Ценностная и технологическая составляющие в политике
НОМЕР ЖУРНАЛА: 36 (2) 2009г.
РУБРИКА: Актуальная проблема
АВТОРЫ: Шелистов Юрий
Значительная роль политических технологий в политике ставит проблему сохранения в ней и в системе саморегуляции социально-политических процессов ценностной составляющей. Политические технологии все более разрушают соотносящийся с ценностно-нормативной основой смысл социального действия.
В настоящей статье делается попытка определить происхождение технологизма в политике и перспективы решения проблемы сохранения в ней ценностной составляющей.
По замечанию А.С.Панарина, в современной политике все более явно укореняется отождествление легитимного с эффективным, достижительным, технологичным. По нашему мнению, истоки такой ситуации кроются в рационализме Нового времени, который распространяет на все социальные сферы ценностно нейтральную рациональность. Развернутое обоснование этой рациональности применительно к социально-политической практике содержится в либералистских концепциях британских философов Нового времени.
Автор одного из вариантов концепции правового государства Т.Гоббс выводил возможность правового государства из представлений о естественном праве как праве на все и одновременно праве ни на что, когда «каждому принадлежит то, что он может потребовать, и именно столь долго, сколько он это может удерживать». Это состояние войны всех против всех, в котором «ничего не может быть несправедливым». Понятия права и бесправия, справедливости и несправедливости здесь неуместны. «Где нет общественного насилия, там нет закона, где нет закона, нет несправедливости».
Разум, благодаря которому люди переходят к мысли о самоограничении собственной свободы и заключении общественного договора ради преодоления бесправия и делегируют свои «естественные права» суверену, защищающему договор, обусловлен ценностно нейтральной способностью расчета. Основной мотив, которым руководствуется такой разум, — правильно понятый эгоистический интерес. Хотя общественный договор, по Гоббсу, возможен благодаря свободе личности, это не свобода внутреннего самоопределения, а свобода произвола, которая может быть определена извне — аффектами или расчетом связанных с обстоятельствами выгод и невыгод.
Разум у Гоббса чисто стратегический, инструментальный разум, поставленный на службу цели самосохранения индивида. Принцип обоснования морали («золотое правило морали») Гоббс строит на основе принципа взаимообмена: «В случае согласия на то других, человек должен согласиться отказаться от права на все вещи в той мере, в какой это необходимо в интересах мира и самозащиты, и довольствоваться такой степенью свободы по отношению к другим людям, которую он допустил бы у других людей по отношению к себе». Противоречивость концепции ученого заключается в том, что рациональность собственного интереса может вести к нарушению заключенных договоров, которых, согласно Гоббсу, необходимо придерживаться. Ведь логика соблюдения собственного интереса заставляет придерживаться договора только в той степени и тогда, когда это выгодно. Поэтому гарантией соблюдения общественного и других договоров выступают власть и насилие суверена. Концепция Гоббса не позволяет обосновать недопустимость аморальных договоров (направленных против третьих лиц), полезных договоров с криминальным содержанием, паразитарного использования правового порядка.
Концепции ценностно нейтральной рациональности Гоббса и других британских философов XVI–XVII вв., как представителей либерального направления, отразили утилитаризм этических принципов современного им буржуазного сословия, заинтересованного в развитии правового государства и рыночной экономики.
Рефлексия ценностно нейтральной рациональности в конце XIX — начале ХХ в. была развита М.Вебером, который сформулировал идею комплиментарности ценностно нейтральной и ценностной рациональностей. Противоречия этих двух типов рациональности, по его мнению, непреодолимы; для современного мира конфликт между «этикой убеждений» и «этикой ответственности» неизбежен. При этом «расколдовывание мира», происходящее в европейской культуре, постепенно вытесняет ценностную рациональность, замещая ее целерациональностью, покоряющей социальное пространство благодаря своей эффективности.
