(15–16 июня 2009 г.)

В работе форума приняли участие представители официальных органов власти, парламентов, научных организаций и аналитических центров Германии, России и США.

 

 

Гернот Эрлер. Вилли Брандт, бывший Федеральный канцлер, в своей речи при вручении ему Нобелевской премии мира сказал, что понимает политику мира как настоящую реальную политику. Для меня это является исходной точкой для перспективы создания стабильного европейского миропорядка до сегодняшнего дня. В то время мир был забетонирован в антагонизм систем, конфронтацию блоков. И такие политики, как Вилли Брандт, которые выступали за мир, указывали путь в будущее. Благодаря этому «холодная война» стала историей. Началась, как говорится в Парижской хартии 1990 года, новая эра демократии, мира и свободы. Цель, которая была поставлена в конце «холодной войны», к которой стремились страны, — это общеевропейский миропорядок от Ванкувера до Владивостока. Но путь к ней оказался намного сложнее, многие надежды не осуществились. И сегодня мы находимся в другой ситуации. Мир столкнулся с целым спектром феноменов, и каждый из них требует особого ответа. Это глобализация и финансовый кризис, вступление на мировую арену новых держав, асимметричные опасности, международный терроризм. Это риски безопасности далеко за пределами наших границ, например, Афганистан или Пакистан. Это такие явления, как пиратство, и, конечно же, опасности, связанные с распространением ОМП. Кроме того, наблюдается некоторое возвращение к старому мышлению, к риторике времен «холодной войны». Война в Грузии летом прошлого года показала, что Европа далека от такой политики безопасности, которая связывала бы Европу, Америку и Россию. В последние годы были упущены многие шансы, и именно поэтому сейчас нужно сказать свое веское слово политикам. То, что нам сейчас нужно, — это четкий взгляд на реальность в Европе и мире, нам нужна политика обновления, импульсы для новых кооперативных структур в сфере безопасности.

Ресурсами для такой политики обновления, с нашей точки зрения, являются доверие и общая безопасность. Если рассмотреть весь спектр проблем, связанных с безопасностью Европы, то в них большую роль играет недостаток доверия. Это особенно заметно в наших отношениях с Россией. Это касается расширения НАТО и ЕС, ПРО, контроля над вооружениями в Европе, энергоснабжения, решения замороженных конфликтов, ситуации на Кавказе. Чтобы найти ответы на эти вопросы, необходимо участие России. Россия должна участвовать в пространстве стабильности, и этому альтернативы нет. Скептическое отношение к России со стороны некоторых членов ЕС и США тоже следует учитывать. Это какие-то еще незажившие раны советского периода, которые напоминают о себе, когда Россия использует энергоснабжение в качестве политического инструмента. Или признает независимость Абхазии и Южной Осетии.

Но и Россия, конечно же, имеет право на то, чтобы ее обеспокоенность и ее проблемы тоже воспринимались всерьез.

Потерянное доверие в Европе нужно восстановить, чтобы на этой основе решать возникающие проблемы, и приостановить негативную динамику, которая в последние годы развилась в отношениях ЕС и России. И как раз в международной политике безопасности, с нашей точки зрения, это возможно. Сейчас мы находимся в выгодной ситуации. Вступление на пост президента США Барака Обамы дает возможность по-новому сформулировать отношения между США, Европой и РФ. Этот уникальный исторический шанс нам необходимо использовать вместе для того, чтобы восстановить доверие ради нашего общего будущего и общей безопасности.

Министр иностранных дел ФРГ Штанмайер, выступая в Москве в Академии наук 10 июня, назвал четыре поля, в которых необходимо достигнуть прогресса. В первую очередь это контроль над вооружениями и разоружение. Переговоры между США и Россией по СНВ очень важны. Нам нужно также стремиться к нулевому решению, и в этом отношении тактические ядерные вооружения в Европе также должны быть включены в процесс разоружения. Нужно адаптировать к новым условиям контроль над обычными вооружениями.

Мы также должны обратить внимание на территориальные конфликты — Нагорный Карабах, Приднестровье, Грузия. Сюда же относится и политика России на Кавказе.

Очень важной темой является надежное энергоснабжение. Она не должна разделять Европу. Важны предложения Медведева о глобальном управлении в энергетике, и они могут стать конструктивной основой для принятия Энергетической хартии.

Четвертое поле — партнерство и сотрудничество в Европе, что зафиксировано в европейской политике добрососедства. В ней должны участвовать все государства от Ванкувера до Владивостока, может быть, не на равной основе. Но, тем не менее, на основе таких принципов, как соблюдение территориальной целостности, верховенство права, отказ от насилия, а также единая и равная безопасность с участием всех свободных союзов и стран.

К сожалению, в прошлом году мы на себе почувствовали, что механизмы безопасности в Европе не являются совершенными. Как улучшить эту ситуацию? Речь не идет о полностью новой системе. У нас есть структуры, которые оправдали себя. Речь идет о том, как по-новому рассматривать в контексте изменившегося миропорядка такие уже имеющиеся институты, как ООН, НАТО, ОБСЕ, и уже сформулированные принципы.

Политический проект, который ставит себе целью безопасность от Ванкувера до Владивостока, не нов. Мы видим эти идеи в Парижской хартии 1990 года и в последующих предложениях США. Президент Медведев высказал идеи, которые во многом совпадают с этими идеями. Это дает надежду и новый шанс. Наша позиция с самого начала была такой: мы конструктивно реагируем на эти предложения, — конечно же, в рамках широкого евроатлантического процесса. Наиболее подходящим форумом для обсуждения предложений Медведева мы считаем ОБСЕ. Необходимо также участие НАТО, ООН, России и ЕС. Определенная база для решения проблем безопасности уже давно существует в Европе. Мы предлагаем дискуссию по ключевым вопросам евробезопасности, которая до сих пор проводилась в различных кругах, провести в структурированном диалоге. Это должна быть не пустая дискуссия, а определение конкретных сфер деятельности, где пересекаются наши интересы с интересами России и где есть потенциал для дальнейших совместных шагов по укреплению доверия и безопасности.

Взаимодействие между такими организациями, как ОБСЕ, ООН, НАТО, ЕС, может быть лучшей платформой для такой дискуссии. Думаю, что политические и военные возможности ОБСЕ также могут быть адаптированы на основе Венского документа 1999 года о мерах доверия и безопасности. Можно рассмотреть и новые предложения по предотвращению конфликтов при сотрудничестве различных институтов, которые занимаются предупреждением конфликтов.

Особенно важно по-новому подойти к отношениям между Россией и НАТО. Речь идет о трезвой оценке наших интересов. Здесь интересы совпадают во многих сферах: Афганистан, разоружение, борьба с пиратством, с терроризмом. В других сложных сферах (например, Грузия) мы представим нашу четкую позицию. Это не значит, что НАТО не следует вести диалог с Россией, что Россия должна быть изолирована, как это было отчасти после конфликта Россия—Грузия. Совет Россия—НАТО должен использоваться в полной мере для кооперативных решений и обсуждения возникающих проблем. Именно поэтому очень важным является возобновление работы Совета Россия—НАТО. Это может также послужить цели разработки новой стратегической концепции НАТО.

