Разразившийся глобальный кризис обнаружил совершенно неожиданно глубинную, человеческую (не побоюсь сказать – духовную) сущность современного экономического миропорядка. Все в современной финансовой системе, оказывается, держится на доверии, на убеждении, что тебя не обманут, что все институты, с которыми ты вступаешь в денежные отношения, будут верны этим обязательствам.
Уже Макс Вебер знал, что капитализм вырастает не просто из чувства собственности, из культа денег и страсти к наживе, из способности людей к накоплению, к сбережению, но, прежде всего, из особого мироощущения, из сакрализации всех тех человеческих качеств, на которых держится кредит и вообще вся система финансовых отношений, – профессиональном долге, бережливости, верности своему слову, сознательности, дисциплинированности, честности работника. Единственное, что не видел исследователь духа капитализма Макс Вебер и что бросается в глаза в условиях современного глобального, прежде всего, финансового кризиса, так это фундаментальное значение доверия населения, всех агентов экономической деятельности к своему государству как гаранту прочности их национальной валюты и сохранения всей сложной системы взаимных обязанностей в обществе.
Не согласен с нашими «левыми», которые полагают, что нынешний глобальный финансовый кризис знаменует приближение конца капитализма. Ничего подобного. Как выяснилось, сегодня государство становится одним из главных инструментов рыночной экономики, оно превращается из ночного сторожа в директора по технике безопасности, который имеет право в любую минуту вмешаться в технологический процесс, если возникает угроза для жизни его участников.
Нынешний кризис реабилитировал и государство, и его право во имя национальных интересов вмешиваться в экономику.
Курс Рузвельта становится сегодня курсом глобальной экономики. Все те меры, которые в условиях великой депрессии начала 30-х прошлого века воспринимались как чрезвычайные меры – идея баланса интересов бизнеса и общества, прямое вмешательство государства в экономику, ограничение волчьих аппетитов крупного бизнеса, – становятся нормой существования и развития современной рыночной экономики. Как выяснилось, современная банковская система вообще не может существовать без финансовой и, что интересно, моральной поддержки государства. Не будь сейчас в России ручного управления экономикой, наша банковская система точно бы обанкротилась. Но если финансы, деньги – это кровь современной экономики, то получается, что доверие населения к государственным институтам, лежащая в его основе стабильность, эффективность политической системы, является сердцем современного капитализма, современного рыночного хозяйства.
Понятно, к чему я клоню и почему я уделяю такое большое внимание проблеме доверия населения к своему государству во время кризиса. Не надо быть специалистом по России, чтобы знать, что ее слабым местом, по крайней мере, в последние сто лет, является дефицит доверия населения к государству.
Сам тот факт, что наш фондовый рынок оказался куда более уязвим, чем европейский, что наша национальная валюта девальвировала в результате кризиса за несколько месяцев уже на одну четверть, говорит о том, что свою главную задачу, задачу восстановления доверия населения к государству, которое разрушилось вместе с распадом СССР, мы все же не решили.
С уроками великой депрессии начала 1930-х, с той истиной, что здоровая экономика держится на вере людей в будущее своей страны и на вере в дееспособность и эффективность своей власти, никто у нас в начале 1990-х не считался. И перестройщики, и реформаторы не понимали не только того, что без надлежащих условий для здоровой конкуренции частная собственность не работает, но и того, что собственник, не верящий в будущее своего государства, в жизнеспособность сложившейся политической системы, никогда не будет делать свое дело всерьез и надолго. Что наша так называемая оффшорная аристократия, которая, как Роман Абрамович, живет в России вахтенным методом, является порождением дефицита доверия к государству. О каком нормальном капитализме может идти речь в стране, где те 5% населения, которые владеют 90% национального богатства, не доверяют ей ни свои капиталы, ни своих детей, ни своей семьи.
Но тогда никто еще не мог предвидеть, что грядет разрушение СССР, всех прежних государственных структур, что руководство новой, уже демократической России проведет свою собственную конфискацию вкладов населения России. Кстати, сам факт, что реформаторская команда Ельцина не пошла даже на формальную индексацию вкладов населения, говорит о полном ее неведении о природе и духовных, человеческих основаниях капитализма, то есть о той экономике, которую они якобы хотели построить.
Отсюда, кстати, и наш криминальный капитализм, где каждый, вступающий в финансовые отношения с партнером, видит в нем возможного «кидалу».
Никто из сторонников реставрации в России капитализма и рыночной экономики, в том числе и автор этих заметок, не понимал, что в условиях такой глобальной трансформации, какой является переход от коммунизма к демократии, то есть в условиях смуты, резкого возрастания неопределенностей, ломки прежних взглядов и представлений о жизни, в принципе невозможно создать полноценную рыночную экономику.
Теперь, кстати, понятно, почему китайская рыночная экономика, вырастающая в рамках единовластия КПК, оказалась прочнее, чем наша рыночная экономика, формирующаяся в условиях демократии, свободы слова. И дело не только в том, что китаец по своей психологии более предрасположен к предпринимательской деятельности, чем русский. Сохранившаяся в Китае жесткая политическая конструкция обеспечивала правопорядок, противодействие неизбежному в условиях перехода к рынку росту преступлений на экономической почве. А у нас, как мы помним, в начале 1990-х морально и идеологически поощрялось любое обогащение, даже откровенная коррупция и незаконное присвоение национального достояния, лишь бы оно увеличивало количество собственников. Чисто идеологический подход к превращению плановой экономики в рыночную привел к реабилитации воровства и коррупции как ускорителей этого, как тогда казалось, исторически прогрессивного процесса. Как я помню, в начале 1990-х некоторые члены Президентского совета при Ельцине всерьез утверждали, что без воровства в России не построишь быстро капитализм.