В ХХ в. господствующая в западной философии и общественной мысли идея комплиментарности не оставляет места ценностно релевантной этике ответственности. Тем не менее, возникали концепции, нарушающие данную тенденцию. Среди таковых может быть названо либерально-консервативное учение И.А.Ильина о праве и государстве, согласно которому «благородство правосознания» и «духовный ценз» для властвующих являются необходимыми содержательными — наряду с формальными — гарантиями надлежащей организации власти в государстве: «власть должна принадлежать лучшим людям». В соответствии с «аксиомами власти» Ильина, власть должна осуществляться лучшими людьми, удовлетворяющими «этическому и политическому цензу»; политические программы могут включать в себя только такие меры, которые преследуют общий интерес; эти меры должны быть внеклассовыми и даже сверхклассовыми, равным образом избегая включения частного, личного интереса; программа власти может включать в себя только осуществимые меры и формы (иначе они будут химеричны и утопичны).
В рамках коммунистической идеологии также была предпринята попытка придать этическое содержание социальной практике. Интеграция в ней двух видов рациональности обернулась рождением тоталитарной социальной системы, устранившей противоречие между общественной и частной рациональностью устранением последней.
Попытка защитить либеральные ценности от тоталитарных идеологий предпринимается в концепции критического рационализма К.Поппера, в котором оценки и нормы заменяются ценностно нейтральными процедурами проверки их приемлемости.
Британский мыслитель разработал концепцию «открытого общества» и выдвинул свое понимание социальной инженерии. Ее Поппер считает целенаправленным изменением социальных институтов, основанным на знании законов исторического развития и предсказании возможных результатов преобразований. Согласно Попперу, «полное переустройство» общества невозможно из-за нетехнологичности таких попыток, стремление осуществить такое переустройство он называет утопической инженерией, доказывает, что это худший случай манипулирования, и видит происхождение утопической инженерии в платоновском подходе к политике. В противоположность утопической существует рациональная социальная инженерия, или постепенная, поэтапная инженерия. Поэтапная инженерия предполагает, что систематическое преодоление страданий, несправедливости и войн предпочтительнее, чем борьба за воплощение идеала. «Общественная жизнь так сложна, что лишь немногие, а быть может, вообще никто, могут оценивать проекты широкомасштабной социальной инженерии — иначе говоря, решать вопросы, осуществим ли такой проект, приведет ли он к действительному улучшению, какого рода возможные страдания могут наступить в процессе его воплощения, каковы средства его реализации».
В поэтапной инженерии проекты относительно просты и затрагивают, как правило, какое-либо одно социальное учреждение — например, здравоохранение, обеспечение занятости, арбитражный суд, построение государственного бюджета в условиях экономического спада или систему образования. Такие проекты содержат меньший риск, вызывают меньше споров, прийти к соглашению по ним легче, чем пытаться определить бесспорное идеальное благо и приемлемые для всех пути его достижения. Метод частных социальных решений позволяет использовать для своей реализации разум, а не страсти и насилие, достигать разумного компромисса и улучшать существующую ситуацию с помощью демократических методов.
Поппер не критикует сам идеал и не опровергает его достижимость. Критикуя утопическую инженерию, он критикует проекты переустройства общества в целом — «проекты весьма основательных изменений, практические последствия которых трудно предусмотреть, опираясь на наш ограниченный опыт».
Технология частных социальных решений позволяет проводить эксперименты вновь и вновь, допускает все новые реорганизации, дает возможность выискивать и исправлять ошибки. Именно так, по убеждению Поппера, а не путем утопического планирования или исторических пророчеств, сфера политики сможет обогатиться научным методом, «так как тайна научного метода состоит всего лишь в готовности учиться на ошибках: Во всех делах мы можем обучаться только методом проб и ошибок, впадая в заблуждения и исправляясь».
Данные идеи Поппера лежат в основе его концепции «открытого общества», в котором решения принимаются на основе критического обсуждения аргументов. В критическом рационализме ученого двигателем прогресса является демократическая реформа общества, возникающая в процессе постоянной самокритики и понимаемая как антитеза революционной практике. По его мнению, общество должно совершенствоваться путем внедрения обоснованных наукой технологий, основой критической теории общества у него становится социальная технология и демократическая процедура.