В целом есть неплохие возможности для укрепления и расширения сотрудничества.

Создание и сохранение мира — нелегкая задача, она требует повседневной работы не только на высшем политическом, но и на практическом уровне. Мы можем сформировать надежное будущее в Европе, если все мы, европейцы, вместе с нашими американскими партнерами и нашими восточными соседями, с Россией будем вести откровенный диалог по всем вопросам. Я очень рад, что сегодняшний семинар посвящен именно этой задаче. Думаю, что он организован очень своевременно.

 

 

Адам Ротфельд, бывший министр иностранных дел Польши, бывший директор СИПРИ. Обсуждается вопрос, насколько мы сейчас должны менять структуру, процедуры, нормы, принципы международных организаций. Но вначале мы должны понять, в чем суть реальных проблем. Очень часто система безопасности идентифицируется с соответствующими организациями и институтами. Организация многими рассматривается как панацея для обеспечения безопасности. Но сами по себе институты и организации являются статическими, а международное право — динамичный процесс. На самом деле мы должны думать над тем, насколько организации, созданные после окончания «холодной войны», отвечают требованиям ХХI века. Например, ООН создана почти 65 лет тому назад, НАТО — 60 лет, ОБСЕ — 35 лет.

Начиная с 1991 года, мы видели более 70 военных конфликтов. Почти все из них, за редким исключением, были конфликтами не между государствами, а внутри них, но имели, тем не менее, международные последствия. И это часто игнорируется.

Так, создание СБСЕ (ОБСЕ) было успехом международной дипломатии — впервые в истории процесс был полностью ориентирован на улучшение обстановки внутри государств. Эта организация после завершения «холодной войны» активно решала задачи по противостоянию новым вызовам. Десять лет спустя встал вопрос, насколько ОБСЕ сегодня может разрешать актуальные задачи. Представители России критиковали ОБСЕ как организацию, которая не отвечает тем задачам, для решения которых была создана. Но я думаю, мы должны рассматривать ОБСЕ как организацию с положительным потенциалом. Тем не менее, она в ряде моментов должна быть реорганизована.

Еще один пример. Во время «холодной войны» ключевым в российской стратегии было положение, «как укреплять статус-кво» в области территориальной политики. А в данный момент Россия, скорее всего, заинтересована в том, чтобы изменить этот статус-кво. Это, с одной стороны, понятно. Но, с другой, следует учитывать, что такие изменения должны иметь место главным образом на территории собственной страны (это касается не только России), большинство проблем в наши дни находится внутри той или иной страны. Очень часто упускается из виду, что старая внешняя политика использовалась как функция внутренней политики. А сегодня внешняя политика разрабатывается и ведется как инструмент для оказания влияния на внутреннюю обстановку.

Г-н Эрлер сегодня говорил об основных интересах, которые мы все разделяем.

Есть очень важный вопрос о нераспространении ядерного оружия, где интересы Запада и России совпадают. Мы не должны допустить провала очередной конференции по нераспространению, как это было в 2005 году.

Другой общий элемент, который играет фундаментальную роль для европейской и глобальной структуры безопасности, — общий интерес эффективно бороться с международным терроризмом.

Есть много элементов, где мы разделяем мнение и должны выступать совместно. В частности, чтобы улучшить обстановку в Афганистане. Но основное внимание необходимо сфокусировать на Пакистане, потому что Пакистан в области безопасности является более серьезным вызовом, чем даже Афганистан.

Министр Эрлер отметил также ряд элементов, которые вызвали споры между Западом и Россией, среди них отношения России и НАТО. Это спорный вопрос, но его нужно разграничить между действительной и публичной политикой. НАТО рассматривается в России как противник номер один. Но я знаю, что большинство российских политиков понимает, что НАТО искренне хочет сотрудничать с Россией.

 

(Далее А.Ротфельд сослался на письмо Б.Ельцина, направленное в 1993 г. трем западным лидерам. Там говорилось, что Россия не рассматривает НАТО как враждебный блок, но опасается изоляции страны. «Мы были бы готовы вместе с НАТО предложить официальные гарантии безопасности восточноевропейским государствам, обеспечивая территориальную целостность, безопасность и мир в регионе», — говорилось в письме. Этот документ, считает Ротфельд, отражает в большей мере реальный образ мышления российского руководства, которое сильно отличается от языка пропаганды.)

 

Если есть необходимость в новой архитектуре, то, конечно же, следует учитывать взаимосвязи, как составную часть этой новой архитектуры, в том числе на региональном уровне. В настоящее время эта задача различных институтов мира, ООН, НАТО, ЕС, ОБСЕ. Здесь упоминалась также ОДКБ. Все эти институты должны быть вовлечены как составляющие элементы в новую архитектуру безопасности.

Необходимо также подумать о фундаментальных принципах и темах, которые зафиксированы в Заключительном Хельсинкском акте — права человека и др. Все эти принципы необходимо также рассматривать, размышляя о новой архитектуре безопасности.

И я считаю, что главная проблема XXI века не в отношениях между государствами, а своего рода противостояние или же напряженность между отдельными национальностями государств, с одной стороны, и обществом — с другой. Должна быть разработана новая концепция на этот счет.

И последнее, что мне хотелось бы сказать. Если у нас есть такие принципы, как территориальная целостность, нерушимость границ, то их нужно учитывать, как и принцип самоопределения наций. Если этот принцип рассматривается как принцип международного сосуществования и возможность для определенных этнических групп установить новое государство, которое находится в оппозиции к каким-то другим принципам, то как можно преодолеть это противоречие? С одной стороны — право на самоопределение, с другой — территориальная целостность. И это, с моей точки зрения, действительно является очень серьезной проблемой.

Анатолий Коробейников, член Совета Федерации. Поиски подхода к укреплению безопасности будут малоуспешными до тех пор, пока мы будем заужать сферу безопасности до военно-политических решений. Национальная и международная безопасность — это больше чем защита от непосредственной военной угрозы или от террористов. Безопасность — это больше чем защита, это — развитие. И поэтому я хотел бы остановиться на некоторых фундаментальных вызовах.

Начну с такого вызова, который все больше актуализирует социальную напряженность на планете: безуспешность приведения к единому знаменателю богатства и благосостояния. Как искоренить на планете бедность, которая продолжает оставаться системной угрозой для мироустройства? Чтобы богатство и нищету привести хотя бы в относительное равновесие, мировому сообществу предстоит сменить диктат приоритета ложных ценностей на мировосприятие реальной, а не декларированной социальной справедливости. И найти рабочие механизмы реализации принципов более справедливого мироустройства не с помощью военной силы. В условиях единого глобального мира все больше прорастает идея совместного формулирования и распределения мирового дохода.

