Актуальность идей «государственного вмешательства» в экономику. Глобальный экономический кризис вызывает новые ощущения и вечные вопросы типа «Кто виноват?» и «Что делать?». На сегодняшний день либерально-экономические идеи, и ранее не очень популярные на постсоветском пространстве (да и в социал-демократической среде Евросоюза), подвергаются критике с новой силой и в различных формах: от движения «OccupyWallStreet» в Америке до известной «мантры» типа «Во всем виноват Чубайс». Вместо эгоцентричного либертарианства выкрикиваются или выдвигаются различные идеи, нацеленные на усиление роли государства в экономике и в социальной сфере.
В обобщенном виде эти идеи известны под терминами «дирижизм», «патернализм» и, в наиболее систематизированном виде, «кейнсианство». Интерес к более сильной роли государства в экономике также объясняется и подпитывается интеграционными процессами в форматах Таможенного союза (ТС), ЕЭП, ЕврАзЭс и Евразийского союза. Этого требуют также различные общественно-политические силы в России и ближайшие соседи по СНГ и ЕЭП. Нередко и противники, и сторонники «дирижизма» приводят опыт Беларуси.
В этом контексте белорусская социально-экономическая модель — «социально ориентированная рыночная экономика»1 — представляет особый интерес для анализа, поскольку вышеупомянутые идеи сильного государственного вмешательства здесь настойчиво и последовательно реализуются уже около двух десятков лет. После драматичного 2011 года белорусскую модель трудно считать образцом для подражания. Но, тем не менее, для не ангажированных специалистов она по-прежнему является довольно интересным «кейсом», особенно в социальной сфере и в реальном секторе.
Теоретическая база неосоциализма: от марксизма-сталинизма и «развитого социализма» — к стихийному кейнсианству. Анализ постсоциалистических национальных экономических моделей приводит к выводу, что они прошли именно такую эволюцию (марксизм-сталинизм — «развитой социализм» — кейнсианство) и до сих пор сочетают признаки этих доктрин.
Теоретической основой белорусской модели ранее, в самом начале ее становления, называли кейнсианство, ссылаясь при этом на опыт Ф. Д. Рузвельта и на его «новый курс» по выведению США из Великой депрессии. Позднее президент А. Лукашенко, характеризуя свой экономический курс, стал говорить о том, что «мы шли от жизни» и, конечно, «от интересов народа».
В 1994 году президентская команда в Беларуси, как и в других странах СНГ, стремилась всеми доступными и известными средствами стимулировать экономический рост. Хорошее знание курса марксизма-ленинизма и истории КПСС, полученное в партшколах, армейская дисциплина советского социализма и планирования — вот подлинный теоретический багаж создателей суверенных национальных экономик в СНГ, включая «белорусское экономическое чудо». Неолиберальные теории не подходили по политическим причинам, да их в те годы практически никто не знал: лучшие кадры традиционно учились и оседали в Москве. А известны и доступны были только понятные административно-командные методы, директивное планирование, а также печатный станок, эмиссионные кредиты Нацбанка, инфляция.
Позже оказалось, что нечто подобное, действительно, предлагал Дж. М. Кейнс и на практике осуществил президент Ф. Д. Рузвельт в США в годы Великой депрессии. Так на смену «развитому социализму» пришло «стихийное кейнсианство».
Напомним основные наиболее популярные положения кейнсианства. Лорд Д. Кейнс в целом был настроен против системы рыночной саморегуляции, выступал за усиление государственного управления.
Денежная и кредитная эмиссия, дефицитный бюджет, инфляция для «разогрева» кризисной экономики. Р. Кейнс считал возможным печатать деньги без товарного или золотого покрытия.
Обеспечение полной занятости на основе общественных работ, высоких налогов (почти конфискационных — до 95% в Англии тех лет) и уже упоминавшейся денежной эмиссии, инфляции.

Национализация. Очень большое значение в белорусской модели имеют идеи Кейнса о желательности национализации промышленности и о связанной с этим «концентрации» и «канализации» инвестиций через решения госорганов. Государство должно взять на себя функции руководства и организации инвестиционными процессами.