Русский мыслитель И.А.Ильин также указывал на пагубность «политического максимализма» и «дурной дальнозоркости» в политике. В каждый данный исторический момент политик может осуществить лишь известную часть того, что необходимо для общего блага, и только эту часть он должен включить в «программу дня». «В общественном и политическом развитии есть своя необходимая последовательность, которою нельзя пренебрегать безнаказанно, и если партии начинают пренебрегать ею, то они вступают на путь злосчастных нелепостей и губят государство», — писал он. Однако, по его мнению, «политика в ее истинном значении творится лучшими, существенными и глубочайшими силами души, т.е. духом… она должна не попирать, а блюсти законы духа. Духовным называется такое состояние души, которое является восприятием, переживанием и осуществлением верховной, объективной ценности».
В учении И.А.Ильина целевая и ценностная рациональности не противопоставлены: авторитет положительного права и создающей его власти покоится не только на общественном договоре («на общественном сговоре»), не только на признанных полномочиях законодателя, не только на «внушительном воздействии приказа и угрозы», но «прежде всего» на духовной правоте. «…духовная верность творимого права является всегда лучшим залогом того, что авторитет права и власти будет действительно признан правосознанием народа и что их политическая прочность соединится с жизненною продуктивностью», — подчеркивал И.А.Ильин.
Система Поппера опирается на достижение консенсуса в демократическом обществе путем достижения баланса интересов, а политические решения аналогичны научным гипотезам, которые должны подлежать критике и иметь возможность быть пересмотренными. Политико-правовая система государства должна быть подчинена логике постепенной адаптации к меняющимся условиям социально-политической и социально-экономической жизни. Двигателем изменений выступают интересы субъектов политического и экономического взаимодействия, разумное согласование которых позволяет проводить постепенное реформирование социально-политического порядка.
В этом смысле политические технологии выступают тем элементом политической системы, в котором концентрируются ее «точки роста» — место для апробации и возможной последующей институциализации новых, более эффективных способов достижения политических целей и адаптации всей системы к новым условиям. Политические технологии являются сферой рисковой деятельности, неэффективность и/или девиантность (несоответствие моральным и правовым нормам) которой также являются стимулом для критического пересмотра и трансформации политико-правового пространства.
Однако проблема состоит в том, что политические технологии, выполняя функцию адаптации политической системы к потребностям социума наиболее рациональными и эффективными путями, как правило, служат интересам ограниченного круга политических акторов, подрывая принципы социальной справедливости и, следовательно, истинную легитимность. В выстроенных в соответствии с либералистскими представлениями системах процесс формирования социально-политического порядка отдается стихии свободного взаимовыгодного обмена, «невидимой руке рынка» (экономического и политического), спонтанности, упорядочиваемой лишь необходимостью согласования интересов.
Согласно либеральной доктрине, главным критерием легитимности в условиях конституционных демократий выступает соблюдение индивидуальных прав, следование принципу политической нейтральности. Индивиды, как таковые, обладают правами, выступающими в качестве ограничений, которые налагаются на правительство и других лиц и контроль над которыми осуществляется обладателями этих прав. Данные права принадлежат им изначально, не вследствие некоего общественного договора, не из соображений общественной полезности, не в силу традиции или Божьего промысла, а в силу того, что они обладают неким «собственным» качеством (моральной независимостью, человеческим достоинством), благодаря которому они и являются носителями прав. Индивидуальная автономия, моральный эголитаризм, универсализм рассматриваются либералами как неотъемлемые составные части представления о правах.
Одно из допущений, на которых зиждется тезис о правах, состоит в том, что отстаиваемые индивидами ценности, включая их права, имеют силу лишь постольку, поскольку в их пользу могут быть приведены доводы перед лицом иных моральных систем.
Все ценности суть ценности индивидов. Если нечто имеет ценность для сообщества, следует доказать, что это же является ценностью и для индивидов. Права составляют ядро концепции справедливости, позволяющей подтвердить притязания на легитимность любых современных государственных устройств. Закон и политические решения обязательны в той степени, в какой они уважают права индивидов; отсюда приоритет права или справедливости по отношению к благу.