Второй вызов — виртуальный финансовый капитал. Причина сегодняшнего глобального финансово-экономического кризиса — идеология потребления. Ныне господствующее мировоззрение алчного потребителя — это мировоззрение социального нездоровья. Оно вносит хвалу кризису, якобы он необходим для будущего финансово-экономического бума. И тем самым те, кто просмотрел нарастание кризиса, снимают моральную ответственность за него. Один показательный пример. Еще шесть лет назад мировой спекулятивный виртуальный финансовый капитал достиг 420 трлн. долларов, а мировой ВВП составлял тогда 210 трлн. долларов. Этот разрыв и стал бомбой замедленного действия, которая взорвалась сегодня. Трансграничный поток виртуальных финансов вносит огромную нестабильность в мировое хозяйство. Приходится делать вывод: управлять так, чтобы избежать или смягчить кризис, современные мировые институты не способны, значит, их надо не просто модернизировать, а менять коренным образом.

Особым вызовом становится слабеющее здоровье европейцев, особенно детей и молодежи. Укоренившийся образ жизни и отдельного гражданина, и народов является фактором не очень здорового образа жизни. Физическое, психическое и нравственное здоровье, как основная категория цивилизации, нигде не стала в полном объеме ни объектом, ни целью государственных интересов, ни солью национальных культур. Укреплять только ремонтную базу людей — больницы, аптеки, поликлиники — тупиковый путь. Надо стремиться к единственно спасительной перспективе — не допускать болезни до детей на основе всемирного внедрения здорового образа жизни.

Межрелигиозная и межнациональная нетерпимость — вызов, который повседневно на бытовом уровне формирует образ если не врага, то недруга. Отдавать поле борьбы с таким недругом только политикам или силовым структурам — бесперспективная крайность. Другая нередко наблюдаемая крайность — работа по межнациональному согласию ограничивается теоретическими рассуждениями в официальных залах и академических аудиториях. К 2050 году, при сохранении нынешней тенденции, значительная часть населения европейских стран станет мусульманской. К этой ситуации надо готовиться. Как? Стремиться к тому, чтобы европеизированные мусульмане стали мостом взаимопонимания между Европой и всем мусульманским миром. Современную европейскую историю должно двигать культурное многообразие, а не универсализация человеческих ценностей.

В связи с этим я перехожу к вызову, о котором официальная Европа предпочитает не говорить вслух: всесторонняя экспансия США на европейском континенте. США стали диктовать Европе и другим континентам свои ценности. Нельзя допустить того, чтобы европейский регион стал туристской провинцией США. Европе по-прежнему есть что сказать не только США, но и всему человечеству. Но для этого Большая Европа, институционально все больше интегрируясь, должна, наконец, ощутить себя с США на равных, если хотите — авторитетной мировой державой.

Вызов, с которым надо бы давно покончить, — запрещение легальной торговли оружием и вооружением. Почему торговля наркотиками — беда, а торговля оружием — благо? Только в миротворческих операциях после Второй мировой войны убито 19 миллионов человек. Надо приравнять официальную военную торговлю к международным преступлениям. Это пока невозможно. Но если такую цель не держать в головах лидеров современного мира, то покончить с нелегальной торговлей оружием, с вооруженным насилием никогда не удастся. Политикам и парламентариям пора начинать разговор о сверхвооруженности планеты, которая порождает синдром перманентной войны и сумасшедшее желание наносить превентивные удары.

Общемировым вызовом является рост региональных конфликтов, итогом которых нередко становится необоснованное дробление государств. Конфликты, связанные с изменением суверенитета и целостности государств, будут до тех пор неизбежными, пока мы не изменим международные нормы в вопросах права народов на самоопределение. Эти нормы поощряют сохранение государственного единства и волю народов к совместному проживанию, обладанию достаточными для их жизнедеятельности ресурсами. Сегодня в ООН зафиксировано 45 микрогосударств, население которых составляет от 10 тысяч человек до 1 миллиона. Способствуя порождению государств-карликов, правящие элиты стран «золотого миллиарда» держат в голове, думаю, такую цель: как легче управлять такими странами. Отсюда Косово и другие. Принцип права наций на самоопределение закреплен в Уставе ООН. Но если меняется международная жизнь, то вместе с ней должны меняться уставы и декларации. Не может быть незыблемых международных документов, если они со временем изживают себя, если не укрепляют, а дестабилизируют международный порядок. Для начала можно было бы предложить ООН провести всемирную конференцию по теме: «Реальна ли правоспособность наций к самоопределению в условиях глобальной международной политики и практики?»

Вильгельм Ханкель, профессор Института Гете, Франкфурт. Я буду говорить о кризисе. Кризис меняет почти все. И там, где изменения еще не имели место, они появятся потом. Роль государства меняется, как показывает Конституция Европейского Союза, и состояние экономического, финансового, валютного союза тоже оказывается под влиянием экономического кризиса. Кризис всегда является результатом ошибок, которые не были замечены вовремя. И во время кризиса эти ошибки становятся очевидными. Хочу сказать о предыстории кризиса.

 

(Далее проф. Ханкель подробно рассказал о предыстории кризиса, его причинах, движущих факторах, последствиях, в том числе для Европы).

 

Сергей Кортунов, зав. кафедрой мировой политики ГУ-ВШЭ. После выступления господина Эрлера нашу конференцию можно было бы закрыть, поскольку он обозначил в своем выступлении то, что на дипломатическом языке называется linkage (увязка). Он совершенно четко и откровенно, и спасибо ему за эту откровенность, увязал перспективу переговоров о новой архитектуре европейской безопасности, связанной с инициативой президента России, с признанием Россией независимости Южной Осетии и Абхазии. И, судя по всему, большинство присутствующих здесь экспертов и политиков с ним согласились. На данном этапе это означает тупик в обсуждении инициативы нашего президента. Поскольку эта ситуация, очевидно, необратима: в России никто не может себе представить, что наше государство возьмет обратно признание независимости Абхазии и Южной Осетии. Думаю, что наши дипломаты уже написали телеграмму в Москву о том, что на Корфу Сергея Лаврова не ждет успех в обсуждении новой архитектуры европейской безопасности.

Тем не менее, я намерен твердо следовать теме сессии, которая называется так: «Новые угрозы, изменение понятия безопасности и требования к европейской архитектуре власти после 1990-х годов».

Положение дел в области европейской безопасности за последние 20 лет ухудшилось. Европейская безопасность сейчас превратилась в своего рода лоскутное одеяло. К тому же на глобальном уровне мы видим падение управляемости процессами мировой политики и мировой экономики, что показал кризис. Мы видим полную деградацию режима контроля над вооружениями, упадок режима нераспространения, возникновение новых вызовов и угроз в виде транснационального терроризма, конфликтов нового поколения и т.д.

Мне кажется, что анализ этой ситуации и лежит в основе инициативы Дмитрия Медведева о новой архитектуре европейской безопасности. С моей точки зрения, эта инициатива абсолютно правильная, хотя в ней, собственно, нет ничего нового, речь идет о подтверждении соблюдения ранее принятых обязательств, в том числе касающихся элементарных норм международного права. К сожалению, эта инициатива не была конкретизирована с самого начала и поэтому была воспринята нашими партнерами, как очередная попытка упразднить НАТО. Только спустя полгода Дмитрий Медведев разъяснил, что Россия не ставит вопрос о роспуске уже имеющихся организаций в области европейской безопасности. Важность и ценность этой инициативы состоит и в том, что она впервые за последние 20 лет формирует позитивную, а не негативную повестку дня для Европы. Будет большой удачей, если удастся запустить эти переговоры.

