением российской политики в отношении арабо-израильского урегулирования может стать масштабная экономическая экспансия в регион и, в первую очередь, в палестинские территории. Участие в строительстве инфраструктурных и гражданских объектов, создании основ промышленной базы, сотрудничество в области здравоохранения и образования, с одной стороны, может помочь становлению палестинской государственности, а с другой — сформировать плацдарм дальнейшего развития российского бизнеса в регионе.
Казалось бы, серьезный экономический кризис — не самое удачное время для подобных экспансионистских устремлений, ведь понятно же, что у властей Палестинской автономии нет необходимых финансовых ресурсов на оплату масштабной программы развития. Но в создавшихся условиях речь и не идет об очередной порции безвозмездной помощи.
Во-первых, есть официальная международная помощь, в которой Россия также принимает участие просто как финансовый донор — так ведь значительно лучше участвовать поставками своих товаров и выполнением работ/услуг, нежели просто выделять очередной транш.
Во-вторых, все дело в подходе и методах реализации. Ведь внешнеполитическая стратегия не должна быть некоей абстракцией, но служить реализации долгосрочных интересов страны.
Конечно, если просто выделять деньги на строительство, на котором будет задействована зарубежная техника или оснащать государственные учреждения информационным оборудованием азиатского или европейского производства, то такое участие в развитии региона ничего, кроме устало раздраженных вопросов внутри России и спокойной благодарности получателей, не даст. Но если подряды на поставку машин и оборудования гарантированно отдавать российским производителям, подряды — отечественным компаниями или совместным российско-арабским и даже российско-израильским предприятиям, то даже определенное софинансирование такой деятельности из российского бюджета или бюджетов уполномоченных компаний будет оправданным. Ведь тем самым создается будущий спрос на продукцию наших предприятий, и регион в известной степени «привязывается» к российскому бизнесу — технологически, управленчески, человечески наконец.
Помимо этого, до сих пор незадействованным остается потенциал сотрудничества с финансовыми институтами арабских стран Персидского залива. Идут постоянные заверения во взаимной заинтересованности в такого рода сотрудничестве, периодически появляются объявления о создании того или иного двустороннего банка. Но о реальных проектах широкой общественности известно мало. Возможно, участники таких создаваемых двусторонних финансовых институтов опасаются проникновения коллег на контролируемые ими «исходные» рынки, возможно, эффективной работе мешает что-то еще. Но ведь в таких условиях финансирование работ и проектов в третьих странах с максимальным вовлечением компаний-исполнителей из стран-соучредителей просто напрашивается само собой!
Можно и нужно продумать варианты подключения к такой экономической помощи стран-партнеров по СНГ и/или ШОС. В первом случае Россия сможет предоставить предприятиям стран ближнего зарубежья дополнительные рынки сбыта их продукции и услуг, тем самым показав действенную заботу о поддержании реального сектора участников содружества — заботу, не ущемляющую интересов собственно российского бизнеса, но придающую дополнительный экономический смысл существованию самого СНГ. В случае с ШОС появляется реальная возможность продемонстрировать, что это не только стратегическая военно-политическая конфигурация, но и эффективная экономическая международная структура, обладающая доброй волей к решению серьезных конфликтов на периферии собственных границ. В результате, каким бы не было конечное разрешение давнего конфликта, появится шанс, что многие его прямые и косвенные участники по-другому начнут оценивать роль и возможности России.