Очень популярными в Беларуси, в отличие от других постсоветских стран, оказалось негативное отношение Кейнса к предпринимателям, спекулянтам, посредникам, финансистам. Лорду не нравилось, что они, оказывается, больше думают о своей прибыли, о наживе, а не о благе общества, не о поддержке обездоленных. Они столь «плохи и испорчены», что предпочитают вкладывать свои деньги в казино, а не в долгосрочные проекты.
Лорд предлагал упорядочить кредитно-денежную политику, подчинить ее государственному управлению с целью полной занятости и социальной справедливости.
 Лорду очень симпатична доклассическая трудовая теория стоимости, суть которой в том, что «все производится лишь трудом», а не капиталом. Кейнс считал, что «нет социального оправдания проценту», т. е. стоимости денег, а потому почти с марксистской ненавистью относился к капиталу, к банкирам, финансистам, фондовым биржам и спекулянтам.
Конечно, далеко не все оригинальные идеи и изящные высказывания Д.Кейнса воплощены в белорусской модели или в других постсоветских странах с аналогичными постсоветскими подходами к решению социально-экономических проблем. Например, не прижилось его позитивное отношение к независимым — от правительства — профсоюзам. (Правда, других профсоюзов — «зависимых» — тогда на Западе не было, это уже советское изобретение.)
Напомним, что в Англии и в США в 1930-е годы последовали меры правительства по серьезному расширению прав профсоюзов, дабы снять социальное напряжение и просоциалистические симпатии, а также содействовать повышению зарплаты рабочих и улучшению условий их труда путем давления на предпринимателей-капиталистов. Это также расширяло совокупный спрос вполне по-кейнсиански. Но в Белоруссии права профсоюзов не только не расширялись, но даже во второй половине 1990-х годов постоянно и существенно сокращались. В результате сложились напряженные отношения между Международной организацией труда (МОТ) и руководством Беларуси. (Так, включение Беларуси в так называемый специальный параграф ежегодного форума МОТ означает, что ситуация с правами профсоюзов в стране является «одним из тех серьезных случаев, которому МОТ должна уделять пристальное внимание», — комментарий исполнительного директора МОТ2.)
 Может возникнуть вопрос: «А причем же здесь кейнсианство?» Похожие идеи и методы мы встречали задолго до известных интеллектуальных трудов английского лорда: марксизм, ленинизм-сталинизм и т. п. Да, некое сходство есть... Но заявлять сегодня о своей приверженности идеям марксизма-ленинизма как-то «не комильфо» — другое дело «кейнсианство»! Если же серьезно, то здесь весьма уместна мудрая китайская поговорка: «Не важно, какого цвета кошка, важно, чтобы она умела ловить мышей».

Централизация. Практически все важнейшие решения принимает президент, и он же очень доходчиво разъясняет свои решения населению в прямом телеэфире, что вызывает симпатии у одних («батька») и раздражение — у других («диктатор»).
 Президентская «вертикаль власти», как таковая, известна во многих странах, в том числе в России. Но в Беларуси эта конструкция включает не только местные органы власти, но также руководителей крупнейших предприятий и организаций: ректоры вузов, директора предприятий, руководители банков, главные редакторы государственных СМИ и др. являются номенклатурой президента, губернаторов или председателей райисполкомов. При этом приставка «ОАО» или «ООО» перед названием предприятия (учреждения) не должна вызывать иллюзий.
 Столь высокую степень централизации и концентрации экономической власти в руках одного лица трудно объяснить только лишь экономическими соображениями. Оппозиция объясняет это особенностями авторитарного политического режима, особенностями характера личности президента и его стремлением обеспечить лично себе абсолютную власть во всех сферах. Президент открыто признает, что он часто занимается вопросами, которые должны решаться на более низком уровне, но он просто «вынужден» это делать по следующим соображениям:
— 15–17 лет назад было необходимо «сильной рукой» выводить страну из кризиса и концентрировать в руках государства все ресурсы, разваленные и почти разворованные «демократией»;
— опыт «либеральных реформ» и «шоковой терапии» в постсоветских странах (и в России) доказал свою ущербность, привел к взрывоопасной исключительно резкой социальной дифференциации общества, к формированию 10–20 олигархических кланов и к обнищанию половины населения;
— нельзя бросить белорусский народ в «стихию дикого рынка», надо о нем заботиться;
— необходимо обеспечить экономическую и политическую безопасность, обороноспособность и независимость республики.