Конечно, перспектива заключения договора достаточно туманна, и, как мы сегодня убедились, в том числе послушав г-на Эрлера, в настоящее время условий для заключения договора нет. Но в перспективе они могут появиться. Поэтому, с моей точки зрения, здесь важен сам процесс. Нельзя терять эту стратегическую перспективу. Скорее всего, договора в ближайшее время не будет, но переговоры могут привести к заключению важных секторальных соглашений в области безопасности, что будет большой удачей для всей Европы. Даже если переговоры будут идти 10, 15 или 20 лет, ничего страшного я в этом не вижу.

С моей точки зрения, развитие событий может пойти по трем вариантам.

Первый вариант — переговоры не начинаются или блокируются разного рода политическими «увязками», и все остается, как есть. Это наихудший сценарий. Он ведет к дальнейшей деградации системы европейской безопасности, к дальнейшему упадку режима контроля над вооружениями и т.д.

Второй вариант — переговоры начинаются и выводят партнеров на секторальные соглашения. Это наилучший вариант. При этом может быть заключена политическая декларация на манер Хельсинкской, что тоже хорошо, поскольку это будет некое «зонтичное соглашение», в рамках которого переговоры могут продолжаться и дальше.

Третий вариант — переговоры идут, однако реальная система европейской безопасности выстраивается вокруг НАТО с участием России. НАТО постепенно трансформируется из закрытого военного блока в миротворческую организацию коллективной безопасности, партнерство с Россией выстраивается через механизм Совета Россия–НАТО и полную реализацию того потенциала, который заложен в Римской декларации.

Мне кажется, что оптимальный и достаточно реалистичный ход событий — это сочетание двух последних вариантов.

Для этого нужно, чтобы Россия пересмотрела свое отношение к НАТО. А Европа, естественно, должна отказаться от «натоцентризма» и совершить интеллектуальное усилие для пересмотра своего отношения к России. При этом мы, конечно, не должны забывать, что важнейшим актором в европейской безопасности являются США, и если с ними удастся договориться, то новая архитектура состоится. Но если из этой архитектуры будет исключена Россия, ничего хорошего не выйдет, потому что все прекрасно понимают, что без Грузии и даже без Украины создать такую архитектуру можно, а без России нельзя.

Нильс Аннен, член бундестага, фракция СДПГ. Я не думаю, что за ближайшие месяцы или годы мы сможем создать какую-то общую конструкцию безопасности. Есть очень сложные проблемы, и мы не ждем, что вскоре Россия пересмотрит решения о признании Абхазии и Южной Осетии. Я думаю, что в обозримом будущем нужно договариваться о совместном договоре. Наряду со многими проблемами, есть фундаментальные вопросы безопасности, которые нас объединяют. Тут совпадают наши интересы. Назову только Афганистан. И я надеюсь, что не только инициатива президента Медведева будет принята, но и что мы будем искать способы ведения переговоров.

Я не совсем понимаю скептицизм российских партнеров относительно работоспособности ОБСЕ. ОБСЕ — тот форум, который может принять инициативы Медведева и расширить диалог. Но мы должны начинать практическую кооперацию для того, чтобы восстановить доверие.

Последние события показали обнадеживающие примеры. Мы только что заключили соглашения о транзите, которые обеспечивают доставку военных грузов на север Афганистана, и здесь мы плотно сотрудничаем с центральноазиатскими государствами. Мы должны говорить друг с другом относительно борьбы с наркотрафиком, потому что мы, немцы, тоже отвечаем за безопасность на севере Афганистана. Это касается и Ирана, и некоторых регионов России. Это обширное поле для сотрудничества, где мы могли бы более активно вести диалог и практическую работу. Когда интересы совпадают, можно быстрее восстановить доверие путем практического сотрудничества вместо того, чтобы постоянно выступать с какими-то чисто политическими лозунгами.

Эрих Райтер, президент Международного института либеральной политики, Вена. Мы сегодня оперируем слишком обширным понятием «безопасность». Все является предметом политики безопасности. Я считаю, что его надо несколько ограничить. Все эти политологические размышления ничего нам не дают. Ведь политика безопасности состоит в том, чтобы распознавать проблемы и риски, посмотреть, какие есть мотивации, и обозначить интересы. И потом сократить причины конфликтов.

Чтобы выяснить причины конфликтов и сократить их число, надо принимать во внимание, что зачастую причиной конфликта является то, что население части территории страны не хочет относиться к этой стране. Эти причины конфликтов не следует замораживать или от них отвернуться. Тут надо действовать индивидуальным образом. Есть территориальные проблемы, которые возможно решить без сепарации, но есть и такие, где это не получается, где восстановление прежнего состояния просто невозможно. Здесь нет норм, нельзя считать, что территориальная целостность неприкосновенна. Принцип «эта земля наша, и только мы решаем, что там должно происходить» — устаревший принцип мышления. В демократическом обществе в долгосрочной перспективе такое невозможно. Поэтому нужно распознавать такие территориальные проблемы на ранней стадии и своевременно, до того, как они станут решаться насилием, принимать меры, в т.ч. не отрицая сепарации, там, где она необходима. Нельзя осуждать каждый факт раздробления государства или выступать против него.

 

 

Карстен Фойгт, МИД ФРГ, координатор германо-американского сотрудничества. Отношения между Евросоюзом и США являются центральными для европейского мира. Россия не является членом Евросоюза, географически Россия — евразийская страна. Но политически и культурно Россия — страна европейская. И мы должны приблизить всех восточных соседей, включая Россию, как можно ближе к ЕС и к НАТО. Конечно, среди членов ЕС и НАТО существуют разногласия относительно политики с Россией, и по этому вопросу трудно представить европейский или германский консенсус.

В конце 1970-х — начале 1980-х гг., после вторжения СССР в Афганистан, когда развернулся кризис между Востоком и Западом, Германия согласилась строить трубопровод, объединяющий Запад с Россией через Польшу, несмотря на возражения США. Сегодня критике подвергается трубопровод «Северный поток», который польские политики часто сравнивают с пактом Молотова—Риббентропа. Но сотрудничество с Россией в энергетике (как и в других областях) является важным элементом нашей концепции безопасности.

Основная стратегическая задача состоит в том, чтобы определить, где мы должны противостоять российским концепциям и где должны работать с Россией как с партнером, вырабатывать совместные решения. Когда речь идет о ядерном нераспространении, о разоружении, где нам нужна поддержка России, мы должны учитывать интересы России, даже если они и не совпадают с нашими. Я против того, чтобы Россия правила в вопросах европейской политики, но и против того, чтобы мы определяли чисто нашу сферу влияния. После Второй мировой войны мы учитывали интересы соседних стран и, тем самым, улучшили стратегическую обстановку. Это дало нам большой выигрыш в области безопасности. Это очень важная концепция, и я надеюсь, что Россия разделяет эту точку зрения.