Кстати, фундаментальная недооценка духовных, моральных основ капитализма нашими реформаторами происходила из их исходной марксистской закваски. Они считали, что все же главной движущей силой формирования капитализма является жажда обогащения, что основная их задача состоит в том, чтобы запустить в дело механизм частной собственности. Кстати, справедливости ради надо сказать, что и «вашингтонский обком партии», все многочисленные советники Гайдара не видели угрозы возрождающемуся русскому капитализму, связанные с беспределом преступности и со смутой начала 1990-х.
Это несомненный факт, что усилия Путина и его команды по укреплению властной вертикали, основ политической стабильности укрепили наш капитализм, многое дали для восстановления у много раз обманутого населения России доверия к власти. В духовном, человеческом отношении наша рыночная экономика сейчас куда прочнее, чем она была в 1990-е. В данном случае особенности российской политической культуры – и наш российский патернализм, и наш российский моноцентризм (то есть запрос на послереволюционную стабилизацию в русском смысле этого слова) – сработали во благо рынка.
Но в то же время, на мой взгляд, нельзя переоценивать и морально-психологические результаты восьми (теперь уже – девяти) лет путинской эпохи. Вообще, надо понимать, что доверие населения к власти, к своему государству нельзя установить раз и навсегда, что оно должно воспроизводиться ее деятельностью ежедневно и ежечасно. Не следует забывать об уроках неподготовленной монетизации льгот. Позитивные перемены, произошедшие в эпоху Путина, видны тем, кто помнит о хаосе и разрухе первой половины 1990-х, но они не видны вступившим в сознательную жизнь уже в новом тысячелетии. Вообще, люди быстро привыкают к хорошему. И даже среднее и старшее поколение. А потому ссылки на то, что в прошлом российскому человеку жилось еще хуже, не работают. Тем более, когда наше безумное телевидение, все наши телесериалы живописуют быт и жизнь тех не очень многих тысяч населения, которые купаются в роскоши и у которых есть все.
Надо учитывать еще и то, что слабость России всегда была не только в традиционном недоверии к власти, но и в привычках действовать на авось, не думая о том, что во имя мечты о лучшем будущем можно разрушить те блага жизни, которые уже есть сегодня. Эти две слабости русской души как раз и были благодатной почвой для различного рода политических авантюристов. Нельзя не принимать во внимание и то существенное обстоятельство, что рост благосостояния населения в последние годы происходил все же в основном за счет увеличения цен на нефть, а не за счет роста реального производства. Роль России в производстве наукоемких изделий в мире ничтожно мала. Слава богу, что мы вовремя опомнились и не дали разрушиться до конца нашему ВПК, полученному в наследство от СССР.
И теперь перед властью стоит сверхсложная задача – доказать России, что она может действовать эффективно и без нефтедолларовой халявы и в условиях дефицита бюджета и сжимания валютных резервов.
Настало время соотносить каждое слово руководителей страны, каждое их решение с резко возросшим общественным запросом на доверие к власти. Распад доверия населения к тому, что когда-то Глеб Павловский назвал «путинским большинством», сегодня столь же опасен, как и распад производства, рост числа безработных и неизбежный в этих условиях рост преступности. Близок к исчерпанию и такой морально-психологический резерв власти, как патриотические чувства россиян. Трудно говорить о патриотизме, о приоритете национальных интересов с людьми, которые потеряли работу, которые живут впроголодь, тем более в стране, где так много людей обладают сказочными богатствами.
Очевидно, что идеология государства в условиях кризиса должна коренным образом отличаться от идеологии и идеологической работы государства в обычных условиях. Пиар мог подменять реальную политику только в условиях бесконечных долларовых вливаний в экономику извне. Теперь должна быть политика правды, ежедневного диалога с населением о переживаемых трудностях, их возможных последствиях и путях их преодоления. Теперь руководители страны все чаще и чаще должны появляться в районах, страдающих от кризиса, быть ближе к простому человеку. Наконец-то (лучше позже, чем никогда) на нашем телеэкране должен появиться простой русский человек с его незамысловатой жизнью и простыми житейскими заботами.
И не надо думать, что эффективное, неизбежное в этих условиях ручное управление экономикой может заменить эффективную идеологию. Напротив, один неверный шаг в пропаганде, как-либо оскорбляющая достоинство людей ложь может привести к обесцениванию десятков успешных экономических решений.
Доверие населения к власти можно сохранить только в том случае, если общество увидит, что беды и трудности кризиса распределяются в равной мере на все слои населения, что богатые тоже что-то теряют, чем-то поступаются. Чтобы сохранить доверие населения к власти, необходимо делать то, чему она раньше по разным причинам меньше уделяла внимания, – активизировать борьбу с наркоманией, с детской беспризорностью, с преступностью и, наконец, с коррупцией.
Конечно, нынешний кризис при выверенной работе административного аппарата, наших СМИ может способствовать и оздоровлению морально-психологической ситуации в России. Нельзя не видеть, что халява эпохи высоких цен на нефть развратила не только предпринимательское сословие, чиновничество, но и население России в целом. В России в последние годы произошло полное обесценивание физического труда и, прежде всего, труда в реальном секторе экономики. Идея успеха у нас целиком оторвалась от профессионального мастерства, от процесса самосовершенствования работника. Но отрезвление и оздоровление общества будет возможно только тогда, когда и власть начнет более критично относиться к своей былой управленческой деятельности, более смело и открыто судить о своих былых просчетах и ошибках.
Власть, которая убеждена в своей изначальной непогрешимости, не в состоянии призвать население к трезвости и самокритике.