В сфере экономической политики такая степень централизации означает, что руководители предприятий руководствуются (вольно или невольно) прежде всего «интересами государства», а не интересами своих предприятий. Например, в 2006 году в соответствии с решением правительства в виде «дополнительного платежа в бюджет» были изъяты накопленные белорусскими НПЗ финансовые ресурсы, которые могли быть использованы на финансирование инвестиционных программ. Так, ОАО «Нафтан» (Ново-полоцк) перечислил 448 585 млн руб., что на тот период составляло 208,6 млн долл. США, ОАО «Мозырский НПЗ» — 229 000 млн руб., или 106,5 млн долл. США3.
Позднее оказалось, что в результате очередной «углеводородной войны» с Россией этим когда-то богатейшим предприятиям и донорам бюджета… пришлось оказывать помощь из того же бюджета!
Но это уже другая история.

Государственная собственность как основа белорусской политико-экономической и социально-экономической модели. В Беларуси целенаправленно сохраняется очень высокая доля госсобственности. Госсектор представлен унитарными предприятиями, доминирующими в ключевых отраслях экономики (электроэнергетика, нефтепереработка, «оборонка», машиностроение, химическая промышленность), где доля государства превышает 80%. Кроме того, существуют смешанные акционерные общества с государственным контрольным пакетом акций. Лишь в торговле и в сфере бытового обслуживания доля приватизированных предприятий достигает 70%. Считается, что в соседних странах самые «лакомые куски» когда-то общенародной собственности достались олигархам, а простые люди и общество в целом от грабительской приватизации не только ничего не выиграли, но лишь стали беднее.
Отношение к приватизации у президента вполне логичное: «Зачем же я буду отдавать предприятие, которое эффективно работает? Пусть оно работает на народ, на бюджет»... В Беларуси формально существует институт «золотой акции», поэтому государство юридически сохраняет право решающего голоса даже в тех АО, где государству принадлежит 1–2% акций. Правда, список таких предприятий, составленный правительством, невелик и включает около 30–40 предприятий, а на практике конфликты такого рода крайне редки.
За последние годы опробованы такие методы деприватизации: передача акций государству в обмен на льготные кредиты; пересмотр «неправильной» процедуры приватизации в начале 1990-х годов; безвозмездная передача имущества акционированного предприятия государству и др. Оппозиционная пресса отмечает, что «власть демонстрирует завидную изобретательность по возвращению государству приватизированной собственности». Трудящиеся, получившие стабильный заработок на вновь государственном предприятии, довольны.
Целенаправленная «монополизация» как средство «наведение порядка», точнее — резкое ограничение числа конкурентов посредством лицензирования экспорта-импорта — превратилось в весьма существенный метод гос-управления. Цель — концентрация финансовых потоков у ограниченного числа субъектов хозяйствования, упразднение большого количества мелких негосударственных предприятий для «наведения порядка». Эта мера затрагивает самые прибыльные отрасли: экспорт-импорт нефти и нефтепродуктов, экспорт-импорт рыбы, сахара, алкоголя, табака и т. д. Распределяет экспортно-импортные квоты и лицензии администрация президента.
 Государственное планирование считается важным средством проведения государственной экономической политики. Наиболее серьезное значение имеет ежегодный «Прогноз социально-экономического развития страны» и «Основные направления денежно-кредитной политики». Прогноз развития народного хозяйства страны включает 16 основных макроэкономических показателей — от роста ВВП до роста средней зарплаты.
Выполнение прогнозных показателей — не просто ориентир для правительства и отраслевых министерств, а плановое задание. Если какой-либо министр или директор не выполнит этот «прогноз», он может лишиться своего поста, что нередко происходило в 1990-х и в начале 2000-х годов при подведении итогов в прямом телеэфире к восторгу зрителей.