Объемы торговли ФРГ с Китаем и восточноевропейскими странами значительно больше, чем с Россией, которая занимает в нашем экспорте 9–10-е место. А ФРГ для России — самая главная страна по импорту. Т.е. можно сказать, что Россия больше зависит от нас, чем мы от нее. Но это не наше мнение. Мы говорим о взаимосвязи, а в США — только о зависимости. Говорят о том, насколько мы зависим от энергоимпорта из России, но никогда не говорят о том, насколько Россия зависит от германских технологий в области модернизации промышленности.

Наш важнейший партнер за пределами Евросоюза — США. А самый важный восточный партнер — это как раз Россия. Несмотря на то, что мы больше торгуем с Китаем, по геостратегическим и историческим причинам Россия является нашим важнейшим восточным партнером. Честно говоря, для американцев самый важный партнер — Китай, иногда он даже важнее для Америки, чем НАТО. Для нас Россия является большим приоритетом, чем для США.

Опросы показывают, что восприятие России немцами психологически сильно отличается от ее восприятия восточноевропейцами, которые до сих пор боятся России. Так, среди германской элиты преобладает мнение, что Россия ставит на первый план национальные интересы, когда речь идет о борьбе с терроризмом. Большинство думает, что Россия не играет конструктивной роли в Совете Безопасности. Только 29% опрошенных выступают за членство России в НАТО. Но, с другой стороны, 89% выступают за тесное российско-европейское сотрудничество и даже хотели бы включить Россию в европейскую региональную политику, несмотря на все ее недостатки. Месяц назад Институт Форбса опубликовал интересную исследовательскую работу. 90% респондентов говорили о социальной несправедливости в России, 87% негативно относились к политике российской власти, многие говорили о том, что российская политика отличается непоследовательностью. Но эти же опрошенные характеризуют россиян как щедрый, гостеприимный, эмоциональный и любящий мир народ. Только 5% думают, что Россия не играет для нас роли. 61% считают, что Россия является для нас важнейшим партнером, 76% говорят, что трубопровод «Северный поток» обеспечит большую безопасность энергопоставок, 80% полагают, что трубопровод может доставлять газ в другие европейские страны. То есть многие американцы считают, что опасно иметь такую зависимость от российских энергопоставок, но сами немцы убеждены, что это важный элемент в экономических связях между нашими странами.

Германское правительство исходит из того, что необходимо сотрудничать с Россией, чтобы решать международные проблемы и развивать доверие. Германия заинтересована в развитии стабильной демократии в России, и развитие здесь авторитаризма беспокоит нас так же, как и американцев. Но немцы не поражены этим авторитарным развитием. Немцы, испытавшие на себе «веймарский синдром», ожидали, что такой синдром будет иметь место и в России. После Первой мировой войны среди немцев преобладала убежденность, что европейские соседи заинтересованы в ослаблении Германии. Они хотели восстановить так называемые германские ценности, укрепить Германию, и это привело к развитию авторитаризма. Такая же психология наблюдается в некоторых случаях в России. Россия рассматривает расширение НАТО как ущемление своих интересов и как угрозу. Партнеры НАТО, конечно, имеют другое мнение. Расширение НАТО и ЕС является, конечно, положительным вкладом для развития Европы, но только в том случае, если будут работать совместные с Россией структуры. Вот эта концепция создания совместных структур была ослаблена в последние годы. И мы всегда говорили в нашем диалоге с Россией, что хотим развивать конструктивную политику, особенно в том, что касается наших меньших соседей. И, конечно, внимательно следим за процессами ущемления наших меньших соседей со стороны России и исходим из того, что партнерские отношения между нашими двумя странами должны строиться не только на взаимном уважении, но и на уважении интересов малых государств.

И мы очень надеемся, что будем тесно сотрудничать с новой администрацией США над улучшением наших отношений с Россией. Содержание этого сотрудничества: борьба с ядерной угрозой, Иран и Афганистан, система ПРО в Центральной Европе. Проблемы энергетики и энергобезопасности, экономическое использование ресурсов Арктики. Мы, немцы, особенно заинтересованы в том, чтобы восстановить систему контроля над вооружениями, и в создании корпоративной системы безопасности, как она была рассмотрена и развита ОБСЕ. В этом контексте предложения Медведева дают новые возможности.

Но вопросы безопасности — это не единственные вопросы, которые нас волнуют, мы должны взаимодействовать в области изменения климата и экологии.

Есть скептицизм в отношении демократии в России, но я думаю, что новые возможности в создании партнерства его перевешивают. Желание демократии — это общечеловеческая ценность, все к этому стремятся. Но демократия — это еще и общекультурная ценность, поэтому для ее установления требуется время. И мы должны шаг за шагом развивать культуру демократии.

Владимир Воронков, глава департамента МИД России. Считаю выступление г-на Фойгта очень правильным, потому что оно во многом построено на психологическом восприятии России. Если наши западные партнеры не будут понимать восприятие Москвой происходящих внешнеполитических процессов с учетом этого фактора, то идея Медведева будет реализовываться с большими сложностями. Последние годы Россия чувствует себя субъектом, а не объектом внешней политики. Она окончательно состоялась как государство несколько лет назад, когда мы стали понимать, что такое Россия в системе международных координат и какой должна быть внешняя политика России. И в этом принципиальное отличие от 1990-х годов. Тогда Россия была не столько слаба, сколько искала свое место как новое государство, в условиях господствовавшего основного тренда на евроатлантическом пространстве. Тогда большинство стран, освободившихся от коммунизма, стремились как можно скорее присоединиться к НАТО, а затем — к ЕС. И надо сказать, что именно эгоизм Запада, когда России стали предлагать встать в общую очередь на получение членства в этих организациях, вместо того чтобы принять во внимание уникальность России как страны, сыгравшей главную роль в разрушении коммунизма, и привел в конечном счете к смене вектора в российской внешней политике.

Сейчас реальность иная. Россия осознала свои возможности и окружающую действительность как самостоятельный и самодостаточный международный актор. Некоторые западные аналитики пробрасывают мысль, что нынешний глобальный кризис заставит Россию вернуться к политике 1990-х. Это ошибочное суждение. Каковы бы ни были цены и спрос на нефть и газ, Россия уже прочно вмонтирована в глобальную экономику и в состоянии обеспечить внутреннюю устойчивость. Г-н Фойгт высказал абсолютно правильную мысль: есть сотрудничество США с Китаем, и цена этого сотрудничества, если его выразить в торгово-экономическом обороте 2008 года, составила 412 млрд. долларов. Наше сотрудничество с ЕС в 2008 году достигло 392 млрд. долларов. Эти сопоставимые экономические реалии говорят о том, что Россия экономически очень тесно связана с Евросоюзом. Причем Россия действительно больше зависит от Евросоюза, чем Евросоюз от России. Но почему-то в пропаганде, во всем, что сопутствует торговле, все пугают зависимостью от России.