Идеалы моральной независимости и саморазвития индивида в либерализме основаны на атомистическом, абстрактном, в конечном счете, внутренне противоречивом представлении о личности как о субъекте прав. Антропологическая основа тезиса о правах — представление о неких изолированных, самодостаточных, разобщенных индивидах, стоящих вне общества и в полной мере наделенных инструментальным разумом и автономией — неадекватна. Представление о личности как о субъекте прав приводит к акцентированию неполитических форм свободы (негативной свободы), к упрощенному представлению о политической идентичности, факторах политической деятельности, этической жизни. Между тем индивиды существуют в историческом и социальном контексте; объединяются в сообщества, внутри которых и обретают свою индивидуальную и коллективную идентичность, язык, мировоззрение, моральные категории и т.д.
Социальное эмпирически предшествует индивидуальному. Либералы не видят в сообществах самостоятельного источника ценностей и не признают существования общественных обязанностей и добродетелей (лояльности, гражданской добродетели), отличающихся от обязанностей перед другими, являющихся выражением абстрактного человеколюбия.
Признаваемые либералами как универсальные нормы по причине того, что основаны на всеобщности человеческих качеств (достоинства или моральной автономии), в действительности — частные нормы, общепринятые в рамках отдельных сообществ. Индивиду негде искать прочных устоев для своих моральных суждений, кроме как в том сообществе, к которому он принадлежит. Не существует обязанностей, которые налагались бы абстрактной принадлежностью к человеческому роду, есть только обязанности, относящиеся к человеку как члену сообщества: истинным основанием моральной теории является сообщество, его благо, а не индивид со своими правами. Сами права индивидов действительны лишь в той степени, в какой они вытекают из общего блага.
Идея моральных прав есть универсализм, абстрагирующийся от сообщества — реальной основы моральных требований. На базе общих представлений о благой жизни, в рамках реально существующего этико-политического сообщества (обладающего той или иной конкретной политической культурой) можно прожить осмысленно нравственную жизнь, познать истинную свободу. Свобода в первую очередь должна быть соотнесена не с изолированным индивидом, а с обществом, являющимся той средой, где происходит индивидуализация — со структурами, институтами, обычаями более широкого социального целого. Гражданские добродетели, а не негативная свобода, общее благо, в отличие от прав, демократическое участие, а не права индивидов (и соответствующая им политическая культура антагонистического типа) предполагают ответственное отношение всех членов общества к своим гражданским обязанностям, распространяющееся на общественные институты всех уровней, налагающее определенный отпечаток на характер, привычки, моральные чувства каждого из граждан.
В чистом виде либерализм ведет, в конечном итоге, к политическому порядку, в котором возможности для проведения своих интересов получают наиболее приспособленные, ресурсно (в том числе технологически) оснащенные политические акторы. По словам И.Шапиро, подобно тому, как хозяйственные рынки откликаются лишь на реальный (платежеспособный) спрос, политический процесс реагирует лишь на высокоорганизованные группы интересов (истеблишмент, бизнес, ВПК). «И подобно тому, как у многих есть потребности, для выражения которых через рынок они не располагают необходимыми экономическими ресурсами, точно так же многие, имея интересы, не имеют ресурсов, чтобы выразить их через организованные политические группы интересов».
В этих условиях реальный процесс принятия политических решений не отвечает представлениям о равенстве возможностей влияния на политические события основных социальных групп.
Из отношений властвования невозможно исключить момент легитимации такого политического порядка, в котором интересы одних удовлетворялись бы в той же мере, что интересы других. Политические технологии в данном контексте выступают инструментом манипуляции политическим поведением масс, средством легитимации нарушающих принципы социальной справедливости политических событий, действий, проектов.
Однако при наличии соответствующей политической воли, опирающейся на идеи социальной справедливости, политические технологии могут быть поставлены на службу истинно демократическим ценностям. Идея постепенной социальной инженерии, состоящая в увязывании знания структуры действия, его технологии, с предсказуемостью результата, опираясь на допущения регулярности, нормосообразности социальной реальности, не может обеспечить окончательный заслон возникновению иррациональных политических практик.
Доктринальная система, выражающая ценностную природу человека, не противопоставляющая целевую и ценностную рациональности социального действия, может стать препятствием возникновению иррациональных политических практик.
Цена: 0 руб.
|