Что дает такая схема выполнения плановых заданий? Во-первых, продукция все-таки производится, план выполняется, ВВП растет. Статистика ВВП и сферы производства учитывает не проданную продукцию, а произведенную. Во-вторых, рабочие таких проблемных предприятий все-таки получают зарплату, а не пособие по безработице. Нередки случаи, когда предприятия даже берут кредит для выплаты зарплаты, не дожидаясь реализации продукции, поскольку президент требует не допускать задержки в выплате зарплаты, а план-прогноз требует ее регулярного повышения. Понятно, что такая ситуация нередко ведет к ухудшению финансового положения некоторых предприятий, к росту складских запасов нереализованной продукции. Так, в производстве машин и оборудования — 89% (к среднемесячному объему производства), в производстве транспортных средств и оборудования — 97,3%. Но самые большие запасы товаров отмечаются в текстильном и швейном производстве — 147,1% — и в производстве кожи, изделий из кожи, производстве обуви — 165,7% к среднемесячному производству4.

«Селективная» экономическая политика. Несколько десятков «валообразующих» предприятий формируют «хребет» белорусского народнохозяйственного комплекса, и им уделяется особое внимание. В белорусском реальном секторе четко выделяются и сосуществуют две неравные части. Первая — это небольшая группа привилегированных предприятий (государственных или с долей государства в уставном капитале), их насчитывается примерно 200–250, в том числе 90 крупнейших валообразующих предприятий в промышленности и 11 — в сельском хозяйстве. Эта сотня «флагманов индустрии» обеспечивает примерно 60–65% ВВП и получает примерно 70–80% всех дотаций, субсидий, льгот: льготные кредиты, бюджетные дотации, льготное налогообложение, отсрочки по платежам в бюджет и т. п. За счет особого статуса они имеют реальную налоговую нагрузку на 10–15% ниже «остальных».
Главный аргумент в пользу такого «селективного» подхода: успехи или неудачи крупнейших предприятий серьезно влияют на экономику малой страны. Крупнейшие предприятия обеспечивают занятость огромного количества рабочих и служащих, обеспечивают заказами большое число смежных предприятий. Крупнейшие предприятия дают основные поступления в бюджет, что позволяет финансировать социальную сферу. Кроме того, многие страны, например, «тигры» Юго-Восточной Азии, практиковали такой подход для подъема «новых» отраслей.

Аграрная политика: «не хлебом единым жив крестьянин». Основной задачей государственной аграрной политики в АПК является достижение и поддержание «продовольственной безопасности» страны. Внутреннее производство должно обеспечивать 85% потребления по 9 важнейшим группам продуктов — зерну, картофелю, овощам, фруктам, растительному маслу, сахару, молоку, мясу, яйцу. Если эта задача решена, то все остальное — например, экономическая эффективность — имеет второстепенное значение. Хорошо бы, конечно, получать еще и прибыль, но со времен коллективизации в аграрном секторе это, скорее, приятное исключение, чем правило.
В основе механизма функционирования АПК, как и в годы СССР,— различные субсидии, дотации, льготы и т. п. По оценкам специалистов, всего в АПК применяется примерно 30 прямых и косвенных субсидий5. Общий объем средств этой господдержки оценивается в размере 3–4% ВВП, или 10-12% консолидированного бюджета. Но в бюджете отражаются отнюдь не все средства и методы. Перечень лишь основных видов сельхозсубсидий включает: прямые расходы из госбюджета (статья «расходы на сельское хозяйство»; средства республиканского и местных фондов стабилизации экономики производителей сельхозпродукции и продовольствия; кредиты по заниженным ставкам; списание долгов сельхозпредприятий; налоговые льготы; более низкие (льготированные) цены на горюче-смазочные материалы и др.; неденежные трансферты и спонсорская помощь.