Я думаю, что мы в состоянии обеспечить внутреннюю устойчивость на обозримую перспективу. Да, есть проблемы, наша экономика мало диверсифицирована, но мы это видим и пытаемся решать, причем в контактах с нашими западными коллегами, исключительно на равноправных и взаимовыгодных условиях. Есть факторы, которые усложняют сотрудничество, — та же коррупция. Но борьба с ней — один из приоритетов нынешнего президента. Так что проблемы есть, но процесс идет и будет идти.

Имеет место стереотип, что Россия пытается заполучить право вето на расширение НАТО. Да не стремимся мы к такому праву, мы реалисты. Мы говорим о том, что расширение НАТО ущемляет наше оборонное право. Инфраструктура НАТО продвигается к границам России. Любой ответственный политик в любой стране, планируя оборонную политику и доктрину, должен этот фактор принимать во внимание. Хотя в опубликованной неделю назад Стратегии безопасности РФ о прямой военной угрозе со стороны НАТО не упоминается. Но планировать такие вещи надо, потому что мир наш нестабильный, могут быть разного рода катастрофы. Ясно, что Россия в предсказуемом будущем сохранит свой статус самостоятельного внешнеполитического фактора. Поэтому для России, а также для тех государств, которые не будут членами НАТО и Евросоюза, нужна надежная, основанная на твердых юридических нормах, равная и неделимая безопасность.

В чем суть предложений Медведева? Договориться или передоговориться об обязательствах, посмотреть, что уже принято. Выдумать что-то новое мы уже не сможем. В Европейской хартии содержится практически весь необходимый набор инструментов, просто документ мертвый. Так, в Платформе по совместной безопасности 1999 года перечислены параметры отношений между международными организациями при лидирующей роли ОБСЕ. Эти наработки могут быть использованы для того, чтобы создать новую, отвечающую запросам сегодняшнего дня структуру безопасности.

Реализация инициативы Медведева позволит и нам, и Западу не отвлекать дополнительные ресурсы на дорогостоящие упражнения, взятые из арсенала «холодной войны», и создать благодаря этому необходимую атмосферу доверия и взаимопонимания.

Почему российская сторона исходит из необходимости сосредоточиться на сфере твердой безопасности, имея в виду возможный договор о евробезопасности? Со стороны наших партнеров говорится о всеобъемлющем подходе. Мы не против такого подхода. Если Европа будет снабжаться российским газом без всяких чрезвычайных ситуаций, это тоже будет вклад в создание этой новой архитектуры. Так же, как права человека. Российская сторона никогда не ставила под сомнение свои обязательства в области прав человека. Это тоже какой-то стереотип, который родился из-за того, что какие-то элементы нашей демократии казались нашим партнерам недостаточными. Мы эти проблемы обсуждаем в Совете Европы. И мы могли бы реализовывать идею о всеобъемлющей безопасности в гуманитарном контексте на площадке Совета Европы, которая в последнее время незаслуженно забыта. США и Канада, являясь наблюдателями в этой организации, могут быть частью этой дискуссии.

Но почему все-таки «твердая безопасность»? На евроатлантическом пространстве в реальности существуют два уровня обязательств в этой сфере. Для стран НАТО — это юридические обязательства в области неделимости и безопасности, а для остальных членов ОБСЕ — эти обязательства политические. И они порой вступают в противоречия.

И в чем, хочу еще подчеркнуть, еще ценность идеи Медведева? На евроатлантическом пространстве утрачен навык серьезного ведения дискуссии по глобальным проблемам безопасности. Последний документ такого уровня, который удалось согласовать, была Римская декларация, определяющая основы взаимодействия Совета Россия—НАТО (2002 г.), а в нашем быстро меняющемся мире фундаментальный переговорный процесс не должен прекращаться. Да, есть ОБСЕ, многие сегодня говорили, что это площадка, которая для этого и должна служить. Я проработал в этой организации 7 лет, и могу сказать, что эта организация в угоду политической целесообразности была очень сильно деформирована по сравнению с 1990-ми годами. Не секрет, что ЕС какое-то время очень активно использовал эту организацию как подготовительный класс для стран-кандидатов. По мере того как эти страны получали билет в Евросоюз, интерес Брюсселя к ОБСЕ ослабевал. Довольно быстро стало ясно, что таким образом решаются утилитарные задачи. Но это подрывало престиж ОБСЕ как универсальной организации в области безопасности.

Президент России очень четко говорит: «Мы не предлагаем упразднить НАТО или создать альтернативу ОБСЕ… Необходимы общие правила игры для всех политических институтов. Полагаем при этом, что несущей конструкцией политического единства в Евроатлантике могло бы стать эффективное взаимодействие между Россией, Евросоюзом и США». Это философия, это идея, которую можно осуществить лишь общими усилиями стран Евроатлантики.

Кен Гуде, Центр за американский прогресс, Вашингтон. Мне хотелось бы в своем выступлении отметить те изменения, которые произошли в США.

США находятся сейчас на переломном этапе. После «холодной войны» в мире было много кризисов, и США сегодня имеют плохой авторитет. Но новое правительство не преследует цель только исправлять то, что было, оно стремится создавать базу новой внешней политики США. И все наши партнеры — ЕС, европейские страны — должны использовать эту возможность и брать на себя ответственность за мир. Еще слишком рано ожидать каких-то коренных изменений, например, в афганском конфликте или внутри НАТО. Но очень важно, чтобы мы нашли средства и пути для того, чтобы разделить ответственность и всем вместе внести свой вклад в мир и справедливость на нашей планете. Может быть создана такая структура безопасности, которая охватывает 2–3 уровня, где другие страны тоже будут играть важную роль и брать на себя также и какие-то военные обязательства. Но для всех членов НАТО безопасность гарантируется в равной степени, поэтому я думаю, каждой стране нужно прилагать усилия для того, чтобы разделить это бремя.

О предложении г-на Медведева. Мне кажется, что он искренне хочет сотрудничать в процессе расширения безопасности в Европе. Но важно разработать детальные предложения. И эта программа из 10 пунктов, представленная российским МИДом, и их детальное разъяснение будет важным вкладом в этот процесс. Переговоры действительно нужны. Но у США нет энтузиазма пересматривать общие принципы безопасности Евроатлантического региона. Не думаю, что от них следует отказываться. Как и нельзя отделить нашу безопасность от наших ценностей.

Что же в настоящее время происходит в США? Правительство Буша сделало много ошибок и приняло такие политические решения, которые не совпадали с американскими ценностями. Обама хочет многое исправить. Это Ирак, где он пытается как можно скорее сократить те страдания, которые там причинялись. Это закрытие тюрьмы в Гуантанамо. Это проблемы, связанные с изменениями климата и сокращением вредных выбросов.

Обама действительно внес большие изменения в восприятие Америки. Но американская политика сравнима скорее с огромным океаном, чем с гоночным автомобилем. Нужно время для того, чтобы осуществить изменения. США в корне изменятся, даже если пока эти изменения не сильно видны. Политика Обамы принесет свои плоды через некоторое время, если в США не отвергнут его подход. Мне хотелось бы пригласить наших партнеров и союзников использовать эту возможность в новой американской политике. Воспримите обещания президента серьезно и воспользуйтесь теми возможностями, которые предоставляются сегодня, для того чтобы создать новую систему безопасности.