 Зачем же долгие годы сохранять такие убыточные хозяйства и схемы? Дело в том, что колхозы и совхозы в СССР всегда являлись не только производственными единицами, но и разновидностью местной администрации и даже в какой-то степени общины или израильского кибуца: ликвидация крупных хозяйств фактически приведет к разрушению социальной сферы.
 В настоящее время в Беларуси происходит реформа аграрного сектора. Бывшие колхозы и совхозы объединены в агрохолдинги, в агропредприятия, но они по-прежнему выполняют также непрофильные, но необходимые населению социальные функции. Это — главная причина сохранения и очень медленного реформирования агросектора6.
На практике есть и такие схемы — на балансы крупнейших банков и госпредприятий РБ передаются убыточные сельскохозяйственные предприятия… Сельхозактивы на балансах банков появились в 2004 году: Президент издал указ о приобретении рядом банков убыточных предприятий7.
 Сложившаяся система субсидий приносит участникам как прибыль, так и убытки. Нельзя сказать однозначно, кто и сколько получает или теряет. Аграрный сектор субсидируется во многих странах. Особенностью белорусской модели на сегодняшний день является то, что субсидии выделяются вне зависимости от результатов работы. Субсидии направлены не на повышение эффективности работы или качества продукции, а на поддержку села и сельского населения, на поддержку сельского хозяйства вообще. Фонд заработной платы ряда сельхозпредприятий превышает объем производимой ими товарной продукции. Но продовольственная безопасность обеспечена.
Социальная ориентация белорусской модели была довольно очевидна до 2011 года, т. е. до внушительной девальвации белорусского рубля. Наглядно это проявлялось в следующем: сравнительно высокие зарплаты и пенсии (конечно, по понятиям СНГ); низкий уровень зарегистрированной безработицы; низкие тарифы и цены на услуги ЖКХ (благодаря госсубсидиям), сравнительно высокие социальные стандарты.
Достигалось это следующими мерами.
Зарплата и пенсии являются предметом государственного планирования: соответствующие показатели ежегодно рассматриваются руководством и включаются в государственный прогноз (то есть план) социально-экономического развития страны.
Президент лично контролирует эти вопросы и весьма требовательно подходит к случаям несвоевременной выплаты зарплаты, особенно на селе. Так, многие руководители, включая одного из премьер-министров, лишились своих постов за невыполнение плановых показателей в этой сфере. После отставки этого премьера его сменщик быстро «навел порядок» — правда, через 2–3 месяца долги по зарплате еще больше возросли.
Политика поддержания и постоянного повышения зарплат и пенсий имеет огромное социальное, политическое, экономическое значение. Социальный смысл понятен: люди живут лучше, причем положение белорусских пенсионеров традиционно считается (или считалось?) более обеспеченным по сравнению с соседними братскими странами. Общественно-политический смысл такой ситуации вообще очевиден: пенсионеры, особенно на селе, надежный электорат президента.
Но экономические последствия административного «накачивания» доходов населения довольно противоречивы. С одной стороны, высокие доходы вполне по-кейнсиански стимулируют совокупный спрос, что важно для реального сектора экономики. Внутренний спрос, в отличие от внешнего, гораздо меньше подвержен колебаниям конъюнктуры рынка, что убедительно показал пример Китая и др. стран в годы мирового кризиса. Но, с другой стороны, централизованное планирование повышения зарплаты, не увязанное с экономическими предпосылками, (производительность труда, конкурентоспособность продукции и др.), ложится серьезным — иногда непосильным — бременем на предприятия и на экономику в целом. Это крайне убедительно проявилось в валютно-финансовой сфере Беларуси в 2011 году. Рост зарплаты означает рост себестоимости продукции и снижение ее конкурентоспособности, причем очень часто — при прежнем качестве.

Социальная функция крупных государственных предприятий. Со времен СССР крупнейшие предприятия выполняют социальные и градообразующие функции: обязаны создавать и содержать детские сады и ясли, общежития, теплоцентрали, жилищно-коммунальное хозяйство. В России приватизированные предприятия, главным образом, отказались от этих непрофильных и неприбыльных функций: детские сады, ЖКХ и др. были переданы местным органам власти с их небогатыми бюджетами. Это во многих небольших городах привело практически к разрушению социальной сферы.
В Белоруссии многие предприятия по-прежнему выполняют непрофильные социальные функции, что ухудшает их финансово-экономические показатели, но сохраняет, в целом, приличный уровень социального обслуживания как работников предприятия, так и всех жителей данного города или района. Местные органы власти далеко не везде могут обеспечить содержание данных объектов на приемлемом уровне.
Устойчивое, сбалансированное развитие кейнсианской постсоветской модели (понимаемое как ее имманентная способность к бескризисному саморазвитию и саморегуляции) весьма проблематично. В Беларуси практически не развиты такие институциональные предпосылки и структуры, которые обеспечивают такое развитие и саморазвитие: фондовый рынок, институт банкротства и др.
Сегодня практически нет объективных рыночных индикаторов и механизмов «самонастройки» экономических процессов. Возможно, столь жестко управляемая из единого центра социально-экономическая модель является оптимальной для выхода из кризиса, как и «новый курс» Ф. Рузвельта... Идеи кейнсианства — точнее, практика «ручного управления» экономикой, основанная на этих идеях, — препятствуют интеграции постсоветских стран в мировое хозяйство. Административное вмешательство правительства (протекционизм, ограничения свободы экономического поведения, ограничения на рынке ценных бумаг, льготы, субсидии) создает квазирыночные условия, весьма отличные от мировой экономики. Но это же обстоятельство — «уникальность, автономность, оригинальность» национальных моделей — несколько защищает национальную экономику от прямого воздействия мирового финансового кризиса. От косвенных же последствий этого кризиса местная самобытность защитить не может.
Полноценное, органичное участие данных моделей в современных интеграционных процессах весьма затруднено, что приходится учитывать в различных интеграционных конструкциях на постсоветском пространстве. Разумеется, внешняя торговля вполне возможна, но торговля — это еще не интеграция, что хорошо известно со времен финикийцев...

«Путин 2.0» и перспективы белорусской модели. Некоторые изменения в белорусской модели объективно неизбежны в настоящее время. И они происходят, прежде всего, по необходимости приспособления «пользователя» — т. е. белорусской элиты — к новой операционной системе «Putin 2.0 ExportEdition».
Во-первых, своего рода «интернет-браузерами» для связи с внешним миром в этой «опер-системе» является, прежде всего, наднациональный Таможенный комитет и, вероятно, другие наднациональные органы ЕЭП. Это — некие обезличенные механизмы, «операционные системы», с которыми просто приходится работать, вне зависимости от симпатий или антипатий.
«Ручное управление» уходит в прошлое — как и клинопись, как чистописание гусиным пером по бумаге.
Во-вторых, государство просто не имеет возможности продолжать практику «ручного управления», субсидий и льгот в прежних масштабах.
В-третьих, давно назрела необходимость серьезной либерализации частного бизнеса: сегодня он просто уходит «в тень» или за границу и вообще не платит налоги. Только малый бизнес может серьезно содействовать разрешению растущих проблем безработицы, особенно в регионах.
Следует ожидать некоторого снижения налоговой нагрузки, что связано с необходимостью повышения конкурентоспособности белорусских товаров, с интеграционными процессами в рамках ЕЭП. В РФ и Казахстане общий уровень налоговых изъятий составляет примерно треть ВВП, в Беларуси — чуть меньше половины, т. е. на 10–15 процентных пунктов выше.
Сегодня эта разница сглаживается во внешней торговле низким курсом белорусского рубля, но введение единой валюты упразднит валютный, курсовой фактор конкурентоспособности.
Данная модель почти идеально соответствует сложившейся политической системе, в высшей степени централизованной и персонифицированной. Экономическая модель служит основой данной политической системы — и наоборот. Она очень подходит для мобилизации и концентрации всех ресурсов в случае чрезвычайных ситуаций — например,мировой кризис или агрессия. Именно поэтому данную модель некоторые называют «мобилизационной экономикой».
Это — главные и вполне достаточные факторы очень длительного ее существования.