Хотелось бы затронуть еще одну деликатную тему — отношение к ПРО. Министр обороны Гейтс обсуждал эту тему, будет ли какой-то результат у этих переговоров — не знаю. Пока дискуссия не привела к каким-то видимым результатам, но ведь это уже очень важный поворотный пункт по сравнению с позицией прошлого правительства в отношении ПРО. И мне кажется, нужно как можно более детально обсудить эту тему, независимо от позиции прошлого правительства.

Алексей Денисов, заместитель директора ИСОА. Анализ ситуации, которая складывается в сфере безопасности, говорит о системном характер угроз, перед которыми оказалось сегодня и глобальное сообщество, и Большая Европа, и отдельные ее страны, включая Россию. Как и о том, что в наши дни, почти через 20 лет после завершения «холодной войны», уровень безопасности заметно понизился.

Тому есть объективные причины. Среди них появление и рост новых угроз, угрозы со стороны т.н. слабых государств и со стороны экстремистских организаций, способных овладеть ядерным или другим оружием массового поражения. Изменились весовые коэффициенты традиционных военных угроз. Расширился спектр угроз, далеко выходя за привычные рамки военной сферы. Сегодня, оценивая состояние безопасности, нельзя обойти сферу экономики, энергобезопасность, экологию и др.

Но есть и субъективные причины. В снижение уровня общеевропейской безопасности внесли свой негативный вклад отдельные особенности тех взаимоотношений, которые складывались между Россией, ЕС и США. Уровень безопасности в Европе сегодня мог бы быть значительно выше, если бы все три указанные центра влияния в большей степени учитывали интересы других стран, проявляли бы большую гибкость в поисках компромиссов.

К сожалению, эйфория первых лет после завершения периода «холодной войны» очень скоро сошла на нет, и некоторые наши западные партнеры действовали в духе триумфализма. Запад взял курс на установление своего влияния на всем постсоветском пространстве, не оглядываясь на Россию, в тот момент ослабленную масштабными и плохо подготовленными перестроечными процессами. И каков же результат?

Сегодня практически все российские эксперты сходятся в том, что архитектуре мировой безопасности необходима серьезная модернизация. И большинство убеждены в том, что основной геополитический вектор развития России должен быть направлен в сторону Запада. Расхождения лежат лишь в путях и способах реализации такой политики. Но спор обостряется еще и тем, что ни США, ни Западная Европа, если судить по большому счету, не внесли в этот процесс почти ничего позитивного и в общем-то не очень заинтересованы в возрождении России, в ее полномасштабной и полноправной интеграции в общеевропейские процессы. Все, что от нас требуется, — обеспечить на приемлемых условиях бесперебойную поставку для Европы энергоресурсов и прекратить предъявлять какие-либо права на влияние на постсоветском пространстве. События последнего года — кавказский кризис и, особенно, глобальный финансово-экономический кризис — привели к усилению того процесса, который наши дипломаты назвали кристаллизацией евроатлантической политики и который своим следствием имеет еще большую разбалансировку системы общеевропейской безопасности, усиливающееся неравенство национальных безопасностей. В этом причина усиления риторики и тенденций «холодной войны».

Поэтому, коль скоро на нашем форуме идет речь о новом европейском миропорядке, жизненно важной частью которого должна стать модернизация или даже реформирование системы безопасности для Большой Европы, то всем нам нужно, в первую очередь, постараться устранить факторы, влияющие на дальнейшую разбалансировку безопасности, или, по крайней мере, максимально ослабить их влияние.

В этой связи я хотел обратить ваше внимание, что недавно президентом России утвержден общенациональный документ «Стратегия национальной безопасности РФ до 2020 года». Этот документ в общих чертах определяет тот вклад, который может и рассчитывает внести Россия в обеспечение общеевропейской безопасности. В нем же отмечается и ряд угроз, связанных с политикой наших европейских и американских партнеров, негативно влияющих на безопасность России. В частности, отмечается, что опора в евроатлантическом регионе только на НАТО является ошибочной и, вкупе с несовершенством международно-правовой базы, усиливает несостоятельность глобальной и региональной архитектуры международных отношений, создает угрозу международной безопасности. Это, в частности, повышает вероятность рецидивов односторонних силовых подходов к решению сложных межгосударственных проблем. Россию также беспокоит реализация Соединенными Штатами концепции глобального молниеносного удара с использованием стратегических носителей с неядерным оснащением, причем эта угроза возрастает с сокращением ядерных СНВ.

К сожалению, влияние этих факторов на национальную безопасность рассматривается нашими странами с разных полюсов. США и Европа видят в нем надежную опору обеспечения безопасности, но только собственной. И эта односторонность серьезно беспокоит российское общество, т.к. она способствует возрождению и росту рецидивов «холодной войны», провоцирует новую гонку вооружений, в которую Россия никак не хотела бы ввязываться.

В целом Российская Федерация выступает за всемерное укрепление механизмов взаимодействия с Евросоюзом, включая последовательное формирование общих пространств в сферах экономики, внешней и внутренней безопасности, образования, науки и культуры. Долгосрочным национальным интересам России отвечает формирование в Евроатлантике открытой системы коллективной безопасности на четкой договорно-правовой системе. И для начала можно было бы создать некую рабочую группу, которая занялась бы на официальном уровне определением системы угроз, оценкой их приоритетности и выработкой соответствующих рекомендаций.

Петер Рудольф, Институт безопасности и международной политики, Берлин. Несколько слов по вкладу США, Германии и России в евробезопасность. Не думаю, что США сделают очень большой шаг в этом отношении, особенно учитывая их прагматичный подход и опору на имеющиеся европейские институты. А Европа, конечно же, играет второстепенную роль. О совместном вкладе России и ЕС можно говорить с учетом того, что это принесет пользу в каких-то определенных регионах. Один из вызовов, с точки зрения американцев — это вызов России, которая является одним из основных источников энергоснабжения и, в целом, важным элементом всего международного сотрудничества.

Основная проблема отношений Америки и России — это политика по отношению к тем странам, которые находятся на периферии России (или же на периферии Европы). Нужно уважать интересы российской безопасности, но также нужны и либеральная политическая культура, и соблюдение политических интересов периферийных стран. Таким образом, нужны определенные правила взаимодействия для этого региона.

Несколько замечаний по поводу российско-американской политики в отношении безопасности в Европе. В конце правления Буша, можно сказать, у США не было никакой четко сформулированной политики по отношению к России, потому что Россия для США была неважна. Выбирались только какие-то отдельные сферы — нераспространение, Ирак и т.д., но четкого определения приоритетов не было, считалось, что Россия образует противовес США и хочет ограничить влияние США. Но если проанализировать дискуссии последних 2–3 лет, то в американской политике по отношению к России можно выделить три направления, которые мне хотелось бы связать с новым правительством Обамы.

Во-первых, есть представители нового сдерживания, которые связывают российскую внешнюю политику с внутренней: Россия становится более авторитарной внутри, поэтому более агрессивно и наступательно действует вовне. Американская политика, которая, по их мнению, должна основываться на большем расширении НАТО, администрацией Обамы, скорее всего, не будет проводиться.

Другие говорят, что Россия — крупная держава, всегда преследующая свои интересы, стремящаяся расширять сферы влияния. Поэтому речь должна идти о регулировании отношений двух великих держав. Но так считает меньшинство, потому что в США вопрос ценностей играет важную роль.

И есть третье направление, представители которого делают ставку на сотрудничество с Россией, на взаимодействие во всех сферах. Поворот к конфронтационной, более жесткой линии отвергается. Но отказаться в открытую от расширения НАТО трудно. Тем не менее, у представителей этого направления имеется понимание интересов России, и в первую очередь ответственность Евросоюза за отношения с Украиной, с Грузией. И Обама очень хорошо представляет этот путь по отношению к России.

Обама — первый президент, который воспринимает международную политику как ту сферу, где военная сила играет меньшую роль. Это президент, который не видит геополитической перспективы Европы. В нынешней администрации не говорится очень многое из того, что говорилось 20 лет тому назад, например, в администрации Клинтона или Буша. Я согласен, что новое руководство США имеет совершенно другую позицию, мы слышали об использовании институтов, например, Совета Россия — НАТО. И мы действительно наблюдаем поворот в восприятии Америки самой себя. Смогут ли эти новые принципы полностью изменить стиль американской политики — вопрос другой.

Что касается европейской безопасности, то здесь очень трудно определить, куда пойдет практическая политика России. Пока что речь идет о заявлениях, о декларациях насчет Европы и России. Иран будет испытательной площадкой в этом отношении, действительно показательным примером того, как будет проходить сотрудничество России и США и по сокращению ядерных вооружений, и по нераспространению.

Что касается предстоящей конференции по рассмотрению ДНЯО. Если будет заключен новый договор по СНВ и работа конференции будет успешной, думаю, произойдут изменения и в отношениях России и США.

Второй момент — это то, что США не может сотрудничать с Россией и одновременно расширять НАТО. Это невозможно объединить в одной политике, значит, нужен более широкий подход, который будет разрабатываться в рамках сотрудничества, нужна более широкая кооперация между отдельными странами, между отдельными сферами политики. Мы много слышали сегодня от господина Эрлера, что Обама — новый шанс для формулировки новой внешней политики США, для новых взаимоотношений США с Россией, с Европой. Я думаю, что здесь возникает новое мышление. Вижу, что и российская сторона тоже подает в этом отношении большие надежды. И надеюсь, что сообща мы сможем ответить на вызовы и решить возникающие проблемы.

 

 

Ульрих Бранденбург, постоянный представитель Германии в НАТО. Мы все в настоящий момент страдаем, прежде всего, от экономического и финансового кризиса, зачем нам тогда дискуссия о евробезопасности? Речь, в первую очередь, идет о России. И мне хотелось бы высказать некоторые замечания как человека со стороны Запада. Это фантомные боли потерянной империи, наши российские друзья сами себя ограничивают и изолируют. Речь идет о постсоветских соседях, о негативном восприятии НАТО и т.д. На Западе многие именно так воспринимают позицию России. Поэтому доверие к ней несколько утеряно. Мы связаны друг с другом экономически, это показал кризис, политически мы тоже связаны, хотя и меньше. В Европе отношение к России несколько иное, чем в других регионах мира. Здесь приходится думать о военной безопасности, которая играет очень важную роль. Это касается позиций российского руководства и стран Восточной Европы, наших союзников. Видимо, это последствия той конфронтации, которая длилась в течение нескольких десятилетий.

Г-н Воронков утверждал, что Парижская хартия, Платформа для безопасности Европы — это мертвые документы. Я раздумывал над этим: есть ли здесь действительно проблема со структурой или, может быть, это проблема недоверия. Если бы у нас были другие структуры, возможно, у нас была бы и другая ситуация с кризисами, которые разразились в последние месяцы. Поддерживая Заключительный акт Хельсинки, принципы самоопределения, территориальную целостность, ненарушения границ и возможность свободного выбора альянса, я не думаю, что кто-то хочет вернуться в ту ситуацию, которая была до этих соглашений, в тот порядок, в котором были какие-то сферы влияния.

В последнее время число конфликтов между Россией и Западом, где сталкивались их интересы, увеличилось. Это ДОВСЕ, независимость Косово, желание Грузии и Украины вступить в НАТО. И, в конце концов, кризис в Грузии — одно из звеньев цепочки, приведшей нас к этим событиям и к предложениям российского президента.

И поэтому нужно учитывать существующие реалии. Для меня было удивительным, что до и после конфликта в Грузии были вынуты из шкафа стереотипы «холодной войны». И несозыв Совета Россия—НАТО мы рассматривали как подарок России. Это была абсолютно абсурдная гонка отказов с одной и с другой стороны.

В НАТО есть также группа, и не очень маленькая, которая противостоит этой тенденции. Эта группа поддерживает выбор американцами Барака Обамы. Мы видим, насколько климат в Европе зависит от отношений США и России, в положительном и отрицательном смысле. Несколько недель назад были возобновлены переговоры по СНВ. Удастся ли нам сократить стратегическое ядерное оружие? Нужен также адаптированный договор об обычных вооружениях. Долгое время НАТО отказывался от переговоров по этому договору, а в 2007 году последовал отказ России от этого договора. Греция и теперешний председатель ОБСЕ созывают всех в Корфу 27–28 июня, там же впервые после конфликта в Грузии пройдет встреча Совета Россия—НАТО на уровне министров иностранных дел. Есть шанс начать процесс, который будет основываться на прагматичном подходе.

О восстановлении отношений ЕС—Россия. Мне хочется сказать об СПС, о сотрудничестве в сфере энергетики, энергоэффективности, защите климата, преодолении экономического кризиса, более тесной кооперации в сфере политики безопасности и оборонной политики, там, где есть общие интересы у ЕС и России. Небольшой, но важный шаг — участие России в операции ЕС в Чаде. Нам необходимо также восстановить взаимоотношения России и НАТО, нужно опять вступать в диалог.

Назову несколько сфер сотрудничества, в которых мы должны его восстановить. Это участие в морских операциях в Средиземноморском регионе, борьба с пиратством, сфера разоружения, сотрудничество в сфере логистики при снабжении операций в Афганистане, менеджмент кризисов, нераспространение ядерного оружия в связи с терроризмом, совместная борьба с распространением наркотиков, ПРО и обсуждение американских планов ПРО в Европе, сотрудничество в Черноморском регионе.

Какую роль играет НАТО? Сама эта организация не может многого сделать, здесь каждый отдельный член должен вносить свой вклад, но НАТО — важный инструмент достижения консенсуса, и России не нужно делать ставку только на двусторонние отношения, без учета роли НАТО. Речь идет о практических шагах в рамках процесса, в котором участвуют все. Мы зависим друг от друга не только экономически, но также в плане безопасности. И у нас должен быть широкий спек

Цена: 0 руб.

---

Назад

